Государственный университет

Высшая школа экономики
2001

 

Ю.М.Самохин

Экономическая история России

содержание

 

Рецензент — доктор экономических наук Ю.А. Горшков

 

Часть 2

Развитие капитализма
в России

(60-е годы XIX в. — 1917 г.)

Вторая половина XIX в. характеризуется проведением в России либеральных реформ, существенно изменивших все стороны жизни общества, энергичным развитием капиталистической экономики и насильственным присоединением значительных территорий.

Вслед за отменой крепостного права царское правительство было вынуждено провести ряд буржуазных реформ. Были введены местное самоуправление, суд присяжных, всеобщая воинская повинность, реорганизованы системы просвещения и финансов.

К сожалению, ни одна из этих реформ, несмотря на их значимость для дальнейшего развития страны, не была последовательно доведена до логического завершения. Основной причиной этого была, конечно, незыблемость самодержавия. Незавершенные преобразования осложнялись, как это нередко случается в истории, контрреформами. Так, на смену либеральным реформам 60—70-х годов, проводимых Александром II, после его гибели пришли “реформы наизнанку” Александра III. Справедливости ради надо отметить, что проводя контрреформы в области социальных отношений, Александр III в области финансовой политики проводил прагматическую линию в интересах российского предпринимательства и модернизации экономики. Ее главным инициатором и проводником выступал С.Ю. Витте, пожалуй, наиболее талантливый хозяйственный руководитель за всю историю России.

 

Глава 5

“Великие реформы”

 

Крестьянская реформа. Поражение в Крымской войне лишний раз подтвердило необходимость ликвидации крепостничества.

Весной 1856 г. Александр II, выступая перед дворянством Московской губернии, заявил, что лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться, когда оно начнет ликвидироваться снизу. Прелюдией реформы послужили события, направленные на демократизацию всего общества, — амнистия, коснувшаяся 9 тыс. заключенных, в том числе декабристов и петрашевцев, снятие различных запретов, введенных при Николае I, отмена военных поселений, разрешение свободной выдачи заграничных паспортов, ослабление цензуры. Именно тогда впервые зазвучали слова “перестройка”, “гласность”, так знакомые современникам 1980-х годов.

Реформа готовилась сначала тайно, так как царь не был уверен в поддержке дворянства. Но в 1857 г. удалось добиться согласия дворян Виленской, Ковенской и Гродненской губерний на раскрепощение крестьян, где и был проведен “эксперимент” по освобождению крестьян без полевого надела, но с правом выкупа усадьбы. Дело сошло с мертвой точки.

С 1858 года работа пошла по всем губерниям и в отличавшемся крайней консервативностью Главном комитете по крестьянскому вопросу; ни нарождавшаяся торгово-промышленная буржуазия, ни крестьянство к подготовке реформы допущены не были. Наиболее принципиальный вопрос реформы по предложениям Н.А. Милютина, В.Н. Позена, Я.И. Ростовцева был решен царем в пользу выкупа крестьянами земельных наделов с долгосрочными выплатами.

Достаточно сложно было определить норму земельного надела, так как ценность земли определялась природными особенностями. Наряду с этим необходимо было учитывать ряд социальнополитических факторов. Так, в ряде губерний сложилось общинное землепользование (земля периодически перераспределялась между членами общины), в других — подворное (земля была закреплена за хозяином двора и не перераспределялась). В западных областях Украины и Белоруссии землепользование вызывало национальные и конфессиональные проблемы: земля принадлежала, как правило, полякам — католикам, а обрабатывали ее в основном батраки и арендаторы из украинцев и белорусов, как правило, православных. Поэтому для каждой территории необходимо было разработать местное положение, учитывавшее ее особенности.

Объявленное 19 февраля 1861 года “Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости” непосредственно затрагивало 22,5 млн. помещичьих крестьян и 110 тыс. дворян- душевладельцев. Оно состояло из трех частей: (1) упразднение личной зависимости крестьян от помещиков, (2) наделение крестьян землей и определение крестьянских повинностей и (3) выкуп крестьянских наделов.

Формально крестьянин получал гражданские права — личную свободу и право распоряжаться своим имуществом. Он мог самостоятельно заключать сделки, открывать предприятия, переходить в другое сословие. Все это предоставляло возможность развития крестьянского предпринимательства, способствовало росту отхода крестьян на заработки, а в целом давало сильный толчок развитию капитализма в пореформенной России.

Наделение землей многомиллионного населения задача бесконечно сложная. Гораздо проще было провести эту операцию для общин, объединявших тысячи людей, чем для каждого индивидуального человека. Это было удобнее и с технической, и с административно-полицейской точек зрения и получило мощную поддержку со стороны любителей старины — славянофилов. Поэтому императорским указом землей наделялась община (сельские и волостные сходы во главе со старостами и старшинами), распределявшая ее; та самая община, которая исключительно усилилась после опричного переворота Ивана Грозного. Без согласия общины крестьянин не мог ни продать, ни передать землю, ни уйти из деревни. Во главе общины стоял выбранный на три года староста; помещик имел право отвода старост и других лиц в руководстве общины. Община несла круговую поруку за уплату податей.

До выкупа земли вся она оставалась собственностью помещика, крестьяне оставались “временнообязанными” и должны были отбывать барщину и оброк. Принципиальное отличие нового состояния крестьян от крепостного заключалось лишь в том, что обязанности крестьян стали четко определены законом и ограничивались во времени.

Размеры крестьянского надела и повинностей по каждому имению должны были быть раз и навсегда определены по соглашению крестьян с помещиком и зафиксированы в “уставной грамоте”. Согласование этих грамот было основной заботой “мировых посредников”, назначаемых Сенатом из числа местных дворян-помещиков.

Земельные наделы были установлены разными в различных зонах страны и внутри них в зависимости от качества земли и других условий. Наделялись землей только мужчины — “ревизские души”. Дворовые слуги и “месячники” вообще не получили земли. Большую сложность представляло определение величины земельного надела; для Нечерноземья и Черноземной зоны этот вопрос решался по-разному. В нечерноземных губерниях в пользовании крестьян оставалось почти столько же земли, сколько и прежде. В черноземных же был введен сильно уменьшенный душевой надел: по закону — 3-4,5 дес., фактически — 2,5-3 дес. При пересчете на такой надел у крестьянских общин отрезались “лишние” земли. В числе “отрезков” нередко оказывались лучшие и необходимые для крестьянского хозяйства земли — луга, водопои, прогоны для скота, которые община вынуждена была в течение многих последующих лет арендовать у помещиков. К тому же, чередуясь с крестьянскими наделами, отрезки создавали крайне неудобную для них чересполосицу.

В нечерноземных губерниях проблема была иной и связана с определением выкупной суммы. Если в черноземных землях величина выкупа определялась по доходности земли, и это вполне устраивало помещиков, то в Нечерноземье помещики давно уже жили в основном не с доходов от своих бедных земель, а за счет оброка, который платили крестьяне из своих сторонних заработков. В результате поисков компромисса в пользу помещиков выкупная сумма за землю в Нечерноземье 342 руб. за десятину почти вдвое превышала ее рыночную цену — 180 руб. (выкупная сумма, полученная за всю землю, составила в конечном счете 867 млн. руб. при ее рыночной стоимости в 544 млн. руб.). Фактически помещики получили выкуп не только за отдаваемую крестьянам землю, но и за их личное освобождение.

Выкуп усадьбы был обязательным, выкуп же надела зависел от обоюдного согласия крестьянина и помещика. Величина выкупа равнялась в среднем размеру капитализированного оброка при 6% годовых. Крестьяне, получившие полный надел, выплачивали непосредственно помещику (сразу, в рассрочку или путем отработки повинностей) 20% всего выкупа. Оставшиеся 80% выкупной суммы царская казна выплатила помещикам в виде ценных бумаг под 5% годового дохода. Сумма, выплаченная государством помещикам, была объявлена крестьянским долгом казне с рассрочкой на 49 лет из расчета 6% годовых (т.е. крестьяне должны были выплатить 294% выкупной суммы). Эти выплаты были прекращены только в 1906 году. К этому времени крестьяне выплатили государству около 2 млрд. руб., т.е. в четыре раза больше рыночной стоимости земли в 1861 г.

По соглашению с крестьянами помещик мог отказаться от выкупа, “подарить” крестьянам землю, но в размере лишь одной четверти от их законного надела (“дарственный надел”), а остальную землю забрать себе. Такие наделы получили более 500 тыс. крестьян, в основном в Поволжье и на Украине. Судьба их печальна: очень скоро села “дарственников” на своих крошечных наделах обнищали.

К 1863 г. закончилась аграрная реформа и в удельных (дворцовых) хозяйствах. Все дворцовые крестьяне были переведены на выкуп, который они должны были, так же, как и помещичьи, выплачивать в течение 49 лет; величина выкупа фактически соответствовала выплачивавшемуся раньше оброку.

Наконец, к 1886 г. были переведены на выкуп и государственные крестьяне. Они обязаны были выкупаться целыми селениями с единовременной выплатой всех сумм.

Предоставив крестьянам законную возможность независимого владения землей, реформа 1861 г. в то же время привела к их фактическому обезземеливанию. При необходимости иметь от 8 до 10 дес. земли в зависимости от ее плодородия большинство крестьян получили 2-4 дес. В то время как, по подсчетам специалистов, для нормального существования семьи из 6 ч. в нечерноземной полосе требовалось 8,5 дес. пашни, 1,5 дес. луга, 0,5 дес. огорода, т.е. всего 10,5 дес. К тому же, поскольку практическое выделение участков было возложено на помещиков, за ними остались лучшие земли, выгоны, водопои. Права крестьян на землю были ограничены и властью общины. Наконец, крестьянину фактически не дали и права передвижения до окончательного расчета с государством за выкупленную землю. Таким образом, реформе не удалось сделать из крепостных крестьян независимых земельных собственников.

Крестьянская реформа получилась не такой, как ее предлагали передовые мыслители того времени — А.И. Герцен и Н.Г. Чернышевский, поскольку была ориентирована на интересы помещиков, а не крестьян. И все же она имела огромное историческое значение, так как открыла перед Россией перспективу развития капиталистических отношений.

Несмотря на проведенную реформу, феодальные отношения просуществовали в стране, конечно, еще долго — оставались громадные латифундии, вся деятельность в деревне контролировалась поземельной общиной, вместо своей земли крестьяне получали общинные наделы; в социальной сфере сохранялась сословность, в политической — самодержавие.

Выкупная операция представляла особую форму первоначального накопления капитала помещиками. В то же время выкупные платежи, которые государство в течение многих лет выкачивало из деревни, забирали все накопления в крестьянских хозяйствах, мешали им перестроиться и приспособиться к рыночной экономике, удерживали русскую деревню в состоянии нищеты.

Либеральные реформы 60—70-х годов. Вскоре после крестьянской реформы была проведена реформа местного управления — законом 1864 г. в 34 губерниях страны, где было упразднено крепостничество, вводилось земское самоуправление. Оно учреждалось для руководства хозяйственными делами — строительством и содержанием местных дорог, школ, больниц, богаделен, для организации продовольственной помощи населению в неурожайные годы, для агрономической помощи и сбора статистики.

Распорядительными органами земства были избираемые каждые три года губернские и уездные земские собрания, а исполнительными — губернские и уездные земские управы. Земства, существовавшие на определенные налоги с населения, нанимали на службу земских врачей, учителей, землеустроителей и прочих специалистов. Депутаты земских собраний (“гласные”, т.е. имевшие право голоса) собирались раз в год для утверждения отчетов о земской деятельности и бюджета; никакого вознаграждения за это они не получали в отличие от членов земских управ, считавшихся служащими земства; все земские учреждения находились под контролем местной и центральной администрации — губернаторов и министра внутренних дел.

Вскоре после земской реформы в стране была проведена реформа городского управления (1870 г.). В 509 городах взамен существовавших раньше сословных городских управлений избирались каждые четыре года органы городского самоуправления — городские думы, которые, в свою очередь, выбирали членов городской управы и городского голову. Их попечительству подлежали вопросы благоустройства, образования, медицинского обслуживания, местной торговли, общественного порядка и благотворительности, санитарной и пожарной охраны в городах.

Одновременно с земской реформой в 1864 г. была проведена судебная реформа. Россия получила новый суд — бессословный, гласный, состязательный, не зависимый от администрации. Центральным звеном нового судебного устройства был окружной (в каждой губернии) суд с 12 присяжными заседателями, адвокатами и прокурором. Судебные заседания стали открытыми для публики.

Разбором мелких дел и гражданских исков до 500 руб. занимались мировые судьи, избираемые земскими собраниями или городскими думами на три года. Председатели и члены окружных судов утверждались императором, а мировые судьи — Сенатом, и после этого их не могли уволить и даже временно отстранить от должности. Этим, конечно, повышалась независимость судов.

В те же годы была проведена реформа образования. В городах были созданы начальные народные училища и реальные (с техническим уклоном) училища, выпускники которых допускались только в технические высшие учебные заведения; классические же гимназии давали права поступления без экзаменов в университеты. В 1863 г. была восстановлена автономия университетов, провозглашенная в 1803 г. и урезанная Николаем I. Наконец, в 1869 г. в России были созданы первые женские учебные заведения с университетскими программами.

Ряд важных реформ был проведен в армии. В 1874 г. была отменена рекрутчина и установлена всеобщая воинская повинность. Все здоровые мужчины, достигшие 20 лет (позднее — 21 года), должны были служить. На практике призывалась лишь четверть лиц, достигших призывного возраста. До половины освобождались по семейному положению — единственный сын, тот, у кого служил или служит старший брат, и т.п. Наряду с этим сохранялись льготы для дворян, купечества, духовенства. Срок службы определялся образованием: без образования — 6 лет в действительной службе и 9 лет в резерве, на флоте соответственно — 7 и 3 года; для окончивших начальную школу срок службы сокращался до 4 лет, гимназию — до 1,5 лет, университет — до полугода.

Развитие капиталистического хозяйства, индустриализация страны невозможны без привлечения значительных капиталов, но частный капитал не мог осуществлять инвестирование производства без хорошо налаженной кредитной системы. Поэтому наряду с другими реформами насущной стала реформа финансовой системы.

В 1860 г. был основан Госбанк России (на базе старых Заемного и Коммерческого банков) для нужд казны и ипотечных операций (ссуды помещикам под залог земли). Впоследствии (в 1882 г.) для этих операций были созданы два специализированных банка — Дворянский земельный банк, который на льготных условиях давал помещикам ссуды под залог земли, и Крестьянский поземельный банк, принимавший на комиссию землю помещиков для продажи крестьянам и, благодаря своей монополии, поддерживавший высокий уровень цен на земельные участки.

Для активизации сбережений населения в 1862 г. был принят Устав городских сберегательных касс, общее управление которыми возлагалось на Госбанк.

В 1862—1868 гг. по инициативе и под руководством государственного контролера В.А. Татаринова была проведена финансовая реформа, направленная на сокращение государственных рас - ходов. В ходе ее введена подробная роспись доходов и расходов по министерствам и их финансовый контроль, объявлен принцип гласности бюджета; все доходы необходимо было поместить в кассы казначейства, а не в ведомственные кассы. Единственным распорядителем бюджетных средств стало Министерство финансов. Общий итог этой реформы был очень ощутим — государственные расходы значительно сократились, что создало благоприятные условия для финансового оздоровления и последующих реформ.

Были упорядочены прямые налоги. В 1870 г. введен государственный налог на землю, который платили все собственники земли независимо от сословий — от 0,25 до 10 коп. за 1 дес. в зависимости от качества земли. Наконец, в 1863 г. отменены винные откупа. Вместо них введена система акцизов и патентных сборов. Несправедливость налогов, конечно, оставалась, поскольку основными статьями бюджетных поступлений были подушная подать (отмененная только в 1883 г.) и косвенные налоги.

“Великие реформы” 1860—1870-х создали рынок рабочей силы. Освобождение и расслоение крестьянства дали дополнительный толчок развитию капиталистического хозяйства. Наличие дешевой рабочей силы давало возможность получить более высокую, чем в развитых капиталистических странах того времени, норму прибыли. Отсюда — высокие темпы накопления капитала и развития хозяйства в пореформенный период.

Глава 6

Пореформенное развитие

(60-е годы XIX — начало XX вв.)

Развитие российской экономики во второй половине XIX в. характеризуется бурным ростом промышленного производства. Условия развития промышленности в России с самого зарождения отличались от западноевропейских. Особой его чертой, в первую очередь в отраслях тяжелой промышленности, была неразрывная связь с государственным аппаратом и государственной казной. Новые направления промышленного производства всегда возникали “по высочайшему повелению”, путем своеобразной “революции сверху”, в то время как в европейских странах мануфактуры и фабрики вырастали на цеховых традициях последовательным эволюционным путем.

С началом формирования в России капиталистических отношений роль государства в развитии промышленности еще более возросла. Крупнейшие заводы в стране к концу столетия принадлежали горному департаменту, морскому министерству и военному ведомству. Среди предприятий тяжелой промышленности первое место по объемам производства занимали казенные военные заводы. Казна владела многими железными дорогами, значительной частью речного транспорта, почтой и телеграфом.

Повышение роли государства в формировании новых отраслей промышленности во второй половине XIX в. — в период промышленного переворота в России было обусловлено недостаточными масштабами внутреннего накопления капитала и незрелостью частнокапиталистической промышленности, необходимостью для государства выполнять такие функции и задачи, которые в передовых капиталистических странах того времени брал на себя частный капитал.

Помимо создания новых производств в рамках государственного сектора, правительство стимулировало развитие крупного частного предпринимательства путем предоставления займов, кредитов и выгодных государственных заказов частным лицам и акционерным обществам. По сути, государство за счет налогово-финансовой системы выделяло средства нарождающейся русской промышленной буржуазии для строительства предприятий новых отраслей тяжелой и добывающей промышленности и железных дорог.

Особенно высокие темпы хозяйственного развития достигнуты с конца 80-х годов. Среднегодовые темпы роста экономики составляли с 1887 по 1900 гг. — 6,4%. Но по-прежнему “феодальной” оставалась деревня.

В этот период отмечен рост городского населения — с 5,7% в 1855 г. до 12,6% в 1897. Количество городов с населением свыше 50 тыс. жителей за тот же период утроилось — с 13 до 44. В то же время только 28% населения было к концу столетия грамотным.

Промышленность и транспорт. Отмена крепостного права вызвала кратковременную задержку в промышленном развитии страны: многие отрасли, прежде всего металлургическая промышленность, должны были перейти с принудительного труда на вольнонаемный. Но вскоре темпы промышленного развития восстановились.

К 80-м годам завершился промышленный переворот в важнейших отраслях — металлургии, горнорудной, угольной (в шерстяной, хлопчатобумажной, свеклосахарной это произошло раньше). Там стали преобладать паровые машины, разнообразные станки и оборудование. Возникли новые отрасли производства — добыча и переработка нефти, машиностроение, химия. Количество машиностроительных заводов с 1860 по 1890 гг. выросло с 92 до 338, а количество занятых на них — с 1,9 до 43 тыс. ч. Производство хлопчатобумажной продукции выросло за тот же период в 4,5 раза, стали и железа — в 4 раза, выплавка чугуна — в 2 раза, добыча угля — в 20 раз.

Наиболее быстро развивались нефтедобыча и нефтепереработка. На смену устаревшим способам добычи нефти из нефтяных колодцев пришла новая техника — бурение скважин и выкачивание нефти с помощью паровых двигателей. Добыча нефти возросла в сотни раз и достигла к 1890 г. 240 млн. пуд., а к концу века — 630 млн. пуд. Благодаря использованию исключительно производительных бакинских скважин Россия вышла по нефтедобыче на первое место в мире.

Изменилась география промышленности, появились новые районы промышленного производства: Донецкий и Кузнецкий бассейны — добыча угля и металлургическое производство, Прибалтика — химия, текстиль, машиностроение и судостроение, Закавказье — горное дело, нефтедобыча.

Возникли новые, более современные и высокопроизводительные центры угольно-металлургического производства в Донбассе и Криворожье. Таким образом, металлургия переместилась с Урала, где были старые казенные заводы, на юг Украины, где концентрировались вновь построенные частные заводы. За 1887—1899 гг. выплавка чугуна выросла в 5 раз — с 32,5 до 165,2 млн. пуд. В канун XX века Россия вышла в этой области на четвертое место в мире, обогнав Францию, Бельгию, другие страны с высоким уровнем промышленного развития.

Однако, ведущая роль в промышленности России 60—90-х годов оставалась за различными отраслями легкой промышленности (особенно текстильной и пищевой). В ней было занято более половины промышленных рабочих России.

И все же наиболее существенно для индустриализирующейся страны развитие машиностроения. Во второй половине XIX в. в России пущено множество разнообразных машиностроительных заводов. Среди крупнейших следует назвать паровозостроительный завод в Коломне, Обуховский сталелитейный и завод Нобеля в Петербурге, механический завод в Перми, заводы по производству сельскохозяйственной техники — в Одессе, Бердянске, Харькове. По многим машинам Россия начала выходить из импортной зависимости. Так, к концу столетия страна перестала ввозить иностранные паровозы, железнодорожные вагоны, многие сельскохозяйственные машины.

В 60-е годы в России наблюдался подъем предпринимательства. Создание крупных предприятий и развернувшееся железнодорожное строительство требовали привлечения больших капиталов. С 1861 по 1873 гг. были основаны 325 акционерных компаний с суммарным капиталом 796 млн. руб. Велика была в этом процессе роль государства. Для частных предприятий практиковались казенные заказы по завышенным ценам, особенно в военном производстве и в тяжелой промышленности. Частным предприятиям, специализировавшимся на выпуске импортозамещающей продукции, предоставлялись значительные льготы (например, бесплатное пользование природными ресурсами), выдавались премии и государственные кредиты. Государство спасало частные предприятия от банкротства, скупая их акции и облигации, брало под опеку и свое управление с последующим возвратом после санации.

В силу дешевизны рабочей силы и политической бесправности рабочих (только в 1897 г. под давлением С.Ю. Витте в России впервые была законодательно определена граница рабочего дня — 11,5 час.) российская экономика была очень выгодна для иностранного капитала. Уже в 70-е годы более 25% акционерного капитала принадлежало иностранцам. Он занял ключевое положение в горной, металлургической промышленности, нефтедобыче. В результате экономика получила быстрое развитие. Но при этом в производстве нередко использовались старые технологии, прибыли вывозились из страны, хищнически эксплуатировались природные богатства.

Проникновение иностранного капитала в Россию особенно усилилось в 90-е годы. К 1900 г. уже 70% горной промышленности, 72% металлообработки, 31% химического производства принадлежали иностранцам (58% — французскому и бельгийскому капиталу, 24% — немецкому, 15% — английскому). Общая сумма иностранного капитала в отечественной промышленности к 1901 г. исчислялась в 2,075 млрд. фр. или в 778 млн. руб.

Одной из форм привлечения иностранного капитала были концессии. Российское законодательство конца XIX в. не предусматривало значительных ограничений на получение концессии, был бы предприниматель дееспособен. Запрещалось иметь концессии лишь белому духовенству, евреям, не проживающим в данной местности, и чиновникам Горного управления.

В целом концессии были исключительно выгодны государству, особенно в условиях отсутствия отечественных капиталов. Типичную картину дает концессионное освоение нефтяных полей в районе Баку в 60-70-е годы XIX века. Участки продавались с торгов за единовременное вознаграждение. Первые нефтепромышленники, получившие концессии на разработку участков, обязывались уплачивать в казну по 10 руб. за десятину (каждый участок занимал одну десятую часть десятины). Через несколько лет ежегодные выплаты были подняты вдесятеро. И все равно это было выгодно как концессионерам, так и государству. К тому же мазут и керосин, которые отправляли в основном за границу, государство обкладывало акцизами в 15-20 коп. за пуд. Не вкладывая практически ничего, государство получало огромные прибыли. Лишь в 1904 г. выдача концессий (как и весь импорт капитала) резко сократилась в связи с войной.

Характерной особенностью промышленного развития России в конце XIX в. стала концентрация и монополизация производства и капитала. К 1879 г. крупных предприятий в России было 4,4%, но они давали 55% всей промышленной продукции. Особенно высока была концентрация в хлопчатобумажной промышленности, машиностроении и черной металлургии, добыче угля и нефти. В конце 90-х годов 5 доменных заводов давали более 25% общероссийской выплавки чугуна; 5 нефтедобывающих фирм — 44,1% всей добычи нефти; 17 шахт — более двух третей всей угледобычи; 8 сахарозаводчиков (54 завода) — 38% всего производства сахара.

Экономическая политика государства содействовала монополизации путем протекционизма. Госзаказы, выгодные производству, отдавались только внутреннему капиталу и преимущественно крупным предприятиям. Именно в это время стали возникать картели и синдикаты. Уже в 80-е годы учреждены сбытовые объединения, действовавшие под вывеской предпринимательских союзов — “Союз рельсовых фабрикантов” (1882 г.), “Объединение сахарозаводчиков” (1887 г.); в 90-е появились “Союз вагоностроительных заводов”, “Союз бакинских керосинозаводчиков” и др. Они договаривались об условиях закупки сырья и продажи товаров, сроках и формах платежей, определяли количество производимой продукции (квоты), устанавливали цены и пр. Всего к 1900 г. в России было создано порядка 30 синдикатов и картелей, но многие из них создавались на короткий срок и объединяли небольшое количество заводов. Исключение составлял сахарный синдикат, который был под покровительством министерства финансов.

Одна из особенностей в развитии российской промышленности — неравномерное размещение ее по территории страны. В пореформенные годы крупная промышленность сконцентрировалась в пяти районах: Центральном (Москва—Тула), Северо-западном (Санкт-Петербург), Южном (Харьков—Донбасс), Баку и на Урале. Заметное промышленное развитие получили Польша и Прибалтика. На остальной территории господствовали мелкая промышленность и кустарные промыслы. Для соответствующего развития и укрепления единого рынка необходимо было создание транспортной сети.

Для России второй половины XIX века ведущим было создание железнодорожного транспорта: если в 1857 году в России была лишь одна тысяча верст железнодорожных путей, то к 1890 году железнодорожная сеть составляла 30 тыс. верст. Грузооборот вырос за тот же период в 14 раз. За 90-е годы железнодорожная сеть выросла еще на 21,4 тыс. верст.

Поражают темпы строительства железных дорог. С 1866 по 1875 гг. ежегодно вводилось в среднем по 1520 км железнодорожных путей (вдвое больше, чем в СССР в годы строительства БАМа), а в 1892—1900 гг. — по 2740 км ежегодно (столько вводилось за пятилетку в последние годы существования Советского Союза). В 90-х годах была проложена Великая сибирская магистраль — от Урала до Тихоокеанского побережья.

Строительство дорог велось и государством, и частным (акционерным) капиталом, но обязательно при условии государственного гарантирования прибыли. Первое время преобладал частный капитал с привлечением иностранных инвестиций. Частному капиталу предоставлялись значительные ссуды; казенные заказы на строительство дорог оформлялись по завышенным (обычно вдвое) ценам. Бюджет терял на этом ежегодно до 15 млн. руб. Государство размещало внешние железнодорожные займы, по которым гарантировало выплату процентов и ежегодное погашение. Внутри страны облигации частных обществ распространялись через систему сберкасс с гарантированной выплатой до 5% годовых.

В дальнейшем политика государства по отношению к железнодорожному строительству несколько раз менялась: государственные заказы перемежались с субсидиями частным компаниям. Роль и объем вкладываемых казной средств росли; росли и долги частных железнодорожных компаний государству. Чтобы повысить прибыльность дорог, в 1870—1871 гг. государство передало их эксплуатацию частным компаниям на льготных условиях. Их долги казне вместо сокращения выросли к 1878 г. впятеро и составили 515 млн. руб. С середины 80-х годов государство стало выкупать железные дороги у частных компаний, а новые строить только за казенный счет. Но долги частных компаний государству продолжали нарастать. И только с принятием в 1892 г. разработанного Витте закона о тарифах дефицит в финансировании железных дорог был довольно быстро ликвидирован,

Строительство железных дорог являлось не только показателем экономического роста, но и его стимулятором. Оно, поглощая массу рабочих рук, способствовало развитию добывающей, металлургической, металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности. Железнодорожное строительство стимулировало и развитие сельского хозяйства, так как улучшало возможности обращения и сбыта товаров. Все это в конечном итоге создавало условия для окончательного складывания всероссийского рынка и в целом для дальнейшего развития капитализма.

Несмотря на это разница в уровне развития российского транспорта и транспорта в странах Запада оставалась огромной: если в Англии к концу столетия на 1 кв. км площади государства приходилось 100 км железных дорог, а в Германии — 80 км, то в России — только 1,5 км.

Сельское хозяйство. Сельское хозяйство после реформ 1861 г. еще долго переживало застой. Малоземелье, безлошадье, чересполосица, высокая арендная плата, система отработок — все это подрывало крестьянское хозяйство. А всесилие общины лишало его стимулов для развития. Уровень развития помещичьих хозяйств также был невысоким. В силу ее социально-экономических особенностей Россия не могла идти известными истории классическими путями реформирования сельского хозяйства.

“Германский” путь со ставкой на крупных землевладельцев, широко использующих технику и удобрения, оказался в российской практике тупиковым. Привыкшие к роскошной жизни за счет труда крепостных российские помещики после 1861 г. сами оказались на грани разорения, и государство должно было поддерживать их (например, было разрешено дважды закладывать землю в специально созданном Государственном дворянском земельном банке). Лишь немногие из российских помещиков смогли “перестроить” свое хозяйство на буржуазный лад и начать производство сельхозпродукции на продажу. Большинство же из них разорились, продолжая жить на широкую ногу и тратить громадные средства на балы, приемы, охоту и нисколько не занимаясь хозяйством.

Другой, “американский” (фермерский) путь не мог быть реализован по иным причинам. Хозяйства мелких дворян, владевших небольшими поместьями и несколькими крепостными, пришли в упадок сразу же после отмены крепостного права, поскольку, чтобы выжить, эти хозяева должны были сами тяжело работать, к чему не имели ни навыка, ни желания. Выделению же крепких хозяев из крестьянской среды мешал общинный строй русской деревни. Все налоги и подати взимались с общины и юридически именно она являлась владельцем земли. Наиболее работящие и способные общинники вынуждены были платить как за себя, так и за своих более нерадивых односельчан.

Ситуация усугублялась тем, что община часто, а в некоторых местностях ежегодно проводила передележ земли, чтобы все общинники по очереди пользовались более плодородной и удобной землей. Разумеется, никто не улучшал участок, который через год отойдет другому.

Усилилось расслоение деревни: к концу 90-х годов от 24 до 30 млн. крестьян вели полуголодное, нищенское существование. Причины тому — относительное сокращение крестьянских наделов в связи с большим приростом населения в деревнях (с 4,8 дес. на душу в 60-е годы до 2,6 дес. в 1900 г.) и постоянное падение цен на сельскохозяйственную продукцию. Отсутствие техники (по-прежнему в большинстве крестьянских хозяйств пользовались деревянной сохой) и химических удобрений задерживало рост производительности труда.

Крепостничество было формально ликвидировано, но остались возможности заставлять крестьян исполнять повинности в качестве платы за “отрезки”, луга, леса. Повсюду оставалась “отработочная система” — отработка аренды на землях помещика своими орудиями. Отработочная система преобладала в тех губерниях черноземной полосы, где сильна была барщина до реформы; производительность труда при этом была низкой, однако помещикам отработки были выгодны, так как они платили за это вдвое меньше и не тратились на приобретение инвентаря.

Эта система держалась на крестьянах-середняках. Богатые крестьяне приобретали у помещиков землю за деньги. Беднейшее крестьянство, не имея рабочего скота и инвентаря, предпочитало уходить по найму на сторону — на юг, в города, на шахты. Число батраков достигло к 1890 году 3,5 млн. (20% всего мужского населения рабочего возраста).

Чисто капиталистическая система наемного труда была лишь в Прибалтике, Правобережной Украине, Новороссии, на Северном Кавказе. В 16% губерний европейской России (на Левобережной Украине, в восточной Белоруссии, в некоторых западных русских губерниях) отработочная и наемная системы существовали параллельно.

В 90-е годы центры товарного сельскохозяйственного производства переместились в Новороссию и Поволжье (зерно), Прибалтику и отдельные губернии центральной России (животноводство). Развивалась узкая специализация отдельных губерний: Правобережная Украина — сахарная свекла, Черниговская губерния — конопля, Новгородская, Тверская — лен, Ярославская и Вологодская — огородные культуры и молоко, Закавказье — шелк и сады. Вокруг промышленных городов начали концентрироваться молочное животноводство и огородничество.

Но ведущим для России оставалось зерновое хозяйство. В середине 90-х годов после некоторого упадка, вызванного снижением цен на хлеб на мировом рынке, начинается подъем сельскохозяйственного производства в стране. Урожайность выросла с I860 к 1890 году на 22%, хотя и оставалась на крайне низком уровне: крестьяне собирали по 6 центнеров с гектара, в помещичьих хозяйствах — по 7 ц. Тем не менее валовой сбор увеличился с 2 до 3,3 млрд. пуд. Вывоз хлеба вырос к 1885 г. в 2,6 раза, к 1890 г. — в 3,5 раза и составлял 15—16% валового сбора.

К началу XX века Россия, несмотря на низкую урожайность, занимала первое место в мире по общему объему сельскохозяйственного производства. На ее долю приходилось 50% мирового сбора ржи, около 20% пшеницы и 25% мирового экспорта зерна. Чистые среднегодовые сборы хлебов и картофеля, т.е. валовые сборы за вычетом семян, увеличились к началу века по сравнению с 70-ми годами XIX в. на 46,8%, а в пересчете на душу населения — на 18,9%.

Еще более быстрыми темпами увеличивалось производство сахарной свеклы, льна, других технических культур. Росли поголовье и продуктивность скота.

Тем не менее положение в сельском хозяйстве вызывало озабоченность. Дело в том, что весь прирост продукции приходился на незначительную часть крестьянских хозяйств и помещичьих имений. Помещичьи хозяйства давали примерно 12% валового сбора зерна и 22% товарного хлеба, т.е. основным производителем сельскохозяйственной продукции являлось крестьянство. Но не все, а лишь 15—20% зажиточных хозяйств, на долю которых приходилось 30—40% валового сбора зерна и до 50% товарной продукции. Причем в центральных губерниях России прослойка таких хозяйств была незначительна; здесь преобладали полусередняцкие и бедняцкие хозяйства, не производившие товарной продукции, а если и продававшие хлеб на рынке, то в ущерб собственному питанию. Это явление было названо “оскудением центра” (по аналогии с XVI—XVII вв., когда недостаточность производства сельскохозяйственной продукции в центральных районах России заставляла крестьян переселяться на ее окраины).

Катастрофическим следствием сложившегося положения был массовый голод в неурожайные годы. Но не потому, что в стране в целом не было хлеба, а потому, что в связи с ростом цен на него в такие годы у значительной части крестьян не хватало денег на его покупку. В результате росли долги крестьянства по налогам и платежам, падали темпы роста сельскохозяйственного производства.

В 90-е годы было два неурожайных и четыре голодных года; особенно памятен 1891 год — голод охватил территории, где проживало 40 млн. ч. Ежегодно 5-6 млн. крестьян покидали деревню. Массовый характер стали принимать крестьянские волнения. И это имело под собой очевидное экономическое обоснование.

К началу XX века на огромном российском пространстве было разбросано более 20 млн. крестьянских хозяйств и 130 тыс. помещичьих имений. На каждое крестьянское хозяйство приходилось в среднем чуть больше 6 дес. земли, на каждое помещичье — около 370 дес. При этом помещичьи земли использовались крайне неэффективно — обрабатывалось лишь менее 10% их общей площади.

Усиливалось консервативное влияние общины, а в 1893 г. был запрещен законом выход из общины даже тем крестьянам, которые досрочно выкупили свои наделы. С течением же времени недостатки общинного землевладения становились все более очевидными: община, спасавшая слабых, тормозила деятельность крепких, хозяйственных крестьян; она способствовала уравниванию, но на крайне низком общем уровне, и тем самым препятствовала повышению общего благосостояния деревни.

К концу XIX века крестьянское хозяйство исчерпало те немногие возможности, которые создала для его развития реформа 1861 г.

Торговля и внешнеторговые пошлины. В пореформенный период внутренний рынок вырос с 2,4 млрд. руб. в 1873 г. до 11-12 млрд. к 1900 г. Общее развитие промышленности и транспорта изменило и формы торговли.

С развитием железных дорог и пароходов ярмарочная торговля начинает затихать, уступая место оседлой торговле. Местные рынки окончательно объединяются в единый. Это заметно по стабилизации цен. Если в XVI—XVII вв. разница в цене ржи даже в соседних местностях в 3 раза, а в целом по стране в 4-6 раз была обычной, то к 80-м годам XIX в. цены стали по всей стране примерно одинаковыми.

Для оптовой торговли создавались товарные биржи, преимущественно специализированные на продаже отдельных продуктов — леса, хлеба, строительных материалов и т.д.

Оборот внешней торговли с 1860 по 1890 гг. вырос более чем в три раза. Структура же экспорта оставалась традиционной: сельскохозяйственная продукция составляла 75—80%, в ней более половины занимало зерно. На развитие внешней торговли существенно влияла тарифная политика правительства.

В середине столетия возобладала фритредерская политика. Тарифы 1850 г. покончили с жестким протекционизмом. Еще мягче были тарифы 1857 г. Но освобождение крестьян, увеличившее стоимость труда в 60-е годы, и сложности с хлопком на мировом рынке из-за гражданской войны в США привели к установлению в 1869 г. умеренно-покровительственных тарифов. Предприниматели добивались еще больших выгод, настаивая на том, чтобы величина пошлин не зависела от колебаний рубля. Это совпадало и с интересами казны: в ожидании войны и связанных с ней финансовых затруднений в 1876 г. было решено взимать пошлину золотом. Это повысило реальный размер пошлины на 50%. В результате промышленность увеличила производство, но рост этот был нестабилен.

Неурожай 1880 г. снова грозил финансовым кризисом казначейству и вновь в 1881 г. последовало 10%-е повышение пошлин. С этого момента каждый год повышались пошлины на какие-нибудь товары. А в 1885 и 1890 гг. пошлины были подняты одномоментно на все товары на 10—20% и на 20% соответственно. Этот период завершился строго запретительным тарифом И.А. Вышнеградского 1891 г.

В последующее десятилетие велась тарифная война с Германией; несмотря на частные незначительные понижения, в целом рост тарифов продолжался. Уже в 1893 г. тариф 1891 г. сохранялся лишь для стран, наиболее благоприятствовавших России; для остальных действовали надбавки на 30% на готовую продукцию и на 20% — на полуфабрикаты. В 1900 г. были увеличены пошлины на предметы роскоши, а в 1903 г. снова проведено очередное общее повышение пошлин.

Естественно, что при таком покровительстве правительства промышленность быстро развивалась, но развитие это носило искусственный характер. Это доказывается большой долей иностранных капиталов и последовавшим общим кризисом 1900 г. В торговле же это проявлялось в том, что многие российские товары (сахар, керосин и др.) продавались на внешних рынках только по демпинговым ценам.

Кредитная и финансово-денежная политика. До 60-х годов XIX в. кредит был исключительной прерогативой государства (частные лица предпочитали сбережения в форме кладов). Развитие частного кредита началось после 1857 г., когда правительство понизило процент до 3% по вкладам и 4% по ссудам. Лишь после этого начали создаваться частные кредитные учреждения.

Надо отметить, что еще раньше в России начали появляться иностранные кредитные учреждения. Назвать их банками было бы неверно, это были скорее ломбардные и меняльные конторы, представлявшие иностранные банковские группы — Штиглиц, Юнкер, Якоби, Гинзбург, представитель Ротшильда — Кенгер.

В 1863 г. появилась первая российская частная кредитная организация — “Санкт-Петербургское общество взаимного краткосрочного кредита”. Вслед за ним в 1864 г. возник первый акционерный частный коммерческий банк, а уже к 1877 г. в стране насчитывалось более 30 частных банков, суммарный капитал которых впятеро превышал капитал Госбанка.

Уже в 60-е годы “случился” первый банковский кризис в России, связанный с большим количеством денег в обращении, неразвитостью рынка, дефицитом товаров, а также, в известной степени, с национальной психологией. Огромный приток денег в банки не мог быть эффективно использован из-за слабого рынка и отсутствия промышленного развития: значительные суммы затрачивались не на инвестирование, а на “удовольствия”. В этой ситуации банки понизили процент по вкладам, что, естественно, резко сократило приток вкладов и банки стали прогорать.

Два первых десятилетия частные банки и другие кредитные учреждения были заняты спекулятивными финансовыми операциями с обычно сопутствующими этому созданием дутых схем, злоупотреблениями и обманом клиентов, разорениями и банкротствами и только с 1885 г., когда внутренняя кредитная система достаточно окрепла, акционерные банки начали кредитовать промышленное производство. Началось сращивание банковского и промышленного капитала.

Доходы бюджета во второй половине XIX в. складывались на 75% из налогов, причем, ⁸/9 из них оплачивали трудящиеся (хотя крестьяне и мещане — основные налогоплательщики — составляли менее 70% населения). Бюджетные расходы направлялись главным образом на содержание армии и флота, царского двора, синода и жандармерии. Дефицит покрывался за счет внешних займов.

Отмена подушной подати в 1882 г. была компенсирована повышением косвенных налогов и увеличением обложения государственных крестьян. В 80-х годах наряду с отменой подушной подати стало внедряться подоходное налогообложение. Был установлен налог на доходы с ценных бумаг, государственный квартирный налог. В 1898 г. утверждено Положение о государственном промысловом налоге, просуществовавшее до 1917 г. Основной промысловый налог включал налоги с промышленных предприятий, торговых заведений, складов и сборы со свидетельств на ярмарочную торговлю по фиксированным ставкам, дифференцированным по губерниям. Дополнительный промысловый налог по размеру превосходил основной и зависел от размера основного капитала (0,15%) и прибыли предприятия (3—4%). В целом же этот налог не превышал 20% прибыли.

Продолжали существовать специальные государственные сборы, например, за проезд по законченному к тому времени шоссе Санкт-Петербург — Москва, по 23 другим шоссейным дорогам. Взимались сборы с пассажиров железных дорог, пароходов, железнодорожных грузов, сборы в портах.

Ставка налога на недвижимость в городах к 1900 г. выросла до законодательно установленного максимума — 10% стоимости. Действовали пошлины с имущества, переходящего по наследству или по актам дарения (от 1% до 6% стоимости имущества в зависимости от степени родства). Существовали многочисленные сборы, например, паспортные, в том числе с заграничных паспортов.

Для увеличения государственных доходов в 1863 г. была пересмотрена введенная еще при Петре I система винных откупов и введена система питейных акцизов. Позднее в 1894 г. была введена государственная питейная монополия: вся питейная торговля переводилась в руки государства; ректификация, т.е. приготовление спирта для конечного потребления также производилась государством. Самое же производство спирта в первичном виде оставалось за частными заводчиками, но они могли производить только ограниченное государством количество спирта и обязывались целиком продавать его только государству.

Дефицит бюджета заставлял постоянно увеличивать налоги. Увеличение косвенных налогов (за 90-е годы они выросли на 12%) шло в направлении возрастания акцизов на водку, табак, сахар, введения дополнительных акцизных сборов на спички, керосин, другие товары массового потребления. Увеличивались также поземельный налог, гербовые сборы.

Хроническая инфляция, выгодная помещикам-экспортерам (рост цен, падение реальной зарплаты), создавала неустойчивость и отпугивала иностранный капитал. Золотого запаса не хватало и правительство, с 80-х годов взявшее курс на его пополнение, все пускало на экспорт, часто по демпинговым ценам (знаменательно выражение министра финансов И.А. Вышнеградского, ставшее лозунгом государственной политики: “Не доедим, но вывезем”), повышало ввозные пошлины, с 1877 г. взимая их в золотой валюте, прибегало к иностранным займам в твердой валюте. Все это предпринималось в целях превышения вывоза над ввозом, получения активного платежного баланса, накопления золотого запаса. В результате этих усилий в 1888 г. был ликвидирован дефицит бюджета.

В 1891 г. был введен запретительный тариф: обложение достигло в среднем 33%, а по некоторым товарам — 100% стоимости. Выгоднее стало ввозить капитал. Но чисто монетарная политика, при которой на первое место ставилась финансовая стабилизация, привела к тому, что деньги не вкладывались в реальный сектор. Инвестирование производства остановилось, а неурожай и голод 1891 г. поставили хозяйство страны в очень тяжелое положение.

Ставший в этот момент министром финансов С.Ю. Витте продолжал политику протекционизма и накопления золотого запаса, но вместе с тем льготами и госзаказами стимулировал инвестиции в производство. Этому способствовала и стабилизация рубля: при С.Ю. Витте Госбанк профессионально следил за состоянием рубля и тонко регулировал валютный курс путем интервенций и рестрикций. В девяностые годы золотой запас вырос втрое. Это позволило провести денежную реформу с переходом к золотому стандарту.

Денежная реформа 1897 г. стала наиболее значительным мероприятием С.Ю. Витте на посту министра финансов. Это тем большая его заслуга, что проводилась реформа против всеобщего мнения как внутри, так и вне государства. К 1896 г. кредитный рубль стоил 2,5 фр. при 4 фр. по номиналу. В результате реформы золотой рубль стал стоить 2²/з фр., но при этом не изменились цены внутри страны, т.е. реформа зафиксировала реально сложившееся положение рубля, переведя его обеспечение на золото. По существу проведена девальвация рубля, старый кредитный рубль стал обмениваться на золотой по стабильному курсу — 1 руб. 50 коп. за новый рубль.

На основании монетного устава 1899 г. была введена новая денежная система. Основной денежной единицей России стал рубль, содержавший 0,742 г. чистого золота, разделенный на 100 копеек. Главной монетой была золотая, выпуск которой был неограничен; любой владелец золотого слитка мог предоставить его для чеканки монет. Основные монеты в 15 руб. (“империал”, равноценный 40 фр.), 10 руб. (“червонец”), 7 руб. 50 коп. (“полуимпериал”) и 5 руб. чеканились непременно из золота 900 пробы. Вспомогательной монетой в платежах служили серебряные монеты достоинством в 1 рубль, 50, 25, 20, 15, 10 и 5 коп. Медная же монета чеканилась достоинством в 5, 3, 2, 1, >/2и ^х/4 коп.

Государственные кредитные банкноты выпускались Госбанком в размере, ограниченном потребностями денежного обращения, но непременно под обеспечение золотом не менее чем в половинном размере, пока общий объем эмиссии не достигнет 600 млн. руб.; сверх этой нормы кредитные билеты должны были обеспечиваться золотом полностью — рубль кредитный на рубль золота. К началу 1896 г. золотой запас оценивался в 659,5 млн. руб., из которых в разменном фонде числилось 75 млн. руб. В течение 1896 г. разменный фонд был доведен до 500 млн. руб., что представлялось достаточным для развертывания обменных (на золото) операций. Номинал кредитных билетов был установлен в 500, 100, 25, 10 руб., а также 5, 3 и 1 рубль.

Держатели банковских билетов любого достоинства получили возможность обменивать их на золото без ограничения суммы. На 1 января 1900 г. на золотую монету приходилось 46,2% всего денежного обращения. Рубль стал самой надежной европейской валютой и продержался в этом качестве практически до начала Первой мировой войны. В течение всего этого периода в России был бездефицитный бюджет.

Устойчивость российской валюты была оплачена зависимостью от иностранных государств, поскольку валютный резерв создавался в основном из сумм иностранных займов. В конце 90-х годов до 40% расходов бюджета шло на погашение внешнего долга — займов и процентов по ним. До середины 80-х годов российские займы в форме облигаций размещались преимущественно в Германии. Но отношения с ней резко испортились вследствие отказа России заключить политический союз. Следствием этого были начавшаяся торговая война с Германией, понижение там курса российских облигаций и последующий перевод российских займов во Францию, естественно, с конвертацией облигаций. Кстати, именно тогда, в 1888 г. обычно моновалютные облигации внешнего российского займа впервые были переведе - ны в мультивалютные: их номинал был установлен одновременно в немецких марках и французских франках.

Кризисы. Быстрое развитие капитализма в России, активное включение ее в систему мирового хозяйства вызывало кризисы. Уже в 1873 г. разразился кризис в наиболее молодой — хлопчатобумажной промышленности: производство быстро превысило покупательную способность крестьянства — главного потребителя тканей, составлявшего 90% населения. Последовали четыре года депрессии. Лишь с 1877 г. вновь начался подъем, вызванный русско-турецкой войной и связанными с ней государственными заказами. Важную роль сыграл здесь и перевод ввозных пошлин (1877 г.) на золото: в связи с обесцениванием кредитного рубля пошлины фактически повысились на 40—50%. В результате возросла конкурентоспособность русских товаров, стало выгоднее ввозить капитал. А это — создание новых предприятий и рабочих мест.

В 1882 г. разразился новый кризис в легкой промышленности, перекинувшийся и на другие отрасли, на этот раз депрессия длилась около пяти лет, а наметившиеся было положительные тенденции были приостановлены неурожаем 1891 г. Мощный новый подъем экономики начался лишь с 1893 г.

Кризис назревал в конце века и в сельском хозяйстве. Южные (новороссийские) черноземы еще в начале XIX в. давали баснословные урожаи. Но под влиянием высоких цен на пшеницу и удешевления провоза хлеба к черноморским портам (по вновь отстроенным железным дорогам) хозяева спешили увеличить площадь посевов пшеницы в ущерб качеству обработки земли, при этом сеяли пшеницу по пшенице несколько лет подряд. В результате почвы быстро истощились, последовал ряд неурожаев в 80-е и 90-е годы. В то же время мировые цены на пшеницу, возраставшие непрерывно до 70-х годов, с этого момента стали также непрерывно падать из-за увеличения на рынках (английском и французском) поставок американской пшеницы, и российское производство зерна оказалось перед кризисом.

Очередной подъем хозяйства в 90-е годы был связан с ростом железнодорожного строительства. За десятилетие с 1890 по 1900 гг. количество предприятий выросло на 20%, число рабочих — на две трети, а объем производства — вдвое. При этом добыча угля выросла в 2,7 раза, железной руды — в 3,5, нефти — в 2,6, производство чугуна — в 3,2, стали — в 2,8 раза. Даже в легкой и пищевой промышленности объемы производства выросли вдвое. Тем не менее отдельные отрасли хозяйства развивались неравномерно, что породило структурные проблемы в экономике.

В конце 90-х годов развился общий кризис экономики, несколько иной природы, чем бывшие до этого кризисы перепроизводства в отдельных отраслях. Включившись в мировую гонку вооружений, правительство расходовало на военные нужды огромные суммы, нарушая тем самым нормальную структуру экономики. Среднемировое соотношение тех лет между тяжелой и легкой промышленностью составляло примерно один к четырем. Накануне общепромышленного подъема (30—40-е годы XIX в.) в результате быстрого развития хлопчатобумажной промышленности и сахарного производства в России оно изменилось до 1:5 — русская промышленность имела несколько “облегченный характер”. За годы подъема это соотношение изменилось до 1:3; сложилась, таким образом, обратная диспропорция. За 90-е годы объем промышленного производства вырос на 130%, а доля тяжелой промышленности выросла с 30 до 46,5%. В стране с отсталым сельским хозяйством, нищей деревней и узким рынком сбыта был создан мощный сектор тяжелой индустрии, способный раздавить экономику. Вдобавок ко всему российская промышленность сильно зависела от иностранных капиталов и состояния мирового рынка.

Последствия сказались очень быстро: в сентябре 1899 г. в условиях общемирового спада на Петербургской бирже резко упал курс акций ведущих промышленных компаний и даже вмешательство правительства не смогло восстановить равновесия. С 1900 г. началось падение темпов роста, а затем и объемов производства ряда отраслей тяжелой промышленности. При этом текстильная и пищевая промышленность сохраняли высокие темпы прироста, и в целом по промышленности заметного падения производства не ощущалось. Тем не менее этот кризис оказался очень тяжелым для страны и выход из него затянулся почти на десять лет.

В XX век российская экономика вступила в состоянии глубокого затяжного кризиса. Он повлек за собой падение цен на промышленную продукцию и затоваривание. Кризис продолжался в течение четырех лет — с 1900 по 1903 гг. Время наступления кризисных явлений, их продолжительность и размеры падения производства были неодинаковы для отдельных отраслей промышленности. В отраслях, производящих предметы потребления —   текстильной, пищевой, винокуренной, табачной, кожевеннообувной, — спад производства произошел еще в конце 90-х годов. К 1901 г. большая часть предприятий этой группы уже восстановила прежние уровни производства и вступила в фазу оживления и даже развития, хотя и неустойчивого.

В том же году кризис вступил в свой новый этап, охватив главным образом отрасли, производящие средства производства —   металлургию, топливную промышленность, металлообработку, и другие отрасли тяжелой индустрии. Общее падение производства наибольшим было в 1901 г., составив 19,9%; в 1902 г. падение уменьшилось до 9,6%, но положение предприятий группы “А” было и в этом году еще очень тяжелым.

За годы кризиса обанкротились и прекратили производство около 3 тыс. предприятий. Массы рабочих разных специальностей и квалификации были выброшены на улицу, лишились заработков. Снизилась покупательная способность населения, сократилась емкость внутреннего рынка. Ухудшало положение то, что кризис в промышленности совпал с сильнейшим неурожаем 1891 г., голодом, охватившим все хлебопроизводящие районы европейской части страны.

Кризис нанес сильнейший удар по денежному рынку, вызвал стремительное падение курсов ценных бумаг. На зарубежных фондовых рынках курсовая цена акций 98 российских обществ металлургической, угольной и ряда других отраслей упала с 1316 до 536 млн. фр. Большие убытки понесли банки, некоторые из них обанкротились.

В условиях экстремальных хозяйственных трудностей Министерство финансов и Государственный банк прибегли к мерам антикризисного регулирования экономики, оказывали поддержку акционерным банкам и промышленным предприятиям, оказавшимся в особо тяжелом положении. Некоторое оживление производства в России наметилось в 1903 г., однако последовавшие события — русско-японская война и первая русская революция — задержали выход из кризиса.

Вследствие войны, революции 1905 г. и кризиса финансовая система пришла в упадок, экономика практически остановилась. Предприниматели и банкиры свели к минимуму новые капиталовложения, иностранные владельцы частично изымали из промышленности и торговли размещенные там капиталы и переводили их за границу, тем самым ограничивая банковский кредит. В результате на смену кризису пришла депрессия, продолжавшаяся почти до 1909 г. В этот период в целом происходил незначительный рост производства, но поочередно разные отрасли резко снижали темпы развития.

Спас царизм от банкротства международный (в основном французский) заем 1907 г. в 2,5 млрд. фр. Результатом стало некоторое оживление в промышленности. Внутренний рынок ожил в силу социальной подвижности крестьянства и быстрого обогащения кулачества. Но этот рынок быстро насытился, а государственные заказы не росли, и в 1908 г. производство вновь остановилось. Правда, этот кризис был кратковременным и локальным и коснулся главным образом металлургии и машиностроения.

Понемногу экономическая обстановка стабилизировалась, обозначились выход из депрессии и наступление нового, последнего в истории царской России экономического подъема. Он пришелся на пятилетие 1909—1913 гг.

Кризис 1900 г. наглядно продемонстрировал, что государственный патернализм, насильственное раскручивание экономики имеют свои логические пределы. Государственная помощь, казенные субсидии могут быть важными, но не могут быть долго единственными опорами частновладельческого хозяйства. В пореформенной России воздействие государственной системы на хозяйственное развитие было во многих случаях преобладающим, особенно в отношении больших промышленно-финансовых проектов, многие из которых были под патронажем государственных органов, а часто и на их содержании. Тем самым, несмотря на бурную деловую активность, в стране не создалась естественная по механизму и органичная по структуре экономическая система.

* * *

Подводя итоги экономического развития России к концу XIX в. можно заключить, что в России началась индустриализация, возникла банковская система, появились капиталы. Но вместе с тем, капитализм в России только начал развиваться, да к тому же с сильнейшим перекосом в сторону монополизации и чрезмерного государственного воздействия на экономику. Конкурентной рыночной системы хозяйствования в ее сегодняшнем понимании к концу столетия так и не сложилось.

Несмотря на быстрое развитие промышленности, Россия оставалась в основном аграрной державой; промышленность давала лишь 25% национального дохода. На торговлю и транспорт приходилось около 20%. Основную долю — более 50% — составляла продукция сельского хозяйства. Сельское население составляло по переписи 1897 г. 87,2%; из них собственно крестьяне — 77,1%. Городское население составляло 12,8%, а индустриальные рабочие чуть больше 1%.

Господствующей в России оставалась государственная собственность. Казне принадлежали 40% земель и 66% лесов, железные дороги, крупнейшие металлургические и машиностроительные заводы. Развитию рыночной системы препятствовали министерская неразбериха, страшная бюрократизация и коррумпированность власти. Чиновничество, всегда влиятельное в России, составляло в конце XVIII в. 13-15 тыс., в середине XIX в. —

61,5    тыс., а к концу XIX в. выросло до 436 тыс. ч.

Население страны, в основном сельское, за последние 40 лет XIX в. почти удвоилось, но покупательная способность его падала. По словам С.Ю. Витте, хотя крестьянин в конце столетия уже не был крепостным помещика, он стал крепостным средневековой общины “под попечительным оком земского начальника”. В итоге экономическое положение его было по-прежнему плохим, а сбережения ничтожно малыми”. Каждые 10 лет страну поражали неурожаи и голод.

Тем самым, основное противоречие развития российской экономики к концу столетия заключалось в растущем колоссальном разрыве между архаичным сельским хозяйством и развивающейся передовой промышленностью. И главной проблемой стала проблема расширения модернизационного пространства за счет подключения к нему прежде всего аграрного сектора.

Глава 7

Экономическое развитие России
в начале XX в.

(до 1913 г.)

 

Начало XX в. ознаменовалось для России тяжелейшими потрясениями в экономической (кризис, начавшийся в 1899 г. и затянувшийся до 1908 г.), военно-политической (поражение в Русско-Японской войне) и социальной (революция 1905 г.) сферах.

Капитализм в стране только начал входить в силу и для него характерен был ряд особенностей. Несмотря на быстрое развитие промышленности, страна оставалась аграрной с очень ограниченным внутренним рынком. Недостаточная емкость внутреннего рынка толкала Россию на захват рынков внешних. В то же время слабость российской промышленности в технико-экономическом отношении заставляла делать ставку не на захват рынков товарами, а на вывоз капитала: российский капитал вывозился в Китай, Манчжурию, Персию, Афганистан, Монголию, Турцию, на Балканы. В свою очередь, в российской экономике значительным было присутствие западных капиталов — до 45% всего акционерного капитала в 1900 г.

Большое влияние на экономическое развитие России в начале века оказали реформы, проводимые П.А. Столыпиным. В отличие от С.Ю. Витте, развивавшего главным образом промышленность и финансы, монархист и крупный землевладелец Столыпин в своей программе (по его собственным словам — программе “государственного социализма”), предполагал осуществление следующих реформ: аграрно-крестьянской, местного самоуправления, судебной, просвещения, страхования рабочих. Цель этих реформ состояла во всемерном укреплении государственности, в модернизации общества, расширении внутреннего рынка, создании условий для формирования новой социальной опоры режима — класса мелких земельных собственников и усиления их политического и экономического влияния. В результате столыпинских реформ объемы производства в России выросли за пять лет — с 1908 по 1913 гг. — более чем на 50% .

Аграрная реформа и ее результаты. С 1902 г. после массового голода, разразившегося в 1901 г., начались крестьянские выступления по всей стране. Подъем крестьянских волнений вызвал необходимость проведения аграрной реформы с целью создания условий для капиталистического развития деревни. Основными препятствиями были остатки крепостничества и общинное землевладение.

В 1905 г. землевладение в 50 губерниях европейской России представляло следующую картину: из 395 млн. дес. сельскохозяйственных угодий 155 млн. принадлежало государству и церкви, 124,5    млн. — крестьянам и 14,5 млн. — казакам. В собственности помещиков была площадь в 101 млн. дес. Как видно из этих цифр, в сумме крестьянских земель было больше, чем помещичьих. Однако следует помнить, что в руках помещиков находились лучшие и крупные земельные угодья, в то время как крестьянин обрабатывал лишь небольшой земельный участок. В результате отдача земледелия была крайне мала.

При исследовании последствий участившихся неурожаев российские специалисты-аграрники пришли к выводу, что общинное владение землей наименее продуктивно по сравнению с другими формами землевладения: урожайность общинных земель была на треть ниже частновладельческих; практически весь товарный хлеб шел от крестьян-однодворцев и из помещичьих хозяйств. И дело здесь не столько в малоземелье крестьянской общины, сколько в использовании отсталых хозяйственных технологий. Община лишала крестьян всякой производительной инициативы.

Активным противником крестьянской общины выступал С.Ю. Витте. Еще в 1898 г. он направил на имя царя предложения по ликвидации общины, но они остались без внимания. В 1903 г. на волне крестьянских волнений Витте добился некоторого ослабления общины: отменяется круговая порука, община теряет также право препятствовать передвижению крестьян. Но эта частная уступка вносила очень незначительные изменения в правовое положение крестьянства. В 1905 г. манифестом были отменены, наконец, выкупные платежи за наделы, выделенные еще по указу 1861 г.

Для подготовки всесторонней программы развития крестьянства по инициативе Витте и под его руководством было создано “Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности”, работавшее не только в Петербурге, но по всей территории России с января 1902 г. по март 1905 г. Были подготовлены материалы по развитию индивидуальной (а не общинной) собственности крестьян, по гражданским правам, институту мировых судов и т.д. В силу правительственных интриг Совещание было закрыто как неблагонадежное. Но после него осталась целая библиотека трудов и предложений, в том числе систематизированных трудов провинциальных комиссий. Эти материалы послужили основанием для проведения “столыпинской реформы”.

Став премьер-министром, П.А. Столыпин выдвинул три условия обновления России:

—  сделать крестьян собственниками, создать тем самым средний класс на селе;

—  провести в стране культурную революцию, введя обязательное 4-классное образование;

—  создать емкий внутренний рынок и этим стимулировать развитие российской промышленности.

Столыпинская аграрная реформа заключалась в том, что земля переходила в личную (независимо от общины) собственность крестьян в соответствии с фактическим положением; при превышении определенной нормы (по числу едоков) — выплачивалась выкупная сумма по ценам 1861 г., гораздо более низким по сравнению с 1906 г. Одновременно отменялся закон 1893 г. о неприкосновенности общины. Реализация реформы началась сразу после указа 1906 г., хотя этот указ был утвержден Государственной думой и Государственным советом и стал законом только 14 июня 1910 г.

Для перехода к новым хозяйственным отношениям была разработана целая система хозяйственно-правовых мер по регулированию аграрной экономики. Крестьяне могли теперь выделить землю, находившуюся в их фактическом пользовании, из общины, не считаясь с ее волей. Земельный надел становился собственностью не семьи, а домохозяина.

Из общин в основном выходили зажиточные крестьяне и беднота, стремившаяся улучшить свое материальное положение за счет продажи земли. Из двух миллионов выделившихся общинников (не считая 470 тысяч в беспередельных общинах, где выделение было обязательным) свои наделы продали 1,2 млн., т.е. 60%.

В 1907—1915 гг. о выделении из общины заявили 25% домохозяев, хотя действительно выделились всего 20% — 2,0 млн. домохозяев, к 1916 г. их было уже 2,5 млн. Широкое распространение получили новые формы землевладения — “отруба” и “хутора” (отрубом стали называть единый, выделенный хозяину обычно на окраине общинной земли участок, равноценный разрозненным его наделам в разных полях и угодьях при сохранении двора в деревне; если же хозяин переселялся на свой участок со всем хозяйством, это называлось хутором). На 1 января 1916 г. их было уже более 1,2 млн. Всего за годы реформы только в европейской части России было создано около 200 тыс. хуторов и 1,3 млн. отрубов на надельных землях. На хутора и отруба перешли приблизительно 10% крестьянских хозяйств. Именно тогда стало широко распространенным понятие “кулак” — крепкий хозяин, живущий не зависимо от общины.

Активизировался Крестьянский банк, покупая землю у помещиков и перепродавая ее крестьянам. Банк предоставлял кредиты при условии внесения не менее 20% суммы сразу. При этом банк платил большие проценты по своим обязательствам, чем платили ему крестьяне. Разница в платежах покрывалась за счет субсидий из бюджета, составивших за период с 1906 по 1917 гг. 1457,5  млрд. руб.

Проводя кредитную политику, банк активно воздействовал на формы землевладения: для крестьян, приобретавших землю в единоличную собственность, платежи снижались. В итоге, если до 1906 г. основную массу покупателей земли составляли крестьянские коллективы, то к 1913 г. 79,7% покупателей были единоличными крестьянами.

Закон 5 июня 1912 г. разрешил выдачу ссуды под залог любой приобретаемой крестьянами надельной земли. Развитие различных форм кредита — ипотечного, мелиоративного, агрокультурного, землеустроительного — способствовало интенсификации рыночных отношений в деревне.

Ссуды Крестьянского банка не могли полностью удовлетворить спрос крестьянина на денежные кредиты. Поэтому значительное распространение получила кредитная кооперация, прошедшая в своем развитии два этапа. Сначала, ассигнуя значительные кредиты через государственные банки на первоначальные и последующие займы кредитным товариществам и подготавливая квалифицированные кадры инспекторов мелкого кредита, правительство стимулировало кооперативное движение. На втором этапе сельские кредитные товарищества, накапливая собственный капитал, развивались самостоятельно. В результате была создана широкая сеть институтов мелкого крестьянского кредита, ссудосберегательных банков и кредитных товариществ, наладился денежный оборот крестьянских хозяйств. К концу 1913 г. количество таких учреждений превысило 13 тысяч, что, конечно же, недостаточно для огромной страны; но это движение было на подъеме.

Кредитные отношения дали сильный импульс развитию производственных, потребительных и сбытовых кооперативов. Крестьяне на кооперативных началах создавали молочные и масленные артели, сельскохозяйственные общества, потребительские лавки и даже крестьянские артельные молочные заводы.

После революции 1905 г. кооперацией были охвачены десятки миллионов сельских семей, в ряде районов — до 70—80% всех сельских жителей. Кооперативы объединялись в районные и межрайонные союзы с многомиллионными оборотами. Особенно усилилось кооперативное движение в годы войны. В конце 1916 г. в России было 35 тыс. потребительских кооперативов с 11,5 млн. членов, 16 тыс. кредитных с 10,5 млн., 5,7 тыс. производственных артелей и товариществ с 1,8 млн. членов и 2,5 тыс. молочных с 0,5 млн. членов. Кооперация значительно снизила цены на рынках, оказывала помощь различным слоям деревни. На 1 января 1917 г. в стране насчитывалось до 63 тыс. различных кооперативов, объединявших 24 млн. ч. (в среднем — 381 ч. на кооператив).

Частью крестьянской реформы была переселенческая политика. Проводя активное переселение крестьян за Урал, правительство преследовало несколько целей: ослаблялся земельный голод в центральных губерниях, ускорялось хозяйственное освоение Сибири, миллионы безземельных и бунтующих крестьян отправлялись подальше от помещичьих имений.

Строительство десятилетием раньше (1894—1904 гг.) “Великого Сибирского пути” (Сибирская железная дорога) непосредственно связывалось его инициатором С.Ю. Витте с переселением. Благодаря этому можно было надеяться на быструю окупаемость дороги. Но предложения о переселении крестьян встретили в то время сначала скрытое, а затем и открытое противодействие со стороны землевладельцев, т.к. переселение объективно вело к удешевлению земель и удорожанию оплаты труда по ее обработке.

В рамках реформы законом были предоставлены льготы переселенцам в Сибирь, на Дальний Восток, в Среднюю Азию. Правительство ассигновало немалые средства на расходы по устройству переселенцев на новых местах, на их медицинское обслуживание и общественные нужды, на прокладку дорог. Только в Сибири крупная землеустроительная экспедиция генерала И.И. Жилинского, занимавшаяся землеустройством вдоль строящейся железной дороги, подготовила 722 переселенческих участка, построив сотни мостов, гатей, каналов, водохранилищ, колодцев суммарной стоимостью 2,5 млрд. руб. Переселенцы на длительное время (5 лет) освобождались от налогов, получали в собственность участок земли (15 гектаров на главу семьи и 45 — на остальных членов семьи), денежное пособие — 200 рублей на семью; мужчины освобождались от воинской повинности.

Учитывая голод в стране, переселение приняло значительные масштабы, но начиная с 1910 г. пошло на спад. Практическая организация переселения была ужасна: из 2 млн. 793 тыс. крестьян, уехавших за Урал с 1906 по 1911 гг., около 100 тыс. погибли от голода, 800 тыс. вернулись, 700 тыс. бродили нищими по Сибири. Общая неудача переселения даже заставила Столыпина в 1910 г. совершить поездку по Сибири, после чего политика была пересмотрена (главным образом в направлении ослабления мелочного контроля со стороны государственных чиновников), но в связи с гибелью Столыпина все осталось без изменений.

Тем не менее реформа дала значительный толчок развитию сельского хозяйства. К лету 1917 г. 62,5% крестьянских земель были уже в частной собственности, хотя в общинах оставались до 75% бедных и беднейших крестьян. Единоличные хозяйства по типу фермерских (в России их во все времена устойчиво называли кулацкими) к 1915 г. составляли лишь около 10,3% всех крестьянских хозяйств и занимали 8,8% надельных земель, но давали уже 50% товарного хлеба.

Благодаря реформе наряду с экстенсивным развитием началось и интенсивное: в 1900—1913 гг. посевные площади выросли с 78,8 до 92,6 млн. дес., а валовой сбор хлеба вырос на 80% — с 3 до 5,4 млрд. пуд. Среднегодовой сбор картофеля в 1911—1915 гг. в 6-7 раз превышал сборы 1861—1866 гг. Среднегодовые сборы хлеба и картофеля составляли в 1861—1866 гг. — 3,35 млрд. пуд., в 1896—1900 гг. — 4,85 млрд. пуд., а в 1909—1913 гг. уже 7,009 млрд. пуд. Поднялось и душевое производство хлеба. В 1896— 1900 гг. собирали в среднем по 450 кг на человека, а в 1913 г. — до 550 кг. У помещиков и кулаков несмотря на рост экспорта и внутренней торговли накапливались излишки сельхозпродуктов.

За семь лет активного проведения реформы (с 1908 по 1915 гг.) на треть увеличился хлебный экспорт, составив в среднем 25% мирового экспорта зерна, а в урожайные годы — до 40%. Товарность же оставалась низкой — около 26%. Причем 22—28% товарного хлеба давали помещичьи хозяйства, 50% — кулацкие, остальное — мелкие крестьянские хозяйства.

Таким образом, крестьянское хозяйство к 1909—1913 гг. определенно преобладало в производстве всего хлеба (88%) и в производстве товарного хлеба (78,4% против 21,6% у помещиков).

Но крестьянство уже выступало резко дифференцированным. Пятая часть сельскохозяйственного населения, наиболее зажиточная (кулаки), давала половину товарного хлеба страны и 63% крестьянского товарного хлеба, середняки и бедняки производили несколько больше хлеба, чем кулаки, но он почти весь шел на собственное потребление, лишь седьмая его часть шла на продажу, главным образом из середняцких хозяйств.

Обследование 1913 г. зажиточных крестьянских хозяйств показало, что в них за счет сортировки семян, лучшей подготовки почвы, применения улучшенных севооборотов и удобрений, различных машин, как правило, урожаи были в полтора-два раза выше средних. Нередко кулаки собирали стопудовые урожаи, чаще по 60-80 пуд. с десятины, бедняки в основном — по 20-30 пуд., а середняки — 43 пуд.

Тем не менее урожайность в России была на одном из последних мест в капиталистическом мире. Россия производила в 1913 г. на душу населения 26-34 пуд. (416-540 кг) хлеба, в то время как США — 48 пуд. (770 кг), Канада — 73 пуд. (1170 кг) (для справки: СССР в 1988 г. — 740 кг.)

С 1901 по 1913 гг. посевные площади увеличились в России в черноземной полосе на 3,9 млн. дес. (на 8,1%), на Северном Кавказе — на 2,2 млн. дес. (47%), в Сибири — на 4,1 млн. (71%). За счет увеличения посевов было получено 500 млн. пуд. хлеба — половина всего общего прироста. Другая половина была получена за счет увеличения урожайности, т.е. за счет интенсификации благодаря росту использования на полях химии и машин.

Ежегодное потребление машин и улучшенных орудий (производство внутри страны и ввоз) за 1895—1904 гг. увеличилось в 2,5    раза, а за 1906—1912 гг. — в 3,4 раза. В 1912 г. было произведено сельскохозяйственных машин на 68 млн. руб. и ввезено на 64 млн. Появились паровые плуги (335 шт.) и тракторы (166 шт.). Наибольший прогресс наблюдался в уборочной технике — 811 тыс. жатвенных машин, 200 тыс. сенокосилок, 550 тыс. конных и 27 тыс. паровых молотилок.

Животноводство из-за нехватки кормов развивалось медленнее.

Возросла роль окраин в сельскохозяйственном производстве. Быстро развивалось товарное земледелие в Сибири, на Северном

Кавказе и на Дону, в Новороссии и на юге Украины, в Казахстане. Во многом это было результатом переселенческой политики правительства. Так, население Сибири увеличилось на 153%. Если до переселения происходило сокращение посевных площадей, то за 1906—1913 гг. они были расширены на 80%, в то время как в европейской части всего на 6,2%. По темпам развития животноводства Сибирь также обгоняла европейскую Россию.

Западная Сибирь специализировалась на производстве масла и мяса. В 1913 г. из Сибири вывезено 6 млн. пуд. масла, в том числе за границу — 4,4 млн. пуд. или 90% его экспорта. Казахстан и Восточная Сибирь вывозили мясо. Дон и Северный Кавказ давали 40% экспорта пшеницы.

В Средней Азии и Закавказье развивались хлопководство, виноградарство, садоводство, а в Грузии и Армении — товарное виноделие, в Западной Грузии осваивалось выращивание чая.

Одним из серьезных препятствий на пути экономического прогресса деревни являлась низкая культура земледелия и неграмотность подавляющего большинства производителей, привыкших работать по общему обычаю. В годы реформы крестьянам оказывалась широкомасштабная агроэкономическая помощь. Специально создавались агротехнические курсы для крестьян, организовывались учебные курсы по скотоводству и молочному производству и внедрению прогрессивных форм сельскохозяйственного производства. Число слушателей на сельскохозяйственных курсах выросло с 2 тыс. в 1905 г. до 58 тыс. в 1912 г., а на сельскохозяйственных чтениях соответственно — с 31,6 тыс. до 1,046 млн. ч.

Все это вовсе не означает, что предвоенную Россию следует представлять “крестьянским раем”. Не были решены проблемы голода и аграрного перенаселения центра. Страна по-прежнему страдала от технической, экономической и культурной отсталости. По расчетам И.Д. Кондратьева в европейской России основной капитал среднего крестьянского хозяйства едва достигал 900 руб., в то время как на ферму в США приходилось 3,9 тыс. руб. Национальный доход на душу сельскохозяйственного населения в России составлял примерно 52 руб. в год, а в США — 262 руб. Но в пореформенный период были созданы социальноэкономические условия для сравнительно быстрого превращения сельского хозяйства в капиталоемкий, технологически прогрессивный сектор экономики.

Заключая оценку столыпинской аграрной реформы, нельзя не сказать о ее изначальной ограниченности: с одной стороны, она никоим образом не затрагивала помещичьего сектора, ограничившись лишь крестьянским. В силу этого реформа была излишне компромиссной и не могла привести к радикальному изменению в аграрном секторе и всем хозяйстве. Всего с учетом хуторов и отрубов, созданных на общинных землях, а также на землях Крестьянского банка и казны, реформа затронула лишь 11% общей площади надельных земель. С другой стороны, реформа была ориентирована только на наиболее работоспособную часть крестьян, она помогла им встать на ноги, однако не могла решить аграрную проблему в целом. Крестьяне-бедняки не могли воспользоваться реформами. Они вынуждены были наниматься батраками или переселяться в города, где работали подсобными рабочими.

Промышленность. Экономический кризис 1901—1903 гг., Русско-Японская война и последовавший политический кризис требовали серьезных перемен в правительственной политике. Реформы Столыпина (на фоне благоприятной конъюнктуры мировых цен на хлеб) вызвали в 1908—1913 гг. бурное развитие экономики, принявшее характер промышленного бума, напоминавшего времена расцвета промышленности в конце 90-х годов XIX в. Здесь сыграли свою роль подготовка империалистических стран к войне, перевооружение армии и необходимое для этого переоснащение производства.

Выполняя обязательства перед союзниками — Англией и Францией, Россия приняла меры по повышению боеспособности армии и флота. Были разработаны большая и малая программы военного судостроения, программа реконструкции портов и перевооружения армии. Ни к началу, ни в ходе войны они не были выполнены. Но частная промышленность получила крупные казенные заказы, которые обеспечили загрузку производства и повлияли на общие итоги предвоенных лет.

Подстегивало промышленность и повышение жизненного уровня занятых в народном хозяйстве; способствовали и несколько подряд урожайных лет, и прилив иностранного капитала, главным образом в горнометаллургическую промышленность.

Темпы промышленного развития в этот период были такими же, как в США, — с 1908 по 1913 гг. промышленное производство выросло в целом на 50,8%. Налицо были признаки индустриализации страны. Однако этот рост не был равномерным. Так, выплавка чугуна выросла в 1,6 раза, производство стали — в 1,7, добыча угля — в 1,4 раза; машиностроение развивалось медленнее, легкая промышленность — еще медленнее. Соотношение темпов роста в пользу тяжелой промышленности уже имело место в период 1890-х годов. Но тогда оно было достигнуто за счет бурно растущих добывающих отраслей и на основе почти целиком экстенсивного развития — хозяйственного освоения новых районов, привлечения растущей массы сырьевых и трудовых ресурсов. Подъем 1909—1913 гг. добавил к этому принципиально новые черты — структурные сдвиги в тяжелой индустрии, отражающие содержание второй технической революции и начало интенсивного развития промышленного производства за счет роста производительности труда (она выросла за эти годы в полтора раза).

В отраслевой структуре промышленности главные новшества выражались в предвоенные годы в следующем. Топливноэнергетическая база производства на основе нефтяной и каменноугольной промышленности уже прошла пик своего роста, и перед Первой мировой войной добыча того и другого видов топлива увеличивалась в России медленнее, чем в 90-е годы. Нехватка топлива и высокие цены на него оказали, однако, стимулирующее воздействие на энергетическое хозяйство. Начался переворот в энергетике, замена пара электричеством. Возникновение и развитие электроэнергетики привело к глубоким преобразованиям в силовом оборудовании промышленного производства. Новые энергетические мощности были экономичнее, производительнее и безопаснее прежней паровой машины. Они ускорили и удешевили развитие промышленности.

В черной металлургии на передовые позиции вышла сталь, оттеснившая по темпам роста изначальные продукты отрасли — чугун и железо. Господствующим становится мартеновский способ изготовления стали, заменивший бессемеровский; он удешевляет производство, почти вдвое повышает годовую выработку рабочего и доводит объем сталелитейного производства до рекордной цифры предвоенного времени — 4,2 млн. тонн.

Рост производства распространился на все виды металлообработки, но особенно быстро стали развиваться отрасли машиностроения, связанные с обрабатывающей промышленностью, сельским хозяйством и технической реконструкцией народного хозяйства. Новым структурным подразделением машиностроения становится электротехническая промышленность. Почти целиком основанная на германских капиталах, она была как бы импортной отраслью, но именно поэтому оборудованной по последнему слову европейской техники и технологии. Электротехническая промышленность удовлетворяла практически весь спрос внутреннего рынка и послужила базой быстрого развития в предвоенные годы таких необходимых элементов инфраструктуры, как электрическое освещение, электрифицированный городской транспорт, телефонизация.

В связи с ростом городов быстро развивались силикатные отрасли промышленности — кирпичная, стекольная, цементная. В годы подъема они практически удвоили объемы производства.

Наконец, индустриализировались в этот период отрасли химической промышленности — производство неорганических удобрений и ядохимикатов, лесохимическая, анилино-красочная и др., хотя до объемов импортных поставок они не доросли.

Нельзя не отметить и некоторых разрывов в развитии отраслей машиностроительного комплекса, определяющих индустриализацию страны. В России отсутствовало в те годы автомобилестроение, главное новшество второй технической революции на транспорте. Но успешно развивались все сопутствующие ему отрасли — нефтеперерабатывающая, резинотехническая, лакокрасочная и др. Г ораздо существеннее слабое развитие, почти полное отсутствие собственного станкостроения, производства вообще любых сложных машин, приборов и аппаратов. Недостаток их внутреннего производства покрывался импортом, который по этим позициям с 1900 по 1913 гг. вырос втрое. Хотя подобная картина довольно типична для стран позднего развития капитализма.

С 1861 по 1913 гг. промышленность России выросла в 12,5 раза ( Германии за тот же период — в 7 раз, Франции — в 3 раза). К 1913 г. Россия занимала по общему промышленному производству 5-е место в мире, по добыче угля — 6-е, добыче электроэнергии — 8-е. Причем развитие шло на интенсивной основе. Так, за 1887—1908 гг. выпуск промышленной продукции вырос в 3,7 раза, а число работников увеличилось менее чем вдвое. В то же время страна производила лишь 12,5% от уровня США. Еще больше был разрыв по уровню производства на душу населения. К этому надо добавить технологическую зависимость российской промышленности от внешнего мира.

Явно недостаточным было и развитие транспорта в стране. По общему грузообороту Россия была на 5-м месте в мире. Общая длина железных дорог достигла в 1913 г. 70,2 тыс. км. Тем не менее плотность дорог в Европейской части России была в 7 раз меньше, чем в отсталой Австро-Венгрии и в 11 раз меньше, чем в Германии. Не было достаточно и гужевых дорог. Это создавало дополнительные трудности для равномерного развития хозяйства на обширной территории страны. Доставка пуда зерна от села до железнодорожной станции стоила в ряде губерний дороже, чем доставка морем от Одессы до берегов США.

В то же самое время целые пласты российского промышленного производства оказались вне зоны модернизации. Речь идет о кустарном, ремесленном производстве, которое существовало в России параллельно с фабрично-заводским производством, являясь по сути придатком сельского хозяйства. И хотя крупная фабрично-заводская промышленность (29,4 тыс. предприятий) занимала в целом ведущее место (стоимость ее валовой продукции — 7,3 млрд. руб.), мелкая промышленность по-прежнему имела устойчивые позиции в российской экономике. На 150 тыс. кустарных предприятий работали 600 тыс. ремесленников и кустарей, выпускавших продукции на 700 млн. руб. в год. А в зимние месяцы занимались промыслами еще 3,5-4 млн. ч. В таких отраслях, как хлебопекарная, обувная, строительная, швейная, кожевенная, продукция мелких заведений по-прежнему преоб- лад ала.

В отличие от Европы, где фабрики развивались из кустарного производства, постепенно поглощая его, в России они существовали независимо. Да и по уровню оснащения это были не архаичные производства, а продолжение фабричного; часто кустари и работали по заказам фабрик. С другой стороны, значительный удельный вес докапиталистических форм промышленности (здесь занято около 8% работающих) был обусловлен спецификой сельскохозяйственного производства, природно-климатическими условиями страны. К тому же и недостаточный уровень развития фабрично-заводского производства на всей территории страны поддерживал устойчивый спрос на изделия кустарей и ремесленников.

Особенности экономического развития России в начале XX в.

Одной из особенностей экономического развития России было наличие огромного государственного сектора. Его ядро составляли казенные заводы, которые удовлетворяли прежде всего нужды государства. В начале века около 30 крупнейших заводов, главным образом военно-промышленного комплекса, принадлежали различным государственным ведомствам и финансировались из казны. Среди них известные Тульский, Ижевский, Сестрорецкий (стрелковое оружие), Обуховский, Ижорский (корабельные системы и броня), адмиралтейские верфи в Петербурге и Николаеве и множество других.

Все эти предприятия были исключены из сферы рыночной экономики, из стихии свободной конкуренции. Понятий себестоимости, окупаемости затрат, прибыли, проблем сбыта для них не существовало. Единственным заказчиком и покупателем продукции казенных заводов являлось государство, а управлялись они государственными чиновниками. Возникновение таких предприятий было связано не с какими-то новейшими явлениями, обусловленными индустриализацией, а с традиционными экономическими тенденциями, идущими еще от казенных мануфактур Петра I. Кроме предприятий государству принадлежали свыше двух третей железнодорожной сети, огромная площадь земельных и лесных угодий.

Государственное хозяйство в тот период быстро росло: если в 1900 году доходы от него вместе с винной монополией составляли 0,8 млрд. руб., то в 1913 г. — уже 2 млрд. руб., что составляло соответственно 47% и 60% доходов государственного бюджета.

Вместе с тем, несмотря на бурный рост в конце XIX — начале XX в. практически всех отраслей и сфер экономики, главные проблемы индустриализации прежде аграрной России были связаны с недостаточностью собственных капиталов внутри страны и слабостью механизмов межотраслевого перелива капиталов (через банки и фондовые биржи). Возможности их решения виделись правительству и обществу в усилении государственного влияния на экономику.

По сложившейся исторической традиции государство активно вмешивалось во все сферы хозяйственной деятельности частных предприятий; оно стимулировало железнодорожное строительство, развитие черной и цветной металлургии, угольной промышленности; обеспечивало защиту молодой российской промышленности от конкуренции путем установления высоких таможенных пошлин и принудительно регулировало цены; раздавало частным компаниям казенные заказы, предоставляло им кредиты через Государственный банк. Наконец, государство создавало благоприятные условия для привлечения в страну иностранного капитала благодаря финансовой реформе и системе правительственных гарантий. Но все это не способствовало конкурентоспособности и эффективности предприятий, а, кроме того, привело к чрезвычайно высокому уровню бюрократизации управления страной.

Другой особенностью экономики этого периода является монополизация промышленности и банковского капитала. Начало века характерно созданием в России множества монополий. Поскольку торговая прибыль превышала в то время производственную, то главной задачей монополий было исключение значите льных затрат промышленности на посредническую торговлю, исключение дорогих затрат торгового капитала. Отсюда создание множества синдикатов для монополизации, прежде всего, снабженческо-сбытовой деятельности.

Первые сбытовые объединения возникли еще в XIX в. Позднее, в 1900—1908 гг. появились настоящие мощные синдикаты — “Про- дамет” (60% всей металлургии в 1901 г. и около 80% — в 1912 г.), “Продуголь” (75% всей добычи донецкого угля), “Медь”, “Продвагон”, “Гвоздь” (от 90% до 97% соответствующей продукции). Только в 1905—1907 гг. было зарегистрировано 30 синдикатов.

Значительно меньшей была монополизация в отраслях легкой промышленности. Но и здесь возникали картели и синдикаты. В хлопчатобумажной промышленности заключались узкоотраслевые временные соглашения фабрикантов, некоторые из них превращались в постоянно действующие сбытовые объединения. Существовали два картеля ситцевых фабрикантов — Московский и Иваново-Вознесенский. В пищевой промышленности существовали синдикат “Дрожжи”, соляная монополия “Океан”, сахарная монополия, табачный трест.

В водном транспорте было создано 20 монополий. Типичным было объединение “Ропит”(Русское общество пароходства и торговли), занимавшее монопольное положение в морском транспорте на Черном и Азовском морях.

К 1909 г. в России были монополизированы почти все отрасли. В период промышленного подъема 1909—1913 гг. меняется характер монополизации. Новой чертой этого процесса становится создание монополистических объединений комбинированного характера, соединяющих все процессы производства. Возникают монополии более высокой степени централизации — многоотраслевые промышленно-финансовые объединения (концерны). С конца XIX в. монополистические позиции заняли две крупные комбинированные компании — Товарищество братьев Нобель (концерн “Нобель-Мазут”, безраздельно господствовавший в нефтяной промышленности) и группа Ротшильда под вывеской Каспийско-Черноморского общества.

Монополии, будь то синдикаты, тресты или концерны, сознательно задерживают рост производства; экономически они могут себе это позволить без снижения прибылей. Новым явлением становится повышение цен на продукцию при одновременном снижении объемов ее выпуска: это самый легкий и быстрый способ получения прибылей в условиях владения рынком. Конечно, подобное возможно только в сильно монополизированных отраслях. Так, в 1904—1908 гг. стоимость ежегодно добываемой нефти возросла почти на 180%, хотя ее физический объем сократился почти на 27%. В целом с 1902 по 1912 гг. цена пуда нефти возросла в 6 раз, а добыча значительно сократилась. После создания в 1902 г. синдиката “Продамет” не было построено ни одного крупного металлургического предприятия, а цены на металл постоянно росли. В 1911 г. заводы юга России сократили производство рельсов на 20%, повысив цены на них на 40%.

Те же процессы шли и в банковской сфере; монополизируясь сами, банки содействовали процессам монополизации промышленности. Типичными монополистами выступали здесь Азово-Донской (1904 г.) и Соединенный банки (1908 г.). Если, например, в 1900 г. 9 петербургских банков контролировали 46,7% суммарного акционерного капитала, то в 1905 г. 10 столичных банков контролировали уже 64,4%. Сращивание банков и промышленности развивалось путем скупки банками акций промышленных и транспортных предприятий, через кредитные операции, посредством “личных уний” — совместного участия в правлениях одних и тех же лиц.

По мере укрепления позиций российских банков меняется и их место в экономике страны — они начинают теснить иностранные капиталы, закрепляя за собой роль основных инвесторов отечественной промышленности. Вступление российских банков на путь финансирования промышленности положило начало сращиванию банковского и промышленного капиталов и появлению финансового капитала. Крупные тресты и концерны создавались под эгидой крупнейших банков. Особенно активно этот процесс шел в тяжелой промышленности и в области частного производства вооружения. Так, под эгидой Петербургского международного банка возникли тресты “Коломна-Сормово” и ”На- валь-Рассуд”, Русско-Азиатский банк влиял на развитие и политику крупнейшего военно-промышленного концерна во главе с Путиловским заводом.

В этот период заметным явлением становится сращивание государственного аппарата с финансовой олигархией. Создается (как и во всех индустриальных странах) государственно-монополистический капитал. Это существенно влияет на экономическую политику государства, регулирующую развитие хозяйства в интересах тесно связанных государственных и частных монополий. Инструментами взаимного влияния стали создававшиеся в то время при правительстве совещательные органы, определявшие стратегию развития отраслей и сфер народного хозяйства и распределявшие госзаказы, льготы, субсидии — “Совещание по судостроению”, “Съезд по делам прямых сообщений” и т.п.

Таким образом, российская промышленность и банковская сфера, не пройдя периодов свободной конкуренции, проявили тенденцию к монополизации, что в сочетании с государственным давлением на экономику противодействовало созданию в стране конкурентной рыночной системы.

Наконец третья особенность российской экономики связана со значительной долей иностранного капитала в промышленном развитии. Особая заинтересованность России в притоке иностранного капитала объяснялась запоздалым развитием промышленности и нехваткой собственных капиталов, а также тем, что наряду с необходимостью инвестирования в промышленность и транспорт бюджет нес тяжелое бремя непроизводительных расходов на содержание армии и флота, полиции, огромного бюрократического аппарата, царского двора. Собственный банковский капитал не мог удовлетворить растущие запросы промышленности; российские банки были вынуждены обращаться за помощью к кредитным учреждениям Запада, которые, учитывая выгодность и огромный потенциал российского рынка, охотно шли им навстречу. Важнейшими условиями предоставления западных кредитов в то время помимо политических условий были - высокий процент и превращение банка-кредитора в одного из акционеров предприятия: гарантия выпуска акций превращалась практически в право владения ими.

К 1914 г. на иностранные компании приходилось от 60 до 90% российской добычи и переработки металлов, нефти, угля. Выплавка чугуна на 12 крупнейших металлургических предприятиях Юга, почти полностью принадлежавших иностранному капиталу, составляла около 70% общего производства. В руках иностранных компаний оказалось 90% добычи платины, что практически лишало Россию, обладавшую богатейшими запасами этого металла, ведущей роли на мировом платиновом рынке. Российская химическая промышленность финансировалась главным образом немецким капиталом. Ему же принадлежали до 90% акций электротехнических и электрических компаний — на сумму 150 млн. руб. К 1913 г. иностранные капиталовложения оценивались в 7,6 млрд. руб., тогда как отечественные вложения составляли 14 млрд. руб., из них 3,6 млрд. руб. — частные.

Иностранный капитал поступал в страну путем непосредственных капиталовложений, в виде государственных займов, покупки ценных бумаг на финансовых рынках. Иностранные инвестиции в российскую экономику составляли к 1913 году почти 40% всех капиталовложений. Первое место по вложению капиталов занимала Франция (31%), второе — Великобритания (24%), далее следовали Германия (20%) и Бельгия (13%). При этом разные страны использовали различные модели инвестирования.

Немецкие предприниматели предпочитали создавать в России филиалы действовавших в Германии крупных фирм. Основными сферами их деятельности были электротехника, химические производства, металлургическая и металлообрабатывающая промышленность, торговля. Французские капиталы направлялись в Россию главным образом через банки. Они действовали преимущественно в угольной и металлургической промышленности Донбасса, металлообработке и машиностроении, добыче и переработке нефти. Английские капиталы обосновались в нефтяной промышленности, добыче и переработке цветных металлов.

Таким образом, наиболее передовые отрасли промышленности, определявшие лицо индустриализации, развивались, как правило, с участием иностранного капитала. Приток иностранного капитала сопровождался процессом сращивания его с капиталом отечественным, создавая тем самым реальные предпосылки включения России в мировую экономическую систему.

В то же время широкое проникновение иностранного капитала имело своим колоссальным минусом то, что часть накоплений, которая могла бы умножить национальное богатство страны, расширить возможности собственных капиталовложений в экономику, повысить производительность труда и жизненный уровень населения, уплывала за границу в виде прибылей и дивидендов. А прибыли были огромны. До 1913 г. в российскую экономику было вложено 1343 млн. руб. иностранных инвестиций, из них 54,7% — в горную и металлургическую промышленность. Средняя норма прибыли на иностранный капитал составляла 13%, что втрое больше прибыли, получаемой отечественным капиталом.

Товарооборот и внешняя торговля. Заметно влиял на промышленную динамику постоянно возраставший после 1908 г. товарооборот внутренней торговли в результате повышения уровня жизни в городе и на селе и внешней торговли.

Годовой заработок фабрично-заводских рабочих повысился после 1906 г. почти на треть, и хотя рышочные цены также возросли, но городской спрос на потребительские товары все же заметно увеличился. Аграрная реформа расширила рыночные связи сельского населения. Товарооборот, приходящийся на деревню, также вырос за предвоенные годы. Тем не менее расходы крестьянства на личное потребление оставались “микроскопическими”: население России по-прежнему вело преимущественно натуральное хозяйство. Годовой товарооборот на душу городского населения составлял перед войной 1914 г. 430 руб., сельского — не более 22 руб.

За 1909—1913 гг. внешнеторговый оборот вырос в 1,5 раза. Но структура торговли осталась прежняя: 90% составляли продовольствие и сырье, из них 40% приходилось на хлеб. Вырос вывоз промышленных товаров — нефти и нефтепродуктов, металлов, сахара, тканей, главным образом благодаря демпингу, но в общем товарообороте они составляли не более 10%.

Наибольшее значение имел, конечно, хлебный экспорт. Он не только вырос по сравнению с концом прошлого века — с 418 млн. пуд. в 1900 г. до 647,6 млн. пуд. в 1913 г., но и развивался в условиях благоприятной конъюнктуры мирового рынка, роста хлебных цен. Поэтому ценность вывоза значительно возросла: в пятилетие 1904—1908 гг. экспортная выручка за хлеб исчислялась в 2,546 млрд. руб., а в пятилетие 1909—1913 гг. — в 3,422 млрд. руб. В целом же экспорт хлеба, масла и других продуктов дал стране за 1898—1913 гг. 17,4 млрд. рублей.

Правительство добивалось активного сальдо, поощряя экспорт путем специальных вывозных премий, возврата налогов с товаров, направляемых на экспорт. В силу этого российский экспорт господствовал на рынках Востока — Иран, Китай, Монголия, Афганистан, Турция.

Финансы. В годы экономического кризиса, войны и последовавшей депрессии (1900—1908 гг.) из-за резкого увеличения расходной части бюджета, усиленного востребования вкладов из частных банков, отлива капиталов за границу сильно ухудшилось финансовое положение страны. Министерство финансов впервые со времени денежной реформы 1897 г. было вынуждено расширить эмиссию не покрытых золотом кредитных билетов. Появилась угроза прекращения размена на золото, утраты достигнутой за предшествующие годы конвертируемости русского рубля. Предотвратить финансовое банкротство и сохранить систему золотого денежного обращения помогла Западная Европа.

Русско-японская война была профинансирована в основном за счет германского займа. За этот заем, кроме обычных процентов и комиссионных, пришлось заплатить еще и большими уступками в русско-германском торговом договоре 1904 г.: Россия снизила таможенные пошлины на многие виды германской продукции.

В 1906 г. России был предоставлен международный заем, самый большой в истории российского внешнего государственного долга — 2,5 млрд. фр. Наибольшую долю этого займа взяла на себя Франция; значительно меньше было участие в нем Англии, Австрии и Голландии.

Последовавший с 1909 г. промышленный подъем позволил улучшить состояние государственных финансов. Дефицитность бюджета год за годом сокращалась. Тем не менее государственный долг составлял к 1914 г. огромную сумму — 10,5 млрд. руб.

Еще со времени С.Ю. Витте большой размах получили в России сберегательные кассы. Система вкладов устанавливалась не только в интересах вкладчиков (как правило, людей малого достатка), но и в интересах правительства - в целях возможно более широкого распространения среди публики долговых обязательств казны. Логика российского министра финансов была проста: коль скоро государство гарантирует сохранность вкладов сберегательных касс, оно должно иметь и преимущественное право ими распоряжаться. По существу сберегательные кассы выступали “насосами” для перекачки внутренних накоплений в распоряжение казны. С 1895 г. они стали официально именоваться “государственными”.

Сеть сберегательных учреждений к 1914 г. состояла из 1026 центральных касс с 1286 отделениями (при учреждениях Госбанка, казначействах, управлениях железных дорог), 5964 почтовотелеграфных, 111 фабрично-заводских и 166 волостных. Городским вкладчикам принадлежало около 56% суммы взносов, а сельским — остальные 46%; причем на селе средний размер вклада был выше — 190 руб., а в городе — 173 руб.

Налоговая система была ориентирована преимущественно на косвенные налоги и сборы — прямые налоги составляли в бюджете небольшую долю, а косвенные более 60%.

Помимо государственных налогов и сборов были установлены и городские. Среди уплачиваемых городу пошлин к 1913 г. на первое место по объему вышли платежи за прописку. К сборам с лошадей, экипажей и собак добавились налоги на “автоматические экипажи” и велосипеды.

Бюджетные расходы направлялись главным образом на подготовку к войне и содержание администрации. Война 1904—1905 гг. потребовала 2,6 млрд. руб. непосредственных расходов. Общие потери составили в результате войны — 120 тыс. ч. погибшими и 5 млрд. руб. Эмиссия и займы привели к резкому росту внутреннего и внешнего долга.

 

* * *

Несмотря на экономический кризис и войну с Японией, Россия в конце XIX—начале XX вв. развивалась быстрее других стран, включая США: ее экономическое отставание от Великобритании сократилось за период 1885—1913 гг. втрое, от Германии — на четверть. Тем не менее разница в экономическом развитии между Россией и западными странами оставалась еще очень значительной: накануне Первой мировой войны Россия производила промышленной продукции в 2,6 раза меньше, чем Великобритания и в три раза меньше Германии, по душевому производству продолжала находиться на уровне Италии и Испании, а по величине душевого национального дохода — между Австро-Венгрией и Японией.

Имел место так же явный структурный перекос: быстрый рост промышленности в большей степени ориентировался не на рыночный спрос, а на государственные заказы, на выполнение правительственной программы перевооружения, на преимущественный рост военно-промышленного комплекса.

Следует отметить и недостаточное к моменту начала войны развитие институтов капитализма. Да и российская буржуазия представляла собой довольно разнородную группу предпринимателей. Часть из них вполне прониклась идеологией западного рынка, другая часть видела в процветании и прибыли средство любой ценой утвердить русское могущество, а третья, весьма многочисленная, просто паразитировала на государственной деятельности.

Хотя темпы индустриального развития России были достаточно высокими, она как и в конце столетия, оставалась страной аграрной, страной крестьянской. В 1913 г. рабочие составляли 14,6% самодеятельного населения, крестьяне же — 66,7%.

В 1913 г. был собран рекордный для царской России урожай — 5,6 млрд. пуд. Запасы хлеба в стране составили на начало 1914 г. — 900 млн. пуд. К сожалению, война прервала и продолжение реформ, и общее развитие страны.

Глава 8

Экономика России
в период Первой мировой войны
и Февральской революции 1917 г.

 

Как известно, в войне противостояли германский блок государств — Германия, Австро-Венгрия, Болгария, Турция и блок стран Антанты, куда входили Англия, Франция, Россия и позднее — присоединившиеся к ним Япония, Италия, Румыния, США и другие страны. Для российской буржуазии, увлеченной идеями панславизма и национализма, начавшаяся война была не только борьбой за экономическое освобождение от германского засилья — всерьез рассматривалась возможность захвата у Турции района Константинополя и проливов для свободного выхода в Средиземное море.

Россия по отношению к ее главному противнику Германии была отсталой и в экономическом, и в военно-стратегическом аспектах. Производство стали в России было в 8 раз меньшим, чем в Германии. Многие виды вооружения в России вообще не производились (минометы, зенитные орудия; пулеметы производились единицами), других не хватало: винтовок и патронов производилось вдесятеро меньше потребностей армии (0,5 млн. шт. вместо 5 млн.). Огромным было превосходство Германии в артиллерии, да и в остальном вооружении.

В отсутствие своего производства вооружение заказывалось за границей, в основном в США: на эти цели царское правительство затратило 3,2 млрд. руб. золотом.

Экономическое положение в начале войны. Неумение и нежелание государства привлечь национальный капитал к созданию и форсированному развитию современной тяжелой промышленности и инфраструктуры резко осложнили положение Российского государства в первые же дни войны. Оборудование и средства производства для промышленности Россия в мирное время получала главным образом из-за границы: например, в 1912 г. потребность в обновляемых средствах производства оценивалась примерно в 450 млн. руб., а импорт составил около 270 млн. руб., т.е. 37% потребности. Транспортное оборудование было преимущественно российским, зато промышленное — в основном иностранным. В 1912 г. 58% общего объема потребления машин для промышленности было покрыто за счет импорта.

С началом войны металлургия, электротехническая и химическая промышленности, а также производство средств транспорта оказались в значительной степени лишенными источников финансирования и технического обеспечения. Уменьшение поставок топлива в 1915 г. на 20% по сравнению с 1913 г. при одновременном повышении доли его потребления транспортом привело к сокращению предназначенного для промышленности количества угля и нефти на 40%. Наряду с топливным возник и кризис снабжения сырьем: выплавка чугуна в 1915 г. упала по сравнению с 1913 г. на 20%, появились трудности с доставкой иностранного хлопка и прочих видов сырья, а оборонная промышленность в то же время повысила спрос на все его виды.

Российское правительство рассчитывало на быстротечную войну. Военные запасы были рассчитаны на трехмесячную кампанию и мгновенно растаяли. В начале 1915 г. в войну вступила Турция, что привело к серьезнейшим последствиям: закрытие Дарданелл почти полностью отрезало Российскую империю от мирового рынка (с этого момента импорт шел только через Ар- ханге льск и Владивосток). В условиях экономической блокады страна могла опираться только на собственные силы. Но потеря Литвы, Галиции и Польши лишила страну без малого четверти промышленного производства.

Отечественная промышленность “проедала” основной капитал и не восстанавливала его, оборудование изнашивалось, объемы ремонтных работ сокращались. В финансовом плане ориентация русского правительства на иностранное инвестирование в конечном счете вылилось в катастрофическое увеличение государственного долга. По займам, хотя бы и своим союзникам, надо было платить, а война требовала все новых и новых средств.

Отдав на откуп иностранным концессионерам отечественную тяжелую промышленность, правительство страны предопределило трагическое развитие событий 1914—1917 гг. Россия оказалась обреченной на экономический проигрыш в Первой мировой войне еще до вступления в нее.

Усиление государственного давления на экономику. С началом войны экономическая ситуация осложнилась и потребовались более жесткие механизмы государственного регулирования. Причем потребность в усилении государственного влияния проявлялась и сверху, со стороны государственных чиновников, которые через государственные заказы пытались поставить под контроль частные предприятия, и снизу — предприниматели надеялись через участие в политических решениях влиять на распределение госзаказов. За усиление позиции государства выступали и левые партии и политики.

Какими способами могло правительство командовать хозяйством? Набор инструментов государственного регулирования достаточно широк и в большей или меньшей степени применялся в то время всеми воюющими странами.

Основным инструментом государственного регулирования экономики выступал прежде всего государственный заказ. Предоставляя госзаказ частному предприятию, правительство не ограничивалось определением объемов выпуска продукции и выплачиваемых за это сумм. Наряду с этим оговаривалось (или негласно предполагалось) нормирование количества и оплаты труда, прибылей, сырьевое обеспечение и др., вплоть до запрещения партий и политической деятельности.

Другим, наиболее очевидным (и наиболее любимым чиновниками в любой стране) инструментом стало регулирование цен — введение фиксированных или предельных цен сначала, в виде исключения, временно, на отдельные виды товаров и сырья с постепенным, но очень быстрым расширением как списка таких товаров, так и длительности действия этих цен; сюда же следует отнести и замораживание заработной платы.

Следующий инструмент — ограничение свободы торговли; здесь также возможны градации и по территории (только в прифронтовой полосе, в губерниях, приближающихся к линии военных действий, в губерниях, обеспечивающих основную массу продуктов для армии, и т.д.), и по продолжительности, и по видам товаров.

Еще одним инструментом государственного вмешательства в экономику стали практикуемые со времен средневековых войн реквизиции продукции — полные или частичные, с компенсацией и без, повсеместно или в отдельных районах. Следующим шагом здесь выступает концентрация у государства снабженческо-распределительных функций — наиболее простой, грубый, но очевидный инструмент управления народным хозяйством.

Наконец, последний из важнейших инструментов, актуальный для таких территориально разбросанных государств, как Россия, — разрешительная система межрайонного обмена и транспортных перевозок. Возведение местных торговых барьеров использовалось в Российском государстве еще во времена удельных княжеств, было легализовано во времена монголо-татарского ига и неоднократно использовалось в более поздние времена для экономического воздействия государства при решении политических проблем.

В годы Первой мировой войны российское государство использовало все перечисленные инструменты в самых широких пределах. Организационным каркасом послужили созданные в 1915 г. “Особые совещания” по наиболее проблемным направлениям — по обороне, перевозкам, топливу и продовольствию. В их задачу входило распределение ограниченного сырья, топлива, продовольствия, вооружения. Четыре центральных органа дополнялись разветвленной сетью “особых совещаний” на местах.

Однако действовала эта система крайне неэффективно. Налаживалась также “общественная помощь” в форме военно-промышленных комитетов: там решались вопросы распределения госзаказов. Но реально через них шли 6—7% заказов; остальные распределялись правительственными чиновниками без всякой координации и контроля.

Как конкретно осуществлялось государственное регулирование в годы войны? Уже в августе 1914 г. циркуляром Министерства внутренних дел предлагалось решать производственные проблемы на местах путем “таксирования” (установления цен местными органами власти). Результаты последовали мгновенно — разрушение рыночного механизма цен привело к перемещению товаров с одних рынков на другие, спекуляциям, дезорганизации транспорта. Поскольку цены на сельскохозяйственную продукцию были заморожены, а на промышленную продукцию росли, исчезли стимулы для крестьянства продавать продукты: нарушился товарообмен между городом и деревней.

Государство по-своему оценивало причины и следствия сложившегося в стране тяжелого положения с продовольствием. В феврале 1915 г. был принят закон, позволявший местным властям запрещать вывоз сельскохозяйственной продукции за пределы своих губерний, устанавливать предельные цены и реквизировать продукты (только для армии) по ценам на 15% ниже установленных. Вслед за этим были введены “плановые перевозки” на железнодорожном транспорте.

После опубликования осенью 1916 г. “твердых” плановых государственных цен на сельскохозяйственные продукты рыночные (читай: подпольные) цены в очередной раз подскочили. Повсюду в стране образовался дефицит продуктов (при огромных запасах) и бешеная спекуляция, которую не могли остановить ни губернские границы, ни планы перевозок.

Примерно такие же меры и в той же последовательности проводились государством в добывающей, легкой и других отраслях промышленности; результаты были те же — рост спекуляций, воровства, коррупции и хаос. В результате подобной государственной деятельности в стране на фоне наличия значительных запасов продуктов и сырья и разбалансированности рынка усиливались хаос и разруха.

Следующим шагом правительства было введение государственной монополии на отдельные виды продукции, список которых быстро расширялся. Это, конечно, не могло дать положительных результатов.

Логическим развитием сложившейся схемы государственного управления должно было стать введение централизованного государственного управления по единому “общеимперскому” пли- ну, предписывавшему все детали движения продуктов, реквизиций, цен, распределения продукции, работы транспорта и т.д. Тем самым государственный план полностью заменил бы рынок. Правительство готовило предложения по единому плану, а частные планы — работы транспорта, снабжения и реквизиций — были в 1916 г. приняты, но в условиях общей дезорганизации хозяйства выполнялись они на 10—12%.

До начала 1917 г. в стране еще сохранялись запасы продовольствия. Но в начале 1917 г. ситуация резко изменилась: реквизиции (плановые) не срабатывали, транспорт (плановые перевозки) не работал, производство останавливалось. В стране назрела экономическая катастрофа.

Развал хозяйства. С началом войны промышленность стала работать практически только на армию. После мобилизации от 20% до 40% станков не работали, оставшиеся выполняли военные заказы. К 1916 г. производство вооружения достигло огромных для России масштабов — 229,3%, а военного снаряжения — 121,3% от уровня 1913 г. Но и этого было недостаточно для ведения войны. К 1917 г. практически полностью прекратился импорт. В производстве ощущалась острая нехватка металлов: стали недоставало 18,5 млн. т. (при выпуске 4,2 млн. т.), цветных металлов — вчетверо. Значительными были и нехватки из-за территориальных потерь. В первый год военных действий было потеряно 20% промышленности — производства Прибалтики и Польши. Правительство выделяло средства на эвакуацию, они исчезали, но эвакуация не проводилась.

Транспорт работал только для фронта и несмотря на возросшую интенсивность (в 1916 г. в движении было 91,5 тыс. вагонов в сутки по сравнению с 58 тыс. в 1913 г.) не мог обеспечивать вывоз грузов. В результате в Центре разразился голод при наличии на периферии — на Дону, Урале, в Сибири — запасов продуктов. В Петрограде был холод, а в Донбассе завалы угля.

В сложившихся условиях развернулась местная кустарная промышленность — производство обуви, одежды, сбруи. Ее организатором выступал “Земгор” — Всероссийский земский и городской союз.

Всеобщая мобилизация обескровила деревню — осталось менее половины трудоспособных мужчин. Реквизиция лошадей лишила сельское хозяйство тягла. Сократились производство и импорт сельскохозяйственных машин — осталось 20—25% довоенного объема. В 1916 г. посевы сократились до 80% от уровня 1913 г., на столько же сократился и валовой сбор. По переписи 1917 г. из 11,9 млн. крестьянских хозяйств 3,3 млн. были без скота, 1,7 млн. хозяйств — беспосевны. В деревне воцарилась нищета.

Несмотря на тяжелое положение хозяйства, прибыли промышленности выросли вдвое, банков — в 3,7 раза. На месте синдикатов стали создаваться концерны, объединяющие капиталы промышленности и банков. Усилилось сращивание капитала с государственной властью.

Государственные расходы выросли с 4,86 млрд. руб. в 1914 г. до 18,1 млрд. в 1916 г. Дефицит бюджета вырос втрое. Вместе с увеличивающейся эмиссией он привел к обесценению денег и росту цен. Рубль в феврале 1917 г. стоил 27 коп. 1913 г. Цены на продукты выросли в 5-8 раз, на промтовары — в 4-6 раз. Номинальная зарплата тоже выросла (с учетом сверхурочных часов), но лишь в 2-3 раза. Росла и сумма косвенных налогов.

Займы внутренние и внешние составили за войну 42,5 млрд. руб. Долг правительства превысил 80 млрд. руб., составив две трети богатства страны.

Катастрофически ухудшилось положение трудящихся. Длительность труда, чрезвычайные законы, мобилизация мужчин и замена их труда на женский и детский, рост цен, перебои в снабжении (в начале 1916 г. в городах были введены карточки на продукты, которые трудно было “отоварить”) вели к углублению революционного кризиса. Нарастали революционные настроения в производстве и армии. Повсеместным явлением стали стачки. Одновременно с правительственным кризисом 25 февраля 1917 года началась всеобщая политическая забастовка, переросшая в революцию. В стране установилось двоевластие — назначенное Государственной думой Временное правительство и Советы рабочих и солдатских депутатов.

Экономическая политика Временного правительства. С появлением Временного правительства все — от чиновников до предпринимателей — уповали на единый государственный план и усиление государственного регулирования. Думалось, только таким образом можно наладить функционирование народного хозяйства. Временное правительство не преследовало цель изменить экономический и общественный порядок, его задачей было обновить государственные институты и выиграть войну, оставив проведение структурных реформ Учредительному собранию.

Видный деятель кабинета министров П.И. Пальчинский провозгласил идеи, которые стали по существу экономической программой Временного правительства, но реализованы были только большевиками в эпоху военного коммунизма. Основные ее положения — (1) изъятие всей продукции и обезличение ее с последующим распределением, (2) секвестр предприятий и перераспределение земель (конечно, с компенсацией) в целях наиболее эффективного их использования, (3) принудительный госзаказ, (4) государственное установление цен, зарплаты, уровней потребления, (5) введение всеобщей трудовой повинности. Как видим, здесь все базируется на принуждении.

К тому же, с позиций крестьянина или рабочего, на практике Временное правительство продолжало политику царизма — ни мира, ни земли, ни хлеба; туда, где шла экспроприация земли, направлялись карательные экспедиции. Был, правда, создан Экономический совет для разработки общегосударственного экономического плана. Но ни он, ни Главный экономический комитет наряду с Особым совещанием по обороне не могли ничего сделать; их робкие вмешательства саботировались на всех уровнях. Ведь правительство было центристским и не имело социальной базы.

Была, правда, программа вывода страны из кризиса генерала Корнилова, предусматривавшая демобилизацию 4 млн. солдат и выделение каждому из них по 8 дес. земли с целью создания верной правительству крестьянской опоры, заинтересованной в порядке, а также прекращение всякого вмешательства государства в экономические и социальные процессы. Но после его неудачной летней попытки захвата власти Корнилов был арестован.

Пытаясь привлечь на свою сторону трудящееся население, правительство ввело в столицах 8-часовой рабочий день при 47часовой неделе, объявило о конфискации удельных и кабинетных земель, не затрагивая при этом собственности помещиков. Но уже с весны 1917 г. крестьяне начали по всей стране самостийный захват помещичьих земель и инвентаря. Создававшиеся повсюду фабрично-заводские комитеты, легализованные в конце апреля, а в мае собравшие конференцию фабзавкомов Петрограда, организовывали контроль за производством и даже ввели самоуправление на нескольких сотнях мелких и средних предприятий.

Разруха росла. В марте 1917 г. правительство ввело хлебную монополию, но из-за отказа кулаков продавать зерно государству вынуждено было почти удвоить закупочные цены. В стране разразился голод, хотя запасов хлеба — по разным оценкам 500600 млн. пуд. при годовой потребности в 180 млн. было достаточно.

По всей стране шли процессы захвата крестьянами помещичьей земли. Но теперь они уже не довольствовались этим: грабили и сотнями сжигали барские усадьбы, убивали не успевших скрыться владельцев, захватывали инвентарь и скот. Во многих районах крестьянское насилие повернулось и против кулаков, вынужденных возвращать в “общий котел” земли, которые были сочтены общиной “излишками” по отношению к уравнительной норме — “по числу едоков”.

Ухудшалась ситуация и в городах. Предприниматели все чаще прибегали к локаутам, а трудящиеся — к забастовкам. В сентябре сотни предприятий были остановлены под предлогом трудностей в снабжении и беспорядков. Десятки тысяч рабочих оказались выброшенными на улицу. Локауты, сознательный экономический саботаж многих предпринимателей и забастовки окончательно дезорганизовали функционирование производственной системы.

1 сентября 1917 г. Россия была провозглашена республикой. Но это уже не могло остановить катастрофического ухудшения экономического положения. Оно усугублялось снижением реальной зарплаты и безработицей. Рост цен шел безостановочно: с июля по октябрь цены на продукты в Петрограде утроились. Вызванная непомерной эмиссией (17,2 млрд. руб. в обращении к октябрю 1917 г. по сравнению с 9,6 млрд. к концу 1916 г. и 1,6 млрд. — в 1913 г.) инфляция приняла катастрофические масштабы.

К осени 1917 г. созрели экономические (сравнительно высокий уровень производительных сил, концентрация производства и обнищание пролетариата, перерастание капитализма в государственно-монополистический) и политические предпосылки пролетарской революции. На фоне всеобщей разрухи и голода весьма привлекательной была экономическая платформа большевиков, которая просматривалась в их лозунгах:

—   национализация земель при конфискации помещичьих

—   слияние всех банков в единый под контролем Советов

—  контроль Советов над производством и распределением продуктов.

Рекомендуемая литература

1.   Барышников М.Н. История делового мира России. М., 1994.

2.   Бобович ЖМ.Экономическая история России 1861—1914 гг. СПб., 1995.

3.   Денисов В.И. Ярмарки. СПб., 1911.

4.   Ключевский В.О. Сочинения. Т. 4,5. М., 1990.

5.   Лященко Л.ЖИстория народного хозяйства СССР. Т.1. М., 1952.

6.   Милое Л.В., Зырянов П.Н, Боханов А.Н. История России с начала XVIII до конца XIX века. М., 1996.

7.   Русская философия собственности. XVIII—XX вв. СПб., 1993.

8.   Черкасов П.П., Чернышевский Д.В. История императорской России. От Петра Великого до Николая II. М., 1994.

 

Раздел II

ЭКОНОМИКА
СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА

Часть 3

Хозяйство страны в условиях становления
и “выживания” советской власти
(1917-1921 гг.)

Часть 4

Новая экономическая политика
(1921-1928 гг.)

Часть 5

Период индустриализации
(1929-1941 гг.)

Часть 6

Великая Отечественная война
(1941-1945 гг.)

Часть 7

Послевоенное развитие СССР.
Замедление темпов роста советской экономики
(1945-1991 гг.)

Часть 3

Хозяйство страны в условиях
становления и “выживания”
советской власти

(1917-1921 гг.)

Короткий и противоречивый как по фактическим действиям государственной власти, так и по объяснению ее политики в тогдашней и современной литературе, этот период целесообразно разбить на три характерных временных отрезка.

Первый период — с октября 1917 г. до лета-осени 1918 г. — эмпирические попытки создания социалистической экономической системы хозяйства (“цельный социализм” — по Ленину), которая виделась тогда большевикам как государственный капитализм со значительной долей государственного хозяйства под контролем пролетариата. В основу этой модели была положена германская военно-хозяйственная система, совмещенная с советской властью. Тогдашний исследователь советской экономической политики М.Н. Покровский называл этот период “временем идеализированной революции”. Однако под давлением революционной стихии большевики вынуждены были на ходу менять изначальные экономические установки в части экспроприации производства, кооперативного и профсоюзного движения, роли денег, разверстки, морального и материального поощрения, запретительных мер в отношении торговли и т.п.

В конце концов эти уступки стихийному движению в условиях полной разрухи привели к крайним мерам — установлению собственно военного коммунизма — жестко централизованной социально-экономической системы, когда государство сконцентрировало в своих руках практически все трудовые, финансовые и материально-технические ресурсы, заставляя их работать на принципах военного подчинения. Страна была объявлена единым военным лагерем (позднее, весной 1921 г., В.И. Ленин назвал сложившуюся хозяйственно-политическую систему “военным коммунизмом”). Этот второй период — с осени 1918 г. до зимы 1919—1920 гг. — совпал с развертыванием Гражданской войны и интервенции. Экономическое положение в стране было ужасающим, и все мероприятия правительства в этот период оправданно для него носили чрезвычайный, вынужденный характер.

В начале 1920 г. ситуация принципиально меняется. Успешные действия Красной армии сняли непосредственную военную угрозу существованию советского государства. Военные действия, менее напряженные по своему характеру, перенесены на окраины страны — в Западную Белоруссию, Кавказ, Крым, Восточную Сибирь. У правительства появилась возможность перейти от чрезвычайных мер к налаживанию нормальной экономической жизни. Несмотря на это, в 1920—1921 гг. установки военного коммунизма — разверстка, трудовая повинность, запрещение торговли, репрессии — не только не были пересмотрены или смягчены, но, напротив, усилены. Если раньше их воспринимали и объясняли вынужденной реакцией в сложившейся ситуации на классовое сопротивление, саботаж, интервенцию, то в это время под них стали подводить теоретическую базу, представляя их как идеальный механизм создания коммунистического хозяйства. Но именно в это время стали нарастать кризисные явления в хозяйственной и политической жизни страны, заставившие правительство отказаться от механизма военного коммунизма. Этот третий период — с середины 1920 г. до середины 1921 г. — последний в истории военного коммунизма.

Глава 9

Великая Октябрьская

социалистическая революция и возникновение
социалистической системы хозяйства.
Первые шаги “диктатуры пролетариата”

В условиях полной хозяйственной разрухи и голода экономические требования большевиков получили поддержку народа:

—   централизация и национализация всего банковского дела

—  национализация главнейших монополий — угля, стали, нефти, сахара, транспорта

—  отказ от уплаты государственных долгов (внутренних и внешних)

—  прекращение выпуска бумажных денег (видимо, предполагалось введение натурообмена)

 

—  установление рабочего контроля на производстве с отменой коммерческой тайны

—  налаживание товарообмена города и села на основах кооперации

—   преобразование налоговой системы в интересах трудящихся

—  конфискация всех помещичьих земель и национализация земли.

Эта программа была сформулирована в мае-августе 1917 г., когда большевики еще только боролись за политическую власть, но были далеки от нее. Как видим, в ней речь не идет о полной национализации производства и тем более системы обмена — предполагалось сохранение капиталистических предприятий при установлении рабочего контроля. Нет здесь и всеобщей трудовой повинности. Зато, в отличие от программы Временного правительства, предусмотрены национализация финансовой системы (предполагалось использование банков для контроля за движением товаров) и отказ от “царских” долгов.

Вообще надо подчеркнуть, что цельной программы строительства экономической системы социализма у большевиков долго не было. Политические решения экономической направленности принимались исключительно из прагматических сиюминутных целей сохранения власти.

В условиях голода, обесценивания денег, отсутствия земли у крестьян, составлявших большинство населения страны, недоверия и даже ненависти ко всякому правительству большевистские лозунги не могли не получить поддержки обездоленных людей. Нарастала стихия народного протеста и самодеятельности в решении самых насущных проблем — земли, мира, хлеба. Однако по мере приближения большевиков к власти, а тем более после ее захвата и необходимости решения конкретных задач по восстановлению нормальной хозяйственной жизни при обязательном условии сохранения власти, положения большевистской экономической программы несколько изменяются, приближаясь к программе Временного правительства в части усиления принудительных мер со стороны государства.

Основное содержание первых шагов большевистского правительства заключалось в укреплении советской власти в экономике и поиске механизмов централизованного управления хозяйством.

Экпроприация и раздел земли; продовольственный кризис.

Февральская революция не ликвидировала помещичьей власти. А пролетарское государство на следующий же день после захвата власти приняло декрет о земле. Частная собственность на землю отменялась, запрещались продажа, аренда, залог земли. Земля, ее недра, леса и воды стали всенародной государственной собственностью. Земли нетрудового пользования — помещичьи, монастыфские, церковные и удельные имения — конфисковались без выкупа. Их владельцы подлежали выселению.

Это было дорогим подарком крестьянству и смертельным ударом по помещикам—собственникам земли. Крестьяне получили более 150 млн. дес. земли (по 2-3 дес. на семью). Они сохраняли 700 млн. руб. золотом ежегодно благодаря освобождению от аренды. Декрет ликвидировал крестьянский долг — около 3 млрд. руб. Одновременно крестьянам передавался инвентарь помещичьих хозяйств на сумму около 300 млн. руб.

Декрет был ударом и по капиталистам, так как им принадлежали 19 млн. дес., еще 62 млн. дес. были заложены в банках.

Разделение земли было уравнительным между всеми, кто ’’желает обрабатывать ее своим трудом” — по трудовой или потребительной (по числу едоков) норме, разной в различных местностях. Эта неопределенность была следствием необходимости компромисса с эсерами, контролировавшими в то время местные органы власти на селе.

Однако реализация декрета о земле была передана целиком местным сельским советам. В ходе конфискации частнособственнической земли, “черного передела” крестьянских наделов, организации на новых основах внутридеревенской жизни эсеровские сельские советы пошли дальше — в направлении разрушения государственных налоговых повинностей, твердых цен, отстаивая права мелкого собственника на свободу. В результате государственные заготовки продуктов питания резко упали, над армией и городским населением нависла угроза голода, нормы отпуска продуктов питания в столицах упали до критических размеров. Тенденция натурализации сельского хозяйства становилась угрожающей с точки зрения интересов экономики страны в целом. Но в данный момент стихийные процессы в деревне угрожали самому существованию большевистской власти.

Отъем и раздел помещичьих земель сначала шел стихийно. В целях организации этого процесса в январе 1918 г. закон “О социализации земли” подтвердил основные положения декрета о земле. Но раздел земли предусматривался теперь по числу едоков. Этим положением большевики впервые заявили, что все их действия в аграрной политике проводятся в интересах беднейшего крестьянства и батраков против кулаков.

Между тем, продовольственная ситуация в Петрограде и Москве ухудшалась с каждым днем. Урожай 1917 г. из-за отсутствия в деревне воевавших мужчин был много ниже среднего уровня. К тому же после Октябрьской революции из-под контроля центральных властей вышла богатейшая житница России — Украина. Официально же нехватка продовольствия приписывалась действиям спекулянтов и богатых крестьян, изымавших с рынка свои запасы зерна. Возможность изъятия этих запасов стала для большевистского правительства вопросом жизни.

В апреле 1918 г. у государства осталось 15 млн. пуд. хлеба (при потребности в 180 млн.). Дневная выдача составляла от четверти до осьмушки фунта. Хотя в стране был еще хлеб от урожая 1915—1916 гг., но условия государственных закупок были таковы, что крестьяне не продавали его, надеясь на дальнейшее повышение цен; голод в стране создавался, может быть, и не злостно, но искусственно. Перед большевиками встала дилемма: восстановить подобие рынка в условиях развалившейся экономики или прибегнуть к принудительным мерам изъятия продуктов у крестьян. Вместо тонкой экономической политики по отношению к крестьянству правительство ввело весной 1918 г. продовольственную диктатуру.

Декретом от 13 мая 1918 г. широкие полномочия по централизованной заготовке и распределению продовольствия, прежде всего хлеба, давались Народному комиссариату по продовольствию (Наркомпрод). Продавать и покупать хлеб частным образом запрещалось. Была введена карточная система снабжения городов продовольствием.

Новая власть могла опираться только на бедноту. В июне 1918 г. начали создаваться “комбеды” (комитеты крестьянской бедноты), которые в тот период разрыва между большевиками и эсерами, контролировавшими большинство сельских советов, должны были стать “второй властью” на селе и изъять “излишки” сельскохозяйственной продукции у зажиточных крестьян; предполагалось, что часть изымаемых продуктов будет поступать членам этих комитетов. С их помощью уже через месяц 50 млн. га кулацких земель (из 80 млн.) перешло к беднякам. Материальная база кулачества была разрушена.

Месяцем раньше, в мае 1918 г., Ленин направил рабочим письмо “О голоде”, после чего в стране начали создаваться продотряды для реквизиций хлеба. Создание “хлеботрядов” для изъятия излишков сельскохозяйственных продуктов практиковалось еще царским режимом в 1916 г. и Временным правительством в 1917 г., тогда их деятельность не дала существенных результатов. Теперь выполнение центральных заданий по изъятию продуктов подкреплялось силой комбедов и продармии. Численность продотрядов составляла в то время 12 тыс. человек, увеличившись позднее до 80 тыс. Из них добрую половину составляли рабочие стоявших петроградских заводов, которым была обещана оплата “натурой” пропорционально количеству изъятых продуктов.

Создание комбедов, организация продотрядов выступает как “поворотный пункт гигантского значения во всем ходе развития и строительства нашей революции”, — писал в то время Ленин.

Национализация; создание централизованного управления хозяйством. Промышленная политика советской власти в первые месяцы после революции прошла путь существенных изменений — от “рабочего контроля” через “совнархозы” до “планирования” и от “частных предприятий под контролем трудящихся” до всеобщей национализации.

Экономическая программа большевиков, как мы видели, не предусматривала национализации всей промышленности, хотя казенные заводы были национализированы сразу. Зато предполагалось усиление рабочего контроля за производством: именно рабочий контроль должен был стать по программе большевиков стержнем системы управления экономикой.

26 октября Ленин заявил, что новый режим будет опираться на рабочий контроль за предприятиями. Рабочий контроль должен был осуществляться всеми рабочими предприятия через выборный заводской комитет. Трудящиеся получали доступ к бухгалтерским книгам, складам, могли контролировать обоснованность найма и увольнений. Декрет о рабочем контроле от 27 ноября узаконивал положение вещей, реально сложившееся на многих предприятиях с лета 1917 г. Однако уже в ходе подготовки декрета о рабочем контроле было ясно, что он не оправдал себя. Органы рабочего контроля очень быстро усвоили логику собственников, руководствуясь во всех своих действиях сиюминутными интересами своих предприятий — обеспечить загрузку завода, но не слишком напряженную — не заботясь об общегосударственных задачах.

Практически же декрет о рабочем контроле вводил заводские комитеты в строго иерархическую систему профсоюзов и местных советов, где заправляли большевики. Это было подтверждено в резолюции Первого съезда профсоюзов (7—14 января 1918 г.). Таким образом, очень быстро рабочее самоуправление было вытеснено из системы управления экономикой.

Поскольку система рабочего контроля себя не оправдала, необходимо было искать другие организационные способы управления экономикой. Ими стали совнархозы (советы народного хозяйства). Идея совнархозов родилась в Петросовете в канун октябрьского переворота. Но только в декабре 1917 г., после дискредитации рабочего контроля, был создан Высший СНХ при Совнаркоме для управления “народным хозяйством и государственными финансами” с большими полномочиями: он должен был разрабатывать общие нормы регулирования экономической жизни страны, а также имел право “конфисковывать, приобретать, секвестровать или в принудительном порядке синдицировать” частные предприятия. На местах создавались губернские и уездные СНХ как органы ВСНХ. К маю 1918 г. были созданы 8 областных, 38 губернских и 69 уездных СНХ, которые послужили школой советского хозяйствования.

В отличие от советов рабочего контроля, создававшихся внизу, на уровне предприятий, и объединявшихся потом снизу-вверх вплоть до Всероссийского совета рабочего контроля (который, кстати, ни разу не собирался как самостоятельный орган), система совнархозов создавалась как вертикаль сверху-вниз, обеспечивающая проведение централизованной государственной экономической политики.

В попытках подчинить себе и наладить производственную деятельность хозяйства ВСНХ стремился установить контроль над организациями, еще до революции централизовавшими снабжение и сбыт продукции. Примером может служить “Расмеко” (комитет по распределению металлургической продукции, созданный на базе “Продамета”), преобразованный в исполнительный орган металлургической секции ВСНХ с передачей в его руки задачи установления цен на металлы (позднее на его основе был создан первый и самый крупный промышленный трест — “Гомза”). То же происходило в текстильной (создание под эгидой ВСНХ “Центротекстиля” на базе бывшей со времени Временного правительства “Центроткани”), кожевенной (“Главкож”) и ряде других отраслей. Создавалось впечатление, что российская экономика развивалась двигаясь по пути к компромиссу между старым управлением промышленностью и новой государственной властью при широком государственном контроле.

Изменение политики национализации тесно следовало за процессами поиска схемы централизованного управления народным хозяйством. Давление рабочего контроля, часто некомпетентное, заставляло капиталистов сокращать производство, закрывать предприятия. В ответ на это началась волна “атаки на капитал” — экспроприация предприятий, осуществляемая сначала санкционированием по инициативе с мест. Так, “Общество электрического освещения” оказалось национализировано потому, что его руководство, несмотря на правительственные субсидии, “привело предприятие к полному финансовому краху и конфликту со служащими”; Путиловский завод был национализирован из-за “задолженности в казну” и т.д. По причине “злостного саботажа” уже в ноябре были национализированы многие крупные заводы по всей стране, две трети железных дорог (сначала только казенные). Эта национализация была прежде всего мерой наказания несговорчивых предпринимателей и заранее не планировалась.

Поворот к более решительной национализации произошел в начале 1918 г. после провозглашения в Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа государственной собственностью всех предприятий, рудников и транспортных средств. Но и после этого национализировались отдельные предприятия, а не отрасли. Исключение составляет лишь национализация торгового флота (в январе 1918 г.). И только с весны 1918 г., после подписания и ратификации Брестского мира, начинается национальза- ция отраслей: в апреле была национализирована внешняя торговля, в мае — сахарная промышленность, в июне — нефтяная.

Управление национализированными предприятиями выводилось из-под рабочего контроля и передавалось главкам создававшегося ВСНХ. На крупные предприятия главком назначались “комиссар” (представитель государственной власти) и два директора — технический и административный. Административный директор, названный позднее “красным”, обычно член партии, часто бывший рабочий или мастер этого предприятия, поддерживал контакты с завкомом. За неимением инженерно-технических кадров “пролетарского происхождения” техническим директором становился бывший инженер или управляющий предприятия.

Июнь 1918 г. — время стремительного развития Гражданской войны и начала вторжения союзных войск. 28 июня 1918 г. принят декрет о национализации всей крупной промышленности — предприятий с капиталом свыше 500 тыс. руб. Спешное принятие неподготовленного декрета о национализации было вызвано главным образом попыткой правительства уйти от выполнения одного из пунктов Брест-Литовского договора, в соответствии с которым, начиная с 1 июля 1918 г. любое предприятие, изъятое у подданных Германии, будет возвращено им, если только это имущество не было раньше экспроприировано государством: в этом случае передача имущества заменялась “справедливой компенсацией”.

В соответствии с декретом о национализации государству было передано около трех тысяч предприятий. Наряду с этим разворачивался процесс стихийной национализации средних и мелких предприятий: заводы передавались безвозмездно в руки государства, предприятия коммунального хозяйства - местным советам. К октябрю 1918 г. национализация промышленности была в основном завершена (хотя отдельные частные предприятия просуществовали до 1920 г.). У частников остались только торговля и мелкие кустарные предприятия.

Финансовая политика. Наиболее просто, ясно и конкретно выглядела до октября финансовая политика большевиков. Она сводилась к двум требованиям: национализации банков и аннулированию долгов царского правительства. После октября политика нового строя в области финансов, так же как и в других областях оказалась подчинена не столько программным, сколько текущим требованиям.

Российская банковская система представляла три уровня. На первом находился Государственный банк, который выполнял все обычные функции центрального банка, но наряду с этим занимался получением вкладов от частных лиц и фирм и выдачей им кредитов. Второй уровень включал около 50 акционерных банков, занимавшихся общими банковскими операциями; среди них были семь “банков-акул”, на долю которых приходилось более половины всех капиталов. Третий уровень составляла сеть специализированных банковских и кредитных учреждений, обслуживавших конкретные отрасли или группы населения.

С первых дней советской власти банки пытались парализовать новую власть с помощью финансового бойкота: они отказывались обслуживать предприятия, где контроль захватили рабочие, или вовсе не открывались. Банки проигнорировали декрет от 12 ноября, приказывавший им возобновить денежные операции, после чего 20 ноября войска заняли Госбанк с 1,3 млрд. руб. золотом и 152 млн. руб. ассигнациями. Но и это не заставило сотрудников банков прекратить бойкот. Тогда 27 ноября вооруженные отряды заняли основные банки в Петрограде, а на следующий день — в Москве. Одновременно были выпущены два декрета ВЦИК: первый объявлял государственную монополию банковского дела; частные банки вливались в Государственный банк, становясь его конторами. Второй предписывал вскрытие всех частных сейфов, конфискацию золота и драгоценных металлов. Но и после этого банковские служащие продолжали забастовку и только в середине января 1918 г. петроградские и московские банки начали работать под новым руководством.

Специализированные и разбросанные по территории страны небольшие банки просуществовали независимыми еще несколько месяцев и были ликвидированы в течение 1918 г.; последний — московский Народный банк, являвшийся центральным банком кооперативов — был закрыт лишь в декабре 1918 г. В тот же день декретом объявлялось о ликвидации “всех действующих на территории РСФСР иностранных банков”.

Второй главный пункт большевистской программы выполнить было легче. В феврале 1918 г. были аннулированы акции. Это нанесло удар по иностранному капиталу, который еще оставался в стране. Декретом ВЦИК от 3 февраля были аннулированы все государственные займы. Государственный долг составлял в тот момент более 60 млрд. руб., включая 16 млрд. руб. внешнего долга и 3 млрд. руб. — проценты за год. Владельцы мелких (до 10 тыс. руб.) займов должны были получить на эту сумму облигации займа РСФСР, но он так и не был в то время выпущен; эти суммы так и умерли на кредитных счетах в Госбанке.

Помимо двух общеизвестных требований, финансовая политика большевиков была неясной и расплывчатой. В первые месяцы после революции никто не подвергал сомнению общие принципы буржуазной финансовой системы — сбалансированный бюджет, ограничение эмиссии, увеличение государственных доходов через прямой подоходный налог и косвенное налогообложение предметов роскоши. Все отступления реальности от этих принципов зимой 1917—1918 гг. рассматривались как временные. Тем более, что тяжелое финансовое состояние переживали в тот момент все воевавшие страны.

Между тем, финансовое положение государства было очень тяжелым. Уже в 1914 г. дефицит российского бюджета достиг 39% и в три последующих года войны поднялся соответственно до 74; 76 и 81% и это проявлялось во все большей инфляции бумажных денег. После проведения денежной реформы 1897 г. и до 1914 г. российский рубль сохранял стабильную стоимость; эмиссия не превышала суммы золотого запаса 1,6 млрд. руб. За время войны до февраля 1917 г. к ходившим деньгам было добавлено еще 9 млрд. руб. при сокращении золотого запаса. Временное правительство подняло к октябрю 1917 г. уровень выпуска бумажных денег до 16,5 млрд. руб. Большевистское правительство продолжало печатать деньги. Отказ от царских долгов лишил его возможности рассчитывать на какие бы то ни было займы и печатный станок остался единственным источником государственного дохода.

Первое время после революции новая власть не отходила от системы налогов, установленных ранее, при Временном правительстве. Пока экономика в целом находилась в состоянии разрухи, а экономическая политика была направлена на исключение крупных частных доходов, нечего было и думать о серьезной реорганизации налоговой системы. Первая революционная инициатива в области налогообложения принадлежала местным советам, которые, будучи лишены всяких источников дохода, начали взимать “контрибуции” с состоятельных граждан. Однако, центральные власти выступили категорически против этого, по-видимому усмотрев в этом посягательства на собственные фискальные права. После очень резкой письменной перепалки между СНК и ВЦИК право местных советов на взимание налогов было признано в Конституции РСФСР. Тем не менее, финансовая и налоговая политика советского правительства к началу Гражданской войны оставалась неопределенной.

Занятость. Перед 1917 г. в условиях мобилизации в армию в России наблюдалась нехватка рабочей силы: создавались бюро труда. На заводы и фабрики набирались неквалифицированные подростки из деревни (“лимитчики”); “желтый труд” — 80 тыс. китайцев — использовался на самых тяжелых работах в шахтах и в рудниках; в стране было свыше миллиона пленных австрийской армии (после “Брусиловского прорыва”).

После Февральской революции последовало свертывание военных заказов, началась постепенная конверсия военного производства. Одновременно набирало силу рабочее движение за 8-часовой рабочий день, рост зарплаты. Предприниматели ответили на это локаутами; началось закрытие предприятий: только с марта по август 1917 г. было закрыто 568 промышленных предприятий со 104 тыс. рабочих. Началась массовая безработица.

В царской России было 6 бирж труда и несколько их отделений (корреспондентских пунктов). Первый Закон России об открытии бирж труда в городах с населением более 50 тыс. ч. был принят 19 августа 1917 г. После этого были открыты 42 биржи, управляемые на паритете нанимателями и рабочими. Ограничиваясь в основном регистрацией, существенных результатов в снижении безработицы они не дали — к началу 1918 г. в стране было зарегистрировано примерно 100 тыс. безработных.

Сразу после революции был введен 8-часовой рабочий день (в рудниках — 6-часовой), оплаченные отпуска, отпуска по беременности для женщин, социальное страхование. Был запрещен детский труд. После октябрьского “Декрета о земле” крестьяне потянулись обратно в деревню. К апрелю 1918 г. все военнопленные были заменены демобилизованными. Началась депортация “желтых”. Страхование (за счет нанимателей) заставляло при локаутах выплачивать “ликвидационные” деньги в размере полуторамесячной зарплаты. Рабочий контроль боролся с закрытием фабрик. Тем не менее в стране нарастала безработица.

После заключения Брестского мира демобилизация дала еще около 10 млн. рабочих рук, из них 1,5 млн. — городских. Одновременно в силу демилитаризации промышленности и закрытия фабрик количество рабочих мест сократилось. В Петрограде, например, их стало меньше на 63%. Та же картина наблюдалась в Москве, Харькове и других промышленных центрах. Начался отток населения на восток — на Урал и в Сибирь. К апрелю 1918 г. число только официально зарегистрированных безработных достигло 344 тыс. Еще столько же не отмечались на биржах. Начались захваты рабочих мест, несогласованные с властью захваты недействующих предприятий с целью их запуска. Но для этого не было ни денег, ни сырья, ни энергии. Правительство увольняло “оборонцев” (женщин, мелкобуржуазные элементы, нечленов профсоюза), организовало переход к 6-часовому рабочему дню, разовые работы. К лету 1918 г. примерно 85% жаждущих хоть какой-нибудь работы получили ее.

Уровень зарплаты на предприятиях отставал от уровня цен в 3-5 раз. Рабочие потянулись в деревни, высококвалифицированные — эмигрировали. В это же время в связи с расширением Гражданской войны и интервенцией началось формирование Красной армии, продотрядов. В результате во второй половине 1918 г. спрос и предложение на биржах уравновесились и официальная безработица почти исчезла.

В соответствии с новым законом о биржах они должны были создаваться в городах с населением более 20 тыс. жителей и находиться в ведении профсоюзов. Вводилось обязательное трудовое посредничество бирж при найме на работу. В мае 1918 г. прошел Второй всероссийский съезд комиссаров труда и страховых касс, ставший первым (и последним) съездом бирж. С его помощью был наведен порядок в деятельности бирж, налажена статистика безработицы. Биржи контролировали отметку безработных, получавших пособие. Налаживалось территориальное перераспределение рабочей силы. К началу осени 1918 г. безработица существенно сократилась (в Москве по сравнению с маем в 6 раз).

* * *

К лету 1918 г. из-за отсутствия сырья было закрыто 37% предприятий; в стране была страшная безработица. Именно в это время Ленин опубликовал развернутую экономическую программу развития страны, где изложил первоочередные мероприятия для перехода к социализму (“Очередные задачи Советской власти”). Важнейшим условием построения социализма он считал повышение производительности труда благодаря совершенствованию организации производства. Другой весомый фактор — индустриализация промышленности и электрификация всего хозяйства. В экономическом механизме приоритет отдавался научному централизованному планированию и материальному стимулированию при строжайшей трудовой дисциплине. Инструментами этого провозглашались хозрасчет, режим экономии, товарные отношения, кооперация, учет и контроль. Для финансирования необходимых мероприятий намечалось перейти от контрибуций с буржуазии к регулярным налогам, провести денежную реформу и превратить государственные банки в единый аппарат хозяйственного учета и контроля.

Несмотря на разруху в этот период началось строительство многих крупных промышленных предприятий и сооружений — Шатурская ТЭС, Волховская, Днепровская ГЭС, Волго-Донской канал. Было принято решение о строительстве Урало-Кузнецкого комбината, об изучении и освоении богатых ископаемыми недр районов Курской магнитной аномалии, Кольского полуострова и Казахстана.

Таким образом, социалистическую экономику этого противоречивого периода можно охарактеризовать как рыночную при сильном централизованном управлении с большой долей нацио - нализированного хозяйства. Однако под давлением революционной стихии, за которой вынуждено было следовать правительство, чтобы не потерять власть, повсеместно шли всеобщие процессы национализации промышленных предприятий, конфискации банковских средств, так же как и товаров в частных лавках и на складах для их последующего бесконтрольного распределения между рабочими коллективами.

Глава 10

Хозяйство страны в период
военной интервенции и Гражданской войны

Занятые военными действиями в Европе, империалистические страны не могли до 1918 г. направить значительные военные силы против советской республики. По мере согласования Версальского мирного договора такая возможность появилась, и они расширили интервенцию против России. Целью интервенции была, прежде всего, ликвидация большевистской государственной власти. Это способствовало превращению разрозненных выступлений внутренней реакции в гражданскую войну. Давление голода и гражданской войны толкнуло руководство республики на путь чрезвычайных мер.

2 сентября 1918 г. постановлением ВЦИК Советская Россия была провозглашена единым военным лагерем. Введение военного режима заставило отказаться от экономической политики, выдвинутой весной 1918 года. Начался период военного коммунизма. Военный коммунизм вводил (1) продовольственную монополию государства — продразверстку; (2) национализацию средней и мелкой промышленности (всех предприятий от 5 работающих “с мотором” или 10 “без мотора”; все производство подчинялось требованиям обороны), (3) всеобщую трудовую повинность, (4) запрещение частной торговли. Следствием этих мер была ликвидация рынка, роли денег, экономических отношений.

Кампания по изъятию излишков сельхозпродукции летом 1918 г. закончилась неудачей: было собрано всего 13 вместо запланированных 144 млн. пуд. зерна. При этом основная тяжесть изъятия легла на середняков. В деревнях, объединившихся против города, возникло общее недовольство; во многих районах вспыхнули бунты, на продотряды устраивались засады. Правительство было вынуждено несколько изменить политику в направлении большей поддержки середняков. Это произошло в самый решающий момент Гражданской войны, когда советское руководство почувствовало необходимость привлечь на свою сторону всех возможных союзников в этой отчаянной борьбе. В ноябре 1918 г. комитеты бедноты были распущены и поглощены вновь избранными уже под контролем большевиков сельскими советами. А с января 1919 г. беспорядочные поиски “излишков” были заменены централизованной системой продразверстки.

Продразверстка — это плановое изъятие у крестьян излишков сельскохозяйственной продукции с соответствующей оплатой их по “твердым” (читай, низким) ценам девальвированными деньгами, а фактически — безвозмездное изъятие государством хлеба и других продуктов у крестьян; при этом нормы изъятия “разверстывались” из общегосударственного задания по губерниям, уездам, волостям вплоть до деревень и отдельных хозяйств. Тем самым, восстанавливался принцип коллективной ответственности, на котором основывалось налогообложение царского правительства.

Изъятию подлежали не только зерно и фураж, но и сахар, картофель, мясо, рыба, все виды животных и растительных масел. Задача сельских советов, куда перебрались деятели комитетов бедноты, состояла как раз в том, чтобы в соответствии с разверстанными планами изымать продукты, а заодно и орудия обработки земли, передавать их властям и частично распределять между бедняками. Деревенские бедняки освобождались от разверстки, а иногда им даже выделяли часть конфискованных продуктов.

Взамен изымаемых продуктов крестьянам должны были продаваться промышленные товары. Товары отпускались по волостям или районам для равномерного распределения между всеми гражданами в случае сдачи хлеба всей волостью или районом. Реально товар служил не орудием обмена, а премией бедноте за содействие в выкачивании хлеба из более крепких хозяйств. Потребность деревни в промтоварах удовлетворялась лишь на 15— 20%, да и ассортимент их был крайне ограничен. Особенно ощущался недостаток сельскохозяйственного инвентаря. К тому же в отличие от бедняка середняк остался закоренелым индивидуалистом. На продразверстку и дефицит товаров крестьяне отреагировали сокращением посевов (на 35—60%) и переходом к натуральному хозяйству.

Поворот в аграрной политике к беднейшему крестьянству летом 1918 г. совпал с принципиальной направленностью на создание крупных земледельческих хозяйств. Еще по декрету “О земле” высококультурные хозяйства, племенные заводы, птицефабрики должны были преобразоваться в показательные государственные хозяйства — совхозы. К осени 1918 г. существовали несколько сотен крупных хозяйств, включая и коммуны. Для стимулирования этих хозяйств правительство выделяло специальные средства.

В феврале 1919 г. было принято “Положение о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию”. В массовом порядке стали создаваться совхозы, производственные коммуны, ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли). Им бесплатно выделялось имущество помещичьих и кулацких хозяйств. Но несмотря на выгоды, крестьяне шли туда неохотно. Тем не менее удалось создать более 5 тыс. совхозов и 6 тыс. колхозов. К октябрю 1920 г. было уже 15 тыс. коллективных хозяйств, объединявших 800 тыс. крестьян. Хозяйства эти, несмотря на государственную помощь, были крайне слабы (каждое такое хозяйство располагало в среднем 75 дес. пахотной земли, обрабатываемой примерно полусотней человек), а их техника столь примитивна, что они неспособны были производить товарные продукты. Лишь отдельные совхозы, организованные на базе бывших поместий, обеспечивали поставки первостепенной важности (для армии).

Гражданская война заставила промышленность перейти от намечавшегося возврата к мирному производству на организацию снабжения Красной армии. При этом каждое решение диктовалось чрезвычайными требованиями момента. Единственно общим направлением промышленной политики было усиление централизованного контроля, планирования и управления.

Военный коммунизм в индустрии начался с декрета 28 июня 1918 г. о национализации всех крупнейших предприятий. Формальная национализация была завершена в конце 1918 г. (транспорт еще раньше был национализирован и переведен на военное положение), а с 1919 г. внимание властей было переключено на мелкую кустарную промышленность в деревне; такие предприятия исторически играли огромную роль в российском хозяйстве. В программе партии, заинтересованной в увеличении производства любыми путями, подчеркивалась тогда необходимость поддержки кустарей (через госзаказы, кредиты) при условии их объединения в более крупные производственные единицы. Однако позднее, в ноябре 1920 г. вышел декрет, распространявший национализацию на все предприятия с числом рабочих более десяти или пяти при использовании механического двигателя. Таких оказалось около 37 тыс., из них более 30 тыс. не значилось в текущих планах ВСНХ на национализацию.

Оценивая промышленную политику военного коммунизма, надо признать, что она была направлена не столько на национализацию, как может показаться на первый взгляд, сколько на принудительное “трестирование” с целью централизованного управления со стороны государства. Еще в ноябре 1918 г. был создан главный орган оперативного управления в стране во главе с Лениным — Совет рабочей и крестьянской обороны. Наряду с ним появилась система совнархозов, обеспечивавшая управленческую вертикаль — ВСНХ — Главное отраслевое управление (“главк” — Главный топливный комитет (Главтоп), Главметалл, Главэлектро, Главнефть, Главтабак, Главное управление военной промышленности, Центротекстиль, Центролак и т.п.; в 1920 г. насчитывалось 42 главка и центра) — трест — предприятие.

Все предприятия были разделены на 4 группы: ударные (им оказывалась государственная поддержка, главным образом в снабжении сырьем), работающие (без государственной поддержки), длительно остановленные и подлежащие ликвидации. И никакого хозрасчета — все подчинялось централизованному распределению. К концу 1919 г. было организовано около 90 государственных трестов.

Под влиянием Гражданской войны были отброшены все сомнения, осложнявшие государственную политику в отношении труда: при военном коммунизме трудовая политика заключалась в мобилизации масс на военные усилия и направлении их туда, где в них была наибольшая нужда.

С осени 1918 г. в связи с национализацией основных средств производства спрос на труд в крупных городах даже превышал предложение рабочей силы. При национализации пришлось ради занятости содержать и убыточные предприятия. Принудительное регулирование зарплаты (хотя и ниже прожиточного минимума) привело к падению производительности труда. Экономические стимулы перестали работать. Правительству надо было искать выход из положения. Декретом была введена всеобщая трудовая повинность: для рабочего в кодексе законов о труде 1918 г. она компенсировалась правом на получение работы, отвечающей его квалификации, за соответствующую зарплату. Другое дело безработные: им воспрещалось отказываться от предлагаемой работы. Октябрьским декретом биржи труда были преоб - разованы в местные органы Наркомтруда и стали единственным и обязательным каналом распределения рабочей силы. Были введены трудовые книжки (главным образом для представителей буржуазии в возрасте от 14 до 55 лет) с отметкой о том, что их владелец выполняет общественно полезную работу; они должны были предъявляться для получения продовольственных карточек или разрешения на проезд. Таким образом, наряду с сознательным трудом рабочих стал использоваться принудительный труд.

В тяжелейших условиях начала 1919 г. был принят декрет “О всеобщей мобилизации” и очень скоро мобилизации стали не только способом призыва в армию, но и основным способом пополнения трудовых ресурсов. Проводились мобилизации рабочих определенной специальности, главным образом в деревнях. Но и при таких условиях рабочих рук не хватало, т.к. заявки составлялись с завышением. Участились призывы определенных возрастных групп с временным прикреплением к определенным местам и последующим возвратом к месту жительства; в течение 1919—1920 гг. было 18 таких призывов. Таким образом, была национализирована совокупная рабочая сила; также как и средства производства она стала собственностью государства.

Одновременно введено и уголовное наказание за дезертирство. С апреля 1919 г. создавались исправительно-трудовые лагеря для тех, кто “не хотел работать без принуждения, недобросовестно относился к делу”. Позднее эта система дополнилась более жесткими “концентрационными лагерями”, куда направлялись лица, обвиненные в контрреволюционной деятельности. В 1920 г. Л.Д. Троцкий предложил поставить это на прочную и долговременную основу, превратив страну в гигантский концентрационный лагерь, точнее систему лагерей, его предложение было принято в резолюции IX съезда ВКП(б).

Введение всеобщей трудовой повинности вместе с ранее введенной продразверсткой исключали всякие стимулы к эффективному производительному труду. В результате общая производительность труда снизилась вдвое по отношению к 1913 году. И это несмотря на то, что советская власть старалась улучшить условия труда и жизни трудящихся. Сразу после революции были введены 8-часовой рабочий день (в рудниках — 6-часовой), оплаченные отпуска, отпуска по беременности для женщин, социальное страхование. В августе 1918 г. отменена частная собственность на недвижимость в городах и началось массовое переселение людей из трущоб в особняки. Вместе с тем принудительный труд, организованный военно-административными методами через специально создаваемые во множестве организации (“Чрез- комтопгуж”, “Комснегопуть”, “Чрезкомздрав” и др.), способствовал бюрократизации управления.

Продразверстка, хотя и дорогой ценой, дала свои результаты. По сравнению с 1917—1918 (хозяйственный год начинался с октября) и 1918—1919 гг., когда было собрано соответственно 30 и около 100 млн. пуд. хлеба, зимой 1919—1920 гг. огромной армией продотрядов (по разным оценкам от 70 до 150 тыс. человек) было собрано 260 млн. пуд. Но валовой сбор хлеба в результате политики изъятия упал с 3,3 млрд. пуд. в 1917 г. до 2 млрд. пуд. в 1920 г. И все же кризис был преодолен: армия продовольствием была обеспечена, города были спасены от голодной смерти. Но не от голода.

Государство обеспечивало выдачу продовольственных пайков горожанам в соответствии с разделением населения на пять категорий: 1 — рабочие “горячих профессий” и солдаты, 2 — лица физического труда, 3 — советские служащие, 4 — прочие работники организаций, где не эксплуатировался наемный труд, 5 — иждивенцы. Не попавшие в число этих категорий не получали никаких пайков от государства. Учитывалось и социальное происхождение: иждивенцы, интеллигенция и “бывшие” снабжались продуктами в последнюю очередь, а часто и вовсе ничего не получали. Но и получавшие пайки вряд ли могли на них прожить без дополнительных источников. В Москве, например, рабочий получал в конце 1918 г. на день 225 г. хлеба, 7 г. мяса или рыбы, 10 г. сахара. По разным оценкам граждане получали в официальной распределительной системе от 20% до 55%, остальное доставалось на рынках (несмотря на запрещение торговли) или производилось на подсобных участках. Этим объяснялась неискоренимая сила “мешочничества”.

Для покрытия бюджетного дефицита при отсутствии других источников постоянно росла денежная эмиссия, покупательная способность рубля упала к 1920 г. в 13 тыс. раз по сравнению с 1913 г. Наряду с официально признанными денежными знаками (царскими и Временного правительства) ходили местные — деньги, облигации, купоны, боны и т.п. Функции денег стали выполнять предметы первой необходимости — соль, спички, хлеб, ситец, керосин. Происходившее помимо воли большевиков падение покупательной способности денег привело к широко распространенному мнению, что уничтожение денег было преднамеренным актом финансовой политики. В таких условиях в январе 1920 г. был упразднен за ненадобностью государственный Народный кредитный банк.

* * *

Гражданская война и интервенция 1918—1920 гг. унесла несколько миллионов жизней, искалечила российское общество, материальный ущерб России оценивался в 30-35 млрд. руб. золотом.

Производство в стране практически остановилось: к 1920 г. из 50 домен юга работала лишь одна. Производство предприятий крупной промышленности было в 7 раз меньше уровня 1913 г. Страшная разруха в результате провозглашенного большевиками противостояния пролетарского государства всему остальному миру привела к созданию жестко централизованной милитаризованной системы административного управления хозяйством.

Глава 11

Кризис военного коммунизма

С начала 1920 г. военные действия продолжались уже лишь на периферии государства и не несли в себе угрозы его существованию. У советского правительства появилась возможность перейти к налаживанию мирной жизни. Совет обороны — главный орган власти во время войны — был переименован в Совет труда и обороны. Но, пожалуй, этим и ограничивается в то время переход к новым условиям. По-прежнему все решения правительства находились в русле принципов военного коммунизма.

С 1920 г. политика трудового фронта стала всеобщей. В феврале СНК постановил: привлекать в порядке трудовой повинности к выполнению сельскохозяйственных, топливно-гужевых, строительных, дорожных, продовольственных, снегоуборочных и других работ всех граждан. Из мобилизованных на трудовой фронт формировались трудовые армии. На положение трудовых армий переводилась вместо демобилизации и часть боевого состава Красной армии, численность которой превышала в то время 5 млн. ч. Трудовые армии и военизированные трудовые отряды работали во всех отраслях народного хозяйства. Для управления ими был образован еще один чрезвычайный орган — Глав- комтруд (Главный комитет по труду с целой системой местных отделений), в задачи которого входили учет, мобилизация и распределение рабочей силы.

Продолжалась национализация мелкой промышленности, в деревне насаждались коммуны и коллективные хозяйства: к 1921 г. их было создано около 17 тыс.

В решениях IX съезда РКП(б) (март-апрель 1920 г.) была поставлена задача составления единого хозяйственного плана, опирающегося в ходе выполнения на мобилизации, трудармии, продразверстку, единоначалие и централизацию — краеугольные положения военного коммунизма.

В 1919—1920 гг. по инициативе Ленина группой специалистов под руководством Г.М. Кржижановского разрабатывался план ГОЭЛРО — первая попытка составления единого для страны хозяйственного плана, ориентированного на перспективу 1015 лет. Он представлял собой техническое развитие всех отраслей хозяйства на новейшей для того времени технологической базе электрификации. Следует отметить, что это была первая не только в стране, но и в мире практика государственного планирования.

План этот, заложивший основание для дальнейшей плановой деятельности — важнейшего элемента советской машины хозяйственного управления, учитывал только материальные, натуральные потоки и не включал в себя социально-экономических возможностей роста, оценок потребных финансовых ресурсов, соотношения затрат и результатов — эта сторона осталась в плане без внимания. Иначе и не могло быть, ведь план составлялся в период расцвета военного коммунизма, когда товарно-денежное хозяйство практически полностью распалось и возврат к нему казался невозможным. С другой стороны, план ГОЭЛРО делали инженеры; в комиссии просто не было экономистов, да они и не требовались по задачам плана.

С разгромом Врангеля в конце 1920 г. закончилась гражданская война, принесшая вместе с интервенцией огромные потери и разрушения. Фактически к этому времени страна непрерывно воевала в течение более шести лет. За период 1914—1920 гг. погибли 14,5 млн. ч., более 4 млн. стали инвалидами. Страна устала от войн и, казалось бы, должна была с подъемом строить мирную жизнь.

Однако нарастали волнения в деревне. В 1918 г. статистика зафиксировала 245 крестьянских бунтов против большевистской власти. В 1919 г. уже целые районы перешли под контроль восставших крестьян, организованных в отряды, насчитывавшие тысячи, иногда десятки тысяч человек. Зимой 1920—1921 гг. были организованы десятки “повстанческих армий” в Западной Сибири, Тамбовской, Воронежской губерниях. Наиболее крупным восстанием была "антоновщина" (крестьянская армия под руко - водством эсера Антонова насчитывала до 50 тыс. чел.) на Тамбовщине. Крестьянские выступления подавлялись, как и при царе, карательными отрядами. В 1919 г. в Красную армию добровольно вступали военнопленные — чехи, австрийцы, венгры, латыши, из которых создавались интернациональные бригады; их и посылали на подавление крестьянских волнений (вместе с частями особого назначения — ЧОН). Начались и выступления рабочих в городах, обычно с экономическими требованиями.

Чем же вызывалось такое противодействие пролетарской власти? Во-первых, отсутствием продуктов, необходимых для жизни товаров и безработицей в городах. Во-вторых, лишением крестьянства (в крестьянской стране) возможности свободно трудиться и распоряжаться результатами своего труда, т.к. практически весь продукт отбирался. И, наконец, милитаризацией и бюрократизацией, пронизывающей все отношения повседневной жизни.

Неслыханный спад производства — в начале 1921 г. объем промышленного производства составлял 12% от уровня 1913 г. В 1920 г. производилось товаров на 150 млн. руб. золотом, в то время как только для обмена на сельскохозяйственные продукты необходимо было производить в 20 раз больше. И это лишь обобщенные показатели. В отдельных отраслях положение было катастрофическим: например, производство железной руды и чугуна упало соответственно до 1,6 и 2,4% от уровня их производства в 1913 г.

Количество рабочих в Москве сократилось наполовину, в Петрограде — на две трети. В феврале 1921 г. остановились 64 крупных завода Петрограда, включая такие гиганты, как Пути- ловский завод.

Зато гораздо больше стало госслужащих, административных работников. К 1921 г. численность служащих госучреждений по сравнению с довоенным временем увеличилась вдвое; а ведь дореволюционная Россия заслуженно называлась бюрократическим государством. Только система ВСНХ насчитывала более четверти миллиона служащих. Непрерывный рост количества учреждений (ведь нужен учет и контроль всего и вся), их сложность и громоздкость вызвали полную рассогласованность; их содержание требовало колоссальных затрат; затруднялась управляемость хозяйством. Вдобавок произошел отрыв аппарата управления от советской представительской системы, и это сохранилось на все годы советской власти.

Товарность сельскохозяйственного производства сократилась на 92% по сравнению с 1913 г. Ряд причин, таких, как дробление крупных владений, навязываемая сельскими властями уравниловка (всевластие сельских советов по существу восстановило старые формы общинного землепользования), разрыв связей между городом и деревней и, главное, продразверстка, изымавшая большую часть произведенного продукта и тем самым уничтожавшая всякие стимулы к производительному труду на селе, привели к натуральному хозяйству. Все это завершилось неурожаем 1921 года в наиболее хлебосеящих регионах страны и последовавшим голодом, в результате которого погибло свыше 5 млн. ч. (для сравнения: в мировой войне погибло 2,5 млн., от тифа в 1918— 1921 гг. — 2 млн., в гражданской войне — более 2 млн. ч.).

В условиях отсутствия продуктов в городах приходилось запасаться ими в деревне. Запрещение “мешочников” вызвало в Петрограде волну демонстраций и забастовок. С 24 февраля в городе было введено чрезвычайное положение. Рабочим разрешили ездить в деревню за продуктами, но можно было провозить не более полутора пудов.

Волнение перекинулось в Кронштадт. Среди военных моряков было много анархистов — флотский экипаж набирали в основном по деревням Центра России и Украины. Основой противоправительственных выступлений стало восстание на броненосце “Петропавловск” 28 февраля 1921 г. Требования восставших были в основном экономическими: уравнивание пайков, прекращение конфискаций, свободный труд ремесленников, не использующих найм; но наряду с этим — свободные выборы, свобода слова и печати, освобождение заключенных, свобода крестьянам распоряжаться землей. Кронштадтское восстание было для правительства опаснее отдельных разрозненных выступлений в селах Тамбовщины из-за концентрации вооруженных и дисциплинированных моряков в непосредственной близости от города—колыбели революции. Поэтому оно было подавлено военной силой наиболее жестоко.

Стала очевидна необходимость резкой смены курса, хотя в отношении путей выхода из экономического кризиса не было единства ни в правительстве, ни в партии, ни у населения. Даже такой апологет военно-коммунистической доктрины, как Л.Д. Троцкий, бывший душой плана проведения всеобщей милитаризованной трудовой повинности в хозяйственном строительстве, пришел к выводу о необходимости отказаться от военного коммунизма и “во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, т. е. восстановить в той или иной степени внутренний рынок”.

Х-й съезд партии по существу закончил эпоху военного коммунизма и провозгласил “новую экономическую политику”. Основные ее направления:

—   замена продразверстки продналогом

—   свобода внутренней торговли

—   денационализация (мелких предприятий — до 21 работника)

—   предоставление концессий иностранцам.

Но наряду с этим съезд запретил фракционность в партии, предопределив усиление большевистской диктатуры вместо демократии. Этим с самого начала был заложен конфликт между экономическими и политическими отношениями при главенстве последних: провозглашались рыночные отношения в экономике, допускалась частная собственность и одновременно капиталисты объявлялись врагами общества, которые рано или поздно должны быть уничтожены.

Рекомендуемая литература

1.   Богданов А.А. Вопросы социализма. М., 1918.

2.   Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко В.П. и др. История России. XX век. М., 1996.

3.   Бруцкус Б.Д. Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе. // “Экономист”, 1922, №№ 1, 2, 3.

4.   Геллер М, Некрич А Утопия у власти. История Советского Союза от 1917 г. до наших дней. Кн. 1. М., 1995.

5.   Ленин В.И. Очередные задачи Советской власти. ПСС, т. 36.

6.   Ленин В.И. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата. ПСС, т. 39.

7.   Мау В.А. Реформы и догмы. 1914—1929. М., 1993.

Часть 4

Новая экономическая политика

(1921-1928 гг.)

Глава 12

Сущность нэпа как системы.

Периоды развития

К концу 1920 года основная часть страны была освобождена от военных действий. Это позволяло ставить задачи восстановления хозяйства и построения социалистической экономики.

Разруха в стране была ужасающая. Производство почти остановилось. Объем продукции сельского хозяйства составил в 1920 г. менее половины довоенного уровня, что усугубилось поразившей хлебосеящие губернии засухой. Продукция крупной индустрии сократилась в 7 раз, продукция машиностроения составила только 7%. Если в 1913 г. производилось 27 кг стали и 19 м хлопчатобумажной ткани на душу, то в 1920 г. выпускалось соответственно 1,5 кг и 0,77 м. Вышло из строя 80% железнодорожных путей. Грузооборот составил в 1920 г. 27,8% от уровня 1913 года.

Остановка производства усугублялась сворачиванием товарно-денежных отношений, безудержной эмиссией. Бюджет 1921 г. был сверстан на нищенскую сумму в 1,8 млрд. руб. с дефицитом в 1 млрд. руб., который покрывался эмиссией. Инфляция составляла 1200—1800% в месяц.

К этому времени сложилась классическая система нетоварного производства и директивного распределения продукции государственных предприятий. Главки ВСНХ составляли материальные балансы производства и распределения важнейших видов продукции, устанавливали заводам задания по объему и номенклатуре выпуска, сами распределяли готовые изделия и (с постоянно растущими сбоями) обеспечивали предприятия сырьем, материалами, топливом.

Оплату труда тоже натурализовали. На ряде предприятий рабочие вместо зарплаты получали готовую продукцию, которую обменивали на рынке на необходимые им продукты. Снабжение же большинства трудящихся, а также крестьян-бедняков (всего примерно 78 млн. ч.) осуществлялось по карточкам, фактически бесплатно.

С января 1921 г. власти решили сделать бесплатными все товары и услуги трудящимся. Казалось, до полного, пусть пока и нищенского коммунизма оставалось несколько шагов. Но преодолеть разруху не удавалось. Вместо этого в столицах еще раз сократили и без того ничтожные хлебные пайки. В этих условиях и был объявлен поворот в экономической политике.

Провозглашенная “всерьез и надолго” новая экономическая политика (нэп) в то время не была до конца понятна не только населению страны, но и ее руководству.

Как же представлялась тогда новая экономическая политика? Было ясно, что необходимо ликвидировать наиболее сковывающие условия — продразверстку и распределение, всеобщую трудовую повинность — и создать стимулы к свободному труду. Принципиальные же вопросы — допущение частной собственности в производстве, существо финансовой системы и, главное, источники финансирования восстановления и развития хозяйства — горячо дискутировались.

В ходе обсуждений становилось ясно, что нэп должен представлять собою рыночную систему с мощным государственным управлением, значительной долей государственной собственности, развитыми механизмами социальной защиты. Понятно, что создание рыночной экономической системы, принципиально противоположной господствовавшей до этого военно-административно-распределительной, требовало наличия ряда предпосылок. К ним относятся:

— определенный уровень промышленного и сельскохозяйственного производства, обеспечивающий хотя бы минимальное функционирование внутреннего товарного рынка;

— наличие стабильной финансово-денежной и кредитно-банковской системы (деньги в 1920 г. не работали, Государственный банк был ликвидирован);

—  развитая инфраструктура рынка (банки, финансовые компании, товарные, фондовые и трудовые биржи, агентства и т.д.), механизмы которой опираются на сформированную юридическую базу;

—  наличие у государства инструмента отображения и анализа экономики, позволяющего не только отслеживать результаты рыночных процессов, но прогнозировать и, возможно, планировать их развитие;

—  масса специалистов высшего и среднего управленческого звена, понимающих законы и правила экономических отношений и умеющих работать в условиях рынка;

—  социально-психологическая настроенность общества на существование в условиях рыночных отношений.

Всего этого не было в 1920 г., все эти необходимые для нэпа условия надо было создать. Поэтому период с момента провозглашения нэпа в 1921 г. по 1924 г. следует считать временем создания условий для новой экономической политики. И только после этого нэп мог полноценно функционировать как более или менее целостная экономическая система.

Нормальному функционированию нэпа, к сожалению, было отпущено мало времени — менее двух лет (1925—1926 гг. ), после чего в силу политических причин он стал постепенно, но довольно быстро свертываться советским правительством. 1927—1928 гг. — период ликвидации нэпа. К 1931 г. исчезли последние элементы экономических отношений этой системы. В стране возобладало централизованное административное управление хозяйством.

Глава 13

Становление нэпа и создание условий
функционирования рынка

Новая экономическая политика в сельском хозяйстве. В марте 1921 г. X съезд ВКП(б) принял решение об отмене продразверстки и замене ее прогрессивным продналогом. Налог, составлявший в среднем половину прежней разверстки, вводился в форме процента или доли от прогнозируемого объема производства продукции с учетом количества и качества земли, количества едоков, наличия скота, ожидаемого урожая. Причем налог устанавливался до весеннего сева и был сильно дифференцирован. Так, бедняки платили 1,2% от доходов, середняки уже 3,5%, а кулаки — от 5,6% до 10%; беднота вообще освобождалась от налогов, членам колхозов устанавливалась скидка 20% и т.д. Объявлялась свобода обмена, продажи остального продукта государству или на свободном рынке.

К сожалению, в это трудное время природа внесла свои коррективы в экономическую политику. После обнародования новой налоговой системы сразу увеличилась площадь посевов. Но в 1921 г. второй год подряд была засуха, и ожидавшегося урожая не было. В стране разразился голод. Переход к нэпу пришлось отложить на год. В условиях голода большевистское правительство проводило двойственную политику. С одной стороны, оно помогало голодающим, организовало импортные закупки зерна, ввело общегражданский налог в пользу голодающих, обратилось к международному сообществу. А с другой, в 1922 г., когда голодало около 36 млн. ч., около 5 млн. ч. погибло от голода, Политбюро приняло решение об экспорте 50 млн. пуд. зерна.

В октябре 1922 г. был принят новый Земельный кодекс РСФСР. Крестьяне получили право свободного выхода из общественных хозяйств и выбора форм землепользования. Разрешались, хотя и в крайне ограниченных размерах, аренда земли и применение наемного труда. В деревне пошло на убыль число насаждавшихся властями колхозов и совхозов. Крестьяне-единоличники давали 98,5% всей продовольственной продукции. Государство поощряло развитие простых форм кооперации — потребительской, промысловой, кредитной и др.

Уже в том же 1922 г. новая налоговая система дала свои результаты. Сельское хозяйство начало оживать. С мая 1923 г. был введен единый сельскохозяйственный налог в смешанной форме, а с 1924 г. — в денежной форме (по-прежнему диффе- р енцированный).

Были введены льготные условия для приобретения инвентаря. В 1921—1926 гг. было импортировано 20 тыс. тракторов. На эти цели в 1923—1926 гг. было выделено свыше 400 млн. руб. в качестве кредита селу.

Результаты подобной политики появились довольно быстро: уже в 1923 г. в основном были восстановлены дореволюционные посевные площади, в 1924 г. продукция сельского хозяйства составила 75—80% от довоенной, в 1925 г. сельскохозяйственное производство (исключая животноводство) вплотную подошло к уровню 1913 г., а в 1926 г. — превзошло его. По отдельным культурам довоенный уровень был достигнут раньше. Так, валовой сбор зерна уже в 1925 г. почти на 20,7% превысил среднегодовой сбор наиболее благоприятного для России пятилетия 1909—1913 гг.

Изменился и социальный состав села. Если до 1917 г. в деревне было 60% бедняков, 20% середняков и 15% кулаков, то в 1925 г. структура стала существенно иной: 4,4% — сельскохозяйственный пролетариат (включая 1,7 млн. батраков), 24% — бедняки, 67% — середняки и около 5% — кулаки.

Тем не менее декларированного ускоренного развития села не получилось. Причин было много:

—  уравниловка в наделах при недостаточности земли (0,5 га на одного взрослого);

—  архаизация труда — отсутствие техники (закупленных государством в 1921—1926 гг. 20 тыс. тракторов было явно недостаточно), химических препаратов, селекционных материалов, отработанных агротехнологий;

—  община на селе, с которой боролись еще Витте и Столыпин и которая в свое время так и не была ликвидирована; после революции ту же роль стали играть комбеды, сельсоветы и партьячейки;

—  неравный товарообмен города и села: если в 1913 г. пуд ржи соответствовал 5,7 аршин ситца, то в 1923 г. за тот же пуд можно было приобрести лишь 1,5 аршина. Так государство уже тогда косвенным образом, через цены (пользуясь монополией на производство и внешнюю торговлю) изымало доходы крестьянства, чтобы финансировать индустриализацию;

—  недостаточное внимание государства к тозам, колхозам, совхозам.

Новая экономическая политика в промышленности. 9 августа 1921 г. СНК провозгласил переход к хозрасчету. Был ликвидирован “главкизм” как система, насаждавшая излишнюю централизацию управления промышленностью. Вместо множества главков в структуре ВСНХ были созданы два — Главное экономическое управление и Центральное управление государственной промышленности — для управления трестами. Изменилась и роль трестов.

Тресты представляли собой объединения однородных или технологически взаимосвязанных предприятий, получившие полную хозяйственную и финансовую самостоятельность, вплоть до права выпуска долгосрочных облигационных займов. В декрете ВЦИК и Совнаркома положение треста определялось следующим образом: это государственное промышленное предприятие, которому государство предоставляет самостоятельность в производстве своих операций согласно утвержденному для каждого из них уставу и которое действует на началах коммерческого расчета с целью извлечения прибыли.

Уже к концу 1922 г. около 90% промышленных предприятий были объединены в 421 трест, причем 40% из них были центрального, а 60% — местного подчинения. В тресты объединялись прежде всего крупные и технически оборудованные заводы и фабрики — “Югосталь”, “Донуголь”, “Химуголь”, “Государственный трест машиностроительных заводов” (“Гомза”) и т.п. Тресты сами решали — что производить, где и на каких условиях реализовать продукцию. Предприятия, входившие в трест, снимались с государственного снабжения и переходили к закупкам ресурсов на рынке, на базе хозяйственного расчета и самофинансирования. Закон предусматривал, что государственная казна за долги трестов не отвечает.

Созданием трестов государство сократило огромные потери бюджета по содержанию нерентабельных предприятий. Лучшие предприятия включались в тресты, а худшие закрывались. Показателен в этом отношении процесс трестирования шахт Донбасса. Летом 1920 г. техническая комиссия, проинспектировав донецкие шахты, обнаружила, что 959 действующих шахт работали без применения машинной техники: широкое использование трудармий в последние годы военного коммунизма делали применение машин невыгодным. К июлю 1921 г. число работающих шахт сократилось до 687, а к концу 1921 г., после создания треста “Донуголь” под управлением государства осталось 288 шахт, остальные были сданы в аренду или закрыты. Те же процессы шли и в других отраслях. Так, из 1000 предприятий, находившихся под управлением Главкожа, только 124 были изъяты и объединены в трест, однако эти 124 единицы давали 88% прежнего выпуска продукции.

Почти одновременно началось синдицирование промышленности. Синдикаты создавались как добровольные объединения трестов на началах кооперации, занимавшиеся снабжением, сбытом, кредитованием, внешнеторговыми операциями. К концу 1922 г. более двух третей трестированной промышленности было синдицировано, а к началу 1928 г. насчитывались 23 синдиката, которые действовали почти во всех отраслях промышленности, сосредоточив в своих руках основную часть оптовой торговли. Правление синдикатов избиралось на собрании представителей трестов, причем каждый трест мог передать по своему усмотрению большую или меньшую часть своих функций (снабжение, сбыт) в ведение синдиката.

В промышленности и торговле возник частный сектор: некоторые государственные предприятия были денационализированы, другие сданы в аренду; было разрешено создание собственных промышленных предприятий частным лицам с числом занятых не более 20 ч. (позднее этот “потолок” был поднят). Среди арендованных частниками фабрик были и такие, которые насчитывали 200-300 работников. Частных предпринимателей — владельцев торговых и промышленных предприятий, арендаторов, различных посредников и т.п. насчитывалось в 1925 г. 1,3 млн. ч. (1,5% населения страны); преобладающую часть нэпманов составляли мелкие предприниматели, сравнительно крупных торговцев и промышленников было учтено всего 74 тыс. ч. В целом на долю частного сектора в период нэпа приходилось от одной пятой до четверти промышленной продукции, хотя общий размер частного капитала был меньше чем в 1913 г. в 14 раз.

Были изменены тарифы оплаты труда. Вместо всеобщей уравниловки включались механизмы экономического стимулирования.

Серьезнейшей в тот момент была проблема восстановления промышленности и вывода ее на довоенные рубежи. Сложность этой проблемы усугублялась, с одной стороны, массовой безработицей, для ликвидации которой нужно было как можно скорее запускать остановленные предприятия. Но, с другой стороны, у правительства не было денег на финансирование восстановительных работ. Наряду с этим ограниченность сырьевой базы также не позволяла форсировать ввод остановленных производств. Учитывая это, ВСНХ стремился консервировать многие недействующие предприятия с тем чтобы высвободить финансо - вые ресурсы и сырье для ограниченного круга наиболее насущных производств. Объективно это вело к повышению концентрации промышленности.

Среднегодовой прирост промышленности составил в 1921— 1926 гг. 41%. Крупнейшие государственные капиталовложения направлялись в энергетику и добычу сырья. Частный капитал составлял до трети капиталовложений в производство товаров народного потребления и услуг. Иностранный капитал составлял лишь 0,4% и использовался практически только при получении концессий, которые достигли наибольших масштабов в 1925—1926 гг.

Если в период максимального падения производства в 1921 г. выпуск чугуна составлял всего 3%, стали — 5%, а продукции машиностроения — менее 10% довоенного выпуска, то к концу 1924 г. производство черной металлургии в целом поднялось до 20%, цветной металлургии — до 10—11%, машиностроения — до 37%, а в 1926 г. выплавка стали достигла 67,6%, чугуна — 52,2%, выпуск машиностроительной продукции — около 50% уровня 1913 г.

Выработка на одного работающего в 1921 году была в 2,5 раза ниже, чем в 1913 г. К концу 1924 г. она поднялась до 41%, а к концу 1925 г. подошла вплотную к довоенному уровню.

Конечно, развитие промышленности в России в те годы было несравнимо с европейским уровнем, не говоря уже о США, тем не менее промышленность к 1925 г. уже функционировала в достаточной мере, чтобы мог формироваться рынок товаров.

Финансовая система. Основу любого рынка составляет, как известно, стабильная денежная система, которой в начале 1921 г. практически не было; новая денежная система была разработана группой специалистов “старой закалки” во главе с проф. А.Ю. Юровским и реализована к 1924 г. под руководством наркома финансов Г.Я. Сокольникова — большевика с блестящим европейским образованием, происходившего из богатой купеческой семьи.

В октябре 1921 г. был воссоздан Государственный банк, начавший кредитование промышленности и торговли на коммерческой основе. Восстановление товарно-денежных отношений сопровождалось сложным и длительным (примерно двухлетним) процессом денатурализации хозяйственных связей и оплаты труда. В 1922—1923 гг. вслед за Государственным банком, ориентированным на роль эмиссионного, начали создаваться специализированные коммерческие банки — Торгово-промышленный банк (Промбанк) для финансирования промышленности, Электробанк для кредитования электрификации, Российский коммерческий банк (с 1924 г. — Внешторгбанк) для финансирования внешней торговли, Центральный банк коммунального хозяйства и жилищного строительства (Цекомбанк), Центральный сельскохозяйственный банк и другие. Эти банки осуществляли краткосрочное и долгосрочное кредитование, распределяли ссуды в рамках привлеченных ресурсов, назначали ссудный, учетный процент и т.д.

Была создана многоуровневая кредитно-банковская система. Для кредитования основной массы предприятий разных отраслей хозяйства и районов страны создавались акционерные банки, пайщиками которых были Госбанк, синдикаты, кооперативы, частные лица и даже одно время иностранцы. Для кредитования потребительской кооперации и сельскохозяйственного производства создавались кооперативные банки, организованные на паях общества сельскохозяйственного кредита, замыкавшиеся на Центральный и республиканские сельскохозяйственные банки. Частную промышленность и торговлю кредитовали также общества взаимного кредита.

Для мобилизации денежных сбережений населения восстанавливалась в те годы сеть сберегательных касс. В октябре 1922 г. был выпущен государственный заем в денежной форме, что наряду с развитием системы сберкасс способствовало мобилизации денежных средств населения и укреплению государственных финансов.

На 1 октября 1923 г. (хозяйственный год до 1933 г. начинался с 1 октября) в стране действовали 17 самостоятельных банков, а доля Госбанка составляла в тот момент две трети общих кредитных вложений всей банковской системы. К 1 октября 1926 г. число банков возросло до 61, а доля Госбанка в кредитовании народного хозяйства снизилась до 4%.

Были проведены две деноминации денег: в 1922 г. были введены “совзнаки” в соотношении 1 совзнак = 10 тыс. старых рублей и в 1923 г. новый рубль — в соотношении 1:1 млн. старых рублей или 100 совзнаков 1922 г. В основу новых рублей был положен обмениваемый на золото (7,74 г) червонец, равный по номиналу десяти рублям 1913 г. Червонец имел у населения огромную популярность, хотя эта бумажка имела вид непривлекательный: надписи и рисунок были сделаны только с одной стороны. “Живыми” червонцами первично оплачивались только крупные обороты государственных предприятий; в остальном обороте еще находились обесцененные совзнаки (“лимоны” и “лимарды”). В 1924 г. быстро вытеснявшиеся червонцами совзнаки вообще прекратили печатать и изъяли из обращения, заменив выпущенными в дополнение к червонцу казначейскими обязательствами достоинством в 1, 3 и 5 рублей. Формально они не были связаны с червонцем, т.к. их выпускало казначейство, а не Госбанк. Однако было установлено твердое соотношение между казначейским рублем и червонцем — 10 руб. = 1 червонцу, что соответствовало золотому содержанию рубля в 0,774234 г чистого золота.

Обращение совзнаков 1922 и 1923 гг. сохранялось до июня 1924 г.: с марта 1924 г. совзнаки подлежали обмену на новые деньги в соотношении 1 рубль 1924 г. за 50 тыс. совзнаков 1923 г. или 50 млрд. руб. прежних образцов.

Вопреки распространенному мнению, бумажные червонцы никогда не обменивались на золото во внутреннем обороте, хотя подготовка к такому шагу велась: в 1923 и 1925 гг. чеканились советские золотые монеты, в точности соответствовавшие царскому золотому стандарту в 8,6 г золота 900-й пробы, хотя в реальный оборот и не поступали, оставаясь участниками лишь биржевых и банковских операций.

Официально вся масса бумажных червонцев обеспечивалась золотом, платиной, валютой из резервов Госбанка лишь на четверть, однако реальная норма обеспечения в 1924—1925 гг. находилась на уровне 30—40%. В условиях отсутствия непосредственного обмена червонцев на золото их твердый курс внутри страны объяснялся скорее всего не золото'-валютными запасами, а бездефицитным бюджетом. Министерство финансов (Г.Я. Сокольников) проводило очень жесткую политику в отношении накапливания государственных резервов и недопущения пустой эмиссии. С целью стабилизации рубля специальным правительственным декретом была запрещена внеплановая эмиссия — в то время очень трудный, но необходимый шаг.

В эти годы происходило формирование новой финансовой и налоговой системы, что позволило создать устойчивые и достаточно емкие источники пополнения госбюджета. Если до нэпа основным источником покрытия государственного дефицита служила денежная эмиссия, то с 1921 г. началось восстановление налоговой системы.

К 1923 г. сложилась следующая система налогов. К прямым налогам относились сельскохозяйственный, промысловый, подоходно-имущественный, рентный налоги, гербовый сбор и другие пошлины. Косвенные налоги включали акцизы и таможенное обложение.

Прямые налоги служили орудием финансовой политики — рычагом перераспределения накапливаемых в процессе хозяйствования капиталов. Одновременно они становились существенным фактором роста доходов бюджета. В 1922—1923 гг. прямые налоги давали 43% всех налоговых поступлений в бюджет, в 1923—1924 гг. — 45%, в 1925—1926 гг. — 82%. Крестьяне платили сельхозналог, размер которого зависел от количества и качества земли и скота. Промысловым налогом облагались торговые и промышленные предприятия, а также единоличные ремесла и промысловые занятия. Ставка его равнялась в среднем 1,5% с торгового оборота, варьируясь по отраслям — в пищевой промышленности он составлял от 1,5 до 2%, на предметы роскоши — от 2 до 6%. Сюда же присовокуплялся патентный налог.

Другим важнейшим прямым налогом был подоходно-поимущественный. Им облагались как физические, так и юридические лица — товарищества, акционерные общества и т.п. Поимущественное обложение представляло собой прежде всего налог на капитал. Таким образом, доходы участников акционерного общества облагались дважды: сначала как совокупный доход акционерного общества, а затем как выплаченные дивиденды. Государственные предприятия были освобождены от поимущественного обложения, но платили подоходный налог в размере 8%.

Существовали также более 10 косвенных налогов на определенные продукты. В 1922—1923 гг. эта система подверглась большим изменениям. Так, в 1922 г. акцизом были обложены табак, спички, пиво, квас, фруктовые воды, кофе, чай, сахар, соль, нефтяные продукты и др. Финансовое законодательство постоянно находило все новые объекты обложения. Особенно страдал от налогов частнопредпринимательский сектор. В 1924—1925 гг. разные виды обложения отнимали у него 35—52% всего дохода.

Одновременно правительство проводило жесткие меры по экономии расходов. Так, штаты государственных организаций и учреждений, финансируемых из бюджета, насчитывавшие в 1921 г. 5,7 млн. сотрудников, в 1924 г. были сокращены до 1,1 млн. ч. В жертву экономии было принесено самое, пожалуй, святое для большевиков — военные ассигнования. В связи с окончанием Гражданской войны значительно сократился личный состав Красной армии. Максимально ограничивались система пайкового снабжения партийной номенклатуры, финансирование партийных ателье, санаториев, продуктовых распределителей. Даже в ассигнованиях на ГПУ учитывалась каждая копейка.

Важнейшей статьей экономии стало сокращение дотирования государственной промышленности: она в основном была переведена на самофинансирование. Промышленные предприятия с 1923 г. отчисляли в казну 70% прибыли.

К концу 1924 г. был ликвидирован дефицит бюджета. Благодаря грамотной и настойчивой финансовой политике бюджет 1924—1925 гг. был исполнен в точном соответствии доходов и расходов, а в 1925—1926 гг. добились превышения на 100 млн. доходов над расходами в 3,46 млрд. руб.

С выпуском серебряной и медной разменной монеты и обменом совзнаков к середине 1924 г. была создана стабильная финансово-денежная система. На валютном рынке как внутри страны, так и за рубежом червонцы свободно обменивались на золото и основные иностранные валюты по довоенному курсу царского рубля — 1,94 руб. за американский доллар. В 1925 г. российский червонец стоял на Лондонской бирже стабильнее фунта.

Возникновение государственного планирования. Для квалифицированного руководства функционированием рынка государство должно обладать системой модельного отображения экономической ситуации. Подобное отображение, позволяющее анализировать экономическую ситуацию и своевременно воздействовать на нее, могло быть построено в форме государственного плана развития народного хозяйства, опирающегося на корректную статистическую базу. Практики общегосударственного планирования ни в одной стране мира в то время не было.

Востребованность создания планирующей системы в начале нэпа объясняет, почему частный план создания электроэнергетики в стране перерос в единый общегосударственный план развития народного хозяйства, известный под названием Плана ГОЭЛРО. Это был первый официальный документ, в котором получила выражение идея комплексного индустриального преобразования России. В него была заложена идея не просто электрификации как насыщения электрическими машинами всех сфер хозяйства. Идея была в том, чтобы на этой основе перевести экономику на путь интенсивного развития. Именно поэтому в плане ГОЭЛРО предусматривалось первоочередное развитие машиностроения, металлургии, топливно-энергетической базы и химии.

План ГОЭЛРО был разработан в 1920 г. группой ученых и практиков, специалистов в области энергетики под руководством Г.М. Кржижановского. В 1921 г. на базе этой группы была организована Государственная плановая комиссия (Госплан) РСФСР — первый в мире правительственный орган общегосударственного планирования.

Задачей Госплана была организация регулярной разработки государственного плана и его корректировки с учетом выполнения. Наличие проработанного в различных вариантах плана позволяло государству рационально использовать довольно скудные в то время ресурсы при выполнении насущных задач развития народного хозяйства. На основании принятого плана формировались “контрольные цифры” развития различных отраслей и сфер народного хозяйства, выполнявшие роль ориентиров, отнюдь не обязательных для выполнения: план не был в то время жесткой системой государственных заданий, обязательных для выполнения, — таким он стал лишь после замены рынка административным механизмом. Начиная с 1925 г. контрольные цифры на год вперед ежегодно принимались правительством.

Грандиозность задач, стоявших в то время перед молодой республикой, а после образования в 1922 г. в границах царской империи союза республик — перед СССР, заставила сразу же ставить вопрос о необходимости перехода на перспективное планирование на несколько лет вперед. За основу была принята среднесрочная перспектива на пять лет. Но для налаживания регулярного планирования на пятилетний период необходимо было решить ряд методологических и методических задач, разработать инструменты такого планирования, что требовало многих лет практики планирующей системы вкупе с системой государственной статистики.

Товарооборот и кризисы. Рост производства теряет смысл и невозможен при отсутствии товарообмена — между производителем и потребителем, между отраслями, группами населения, между городом и деревней. С переходом от военного коммунизма с его распределением к новой экономической политике прежде всего стал налаживаться обмен — сначала натуральный, а затем — через торговлю. С этой точки зрения в России в начале 20-х годов сложилась парадоксальная ситуация.

Несмотря на декларированный рынок, государство и, в частности, государственные предприятия тяготели к централизованному распределению. Создававшиеся тресты и синдикаты, а именно они составляли в то время основу промышленного производства, были подконтрольны государству (в совете каждого синдиката был представитель государства со значительными полномочиями). Тем не менее рыночная торговля развивалась. Реализация готовой продукции, закупка сырья, материалов, оборудования производились уже с 1922 г. на полноценном рынке, по каналам оптовой торговли. Повсеместно создавались торговые предприятия, оптовые ярмарки.

Сначала стихийно, а затем под контролем правительства стали возрождаться и товарные биржи. В постановлении СТО “О товарных биржах” предполагалось, что биржи “мерами экономического порядка сумеют охватить и упорядочить товарооборот и оказать то воздействие, которое не может быть достигнуто в порядке административном”. Государственным предприятиям и учреждениям предписывалось регистрировать на биржах даже свои внебиржевые сделки, а позднее — и обязательно состоять ее членами.

Частный капитал в оптовой торговле составлял к 1925 г. заметную, но не решающую величину — 18%; в розничной торговле — вдвое больше, к 1926 г. — до 43%. Количество бирж было доведено к тому времени до 104. Значительное развитие вновь получила кооперация.

В условиях нехватки денег и у предприятий, и у населения произведенная продукция не находила сбыта при априорно устанавливаемых ценах, а лавировать с ценами государственные предприятия не умели, да и не были морально готовы к этому, так как правительством провозглашалось приоритетное развитие промышленности. Тем самым, с точки зрения директорского корпуса (в основном государственных заводов и фабрик), государство как бы брало на себя ответственность за сбыт промышленной продукции и финансирование предприятий. В результате готовая промышленная продукция накапливалась на складах производителей, а предприятия не получали оборотных средств.

Особенно типичной была такая картина с продукцией для деревни. Сельскохозяйственный инвентарь, химические удобрения, керосин, так необходимые деревне, предлагались по ценам, не соответствовавшим возможностям крестьян. Цены на промышленные товары выросли в 3,1 раза по отношению к 1913 г., индекс цен на сельскохозяйственную продукцию за тот же период был значительно ниже. Снижать цены промышленные предприятия не хотели. К 1923 г. это явление охватило все народное хозяйство. И несмотря на то, что промышленность производила всего 40% довоенного выпуска продукции, в стране назрел кризис сбыта. (Ситуация 1992—1993 гг. со взрывным ростом неплатежей при затоваривании складов готовой продукцией показывает, что подобное явление, по-видимому, типично для перехода от государственно-распределительной системы к рыночному товарообмену.) Другой стороной этого кризиса было снижение государственных заготовок сельскохозяйственной продукции и при отсутствии свободного налаженного рыночного обмена — возрастание трудностей с продовольственным снабжением городов.

Сельскому населению, едва оправившемуся от небывалой засухи и голода 1921—1922 гг., оказалось не по карману покупать остро необходимые товары, которые быстро заполнили все склады и магазины. Экономически возникновение “ножниц цен” было вызвано тем, что сельское хозяйство, несмотря на засуху, восстанавливалось после войны быстрее промышленности: к середине 1923 г. сельское хозяйство было восстановлено до 70% от уровня 1913 г., а промышленность — только на 39%. Столь большое несоответствие в темпах восстановления вело, с одной стороны, к удорожанию изделий фабрично-заводского производства, а с другой — к удешевлению сельскохозяйственной продукции.

Деревня забурлила и начала задерживать в ответ отсыпку зерна в государственные хранилища по продналогу. В ряде мест вспыхнули массовые крестьянские восстания ( в Амурской области — в декабре 1923 г., в центральных и западных районах Грузии — в декабре 1924 г.).

Усмирив повстанцев огнем и мечом, большевики вновь, как и в 1921 г., оказались перед необходимостью в чем-то уступить крестьянской стихии, дабы избежать еще больших осложнений. В 1924—1925 гг. была смягчена в пользу сельских производителей ценовая политика, расширено право на аренду земли и использование наемного труда. Тогда же от натурального налога перешли к денежному обложению крестьян, что давало им большую свободу в развитии хозяйства.

Кризисная ситуация с ножницами цен была постепенно ликвидирована с приходом в ВСНХ Ф.Э. Дзержинского, который не был профессиональным экономистом, но как политик понимал, что промышленные предприятия необходимо заставить продавать свою продукцию по сниженным ценам, и приложил много усилий для реализации этого механизма. За один 1923/24 хозяйственный год (с октября 1923 г. по октябрь 1924 г. — хозяйственный год начинался тогда в октябре) индекс оптовых цен промышленности был снижен на 29%. К 1925 г. кризис был преодолен, товарообмен в хозяйстве налажен. Общий товарооборот достиг 75% довоенного уровня.

Но здесь важно обратить внимание на механизм выхода из кризиса. Не вдаваясь в детали, скажем, что снижение цен на продукцию предприятий было достигнуто путем административного нажима на тресты. Этим был создан важный прецедент, тяготевший к принципам военного коммунизма и ставивший материально-ресурсные балансы Госплана выше финансовой сбалансированности рыночного равновесия. После этого правительство прочно встало на путь административного регулирования хозяйственных процессов.

Очередные сложности в экономике в связи с нарушением товарного и денежного обмена возникли и в 1925—1926 гг. Этот кризис был вызван принятием и началом выполнения летом 1925 г. явно нереальных планов развития промышленности и капитального строительства, приведших к кредитной инфляции. Пересмотр нереальных планов — процесс довольно болезненный, и государству пришлось прибегнуть к использованию государственных резервов. Хотя не обошлось и без частичного изменения планов.

Как вышли из этого кризиса? Предельно сжали экспортноимпортный план, заморозили новостройки. К этому следует добавить стремительный рост косвенных налогов, прекращение отчислений из госбюджета в резервный фонд, повышение закупочных цен на зерно. На ликвидацию кризиса государство бросило все резервы, вплоть до золотых и валютных запасов. Но резервы государства были исчерпаны. В случае еще одного кризиса у государства уже не оставалось средств для выхода из него путем использования только рыночных механизмов, без включения административно-репрессивных мер.

Но и в этом случае показательно то, что правительство действовало исходя из рекомендаций плана без должного анализа рыночной ситуации. Ведь устойчивый дефицит, вызвавший кризис 1925—1926 гг., был результатом не столько недостаточного производства товаров, сколько превышения совокупного платежеспособного спроса над товарным покрытием — а подобным расчетам места в плане не находилось. Да и воздействовать тогда следовало бы не на товарные потоки, что для государства проще, а на финансовые, что гораздо сложнее. С этого момента Госплан стал играть главную роль в управлении хозяйством страны, а с Министерством финансов правительство перестало считаться.

Рост экономической грамотности. Если в условиях полного обобществления, уравниловки и административного распределения всей произведенной массы, порождавших всеобщую незаинтересованность и безответственность, что было атрибутикой военного коммунизма, к руководству в народном хозяйстве привлекались не по профессиональному, а лишь по партийному признаку, то с приходом провозглашенных при нэпе рыночных отношений на первый план выдвинулось требование профессионализма в экономике. Причем наличие экономических знаний и навыков стало необходимо не только для высшего управленческого звена, но и в не меньшей степени для среднего руководящего звена, да и для руководителей любого уровня, будь то в торговле, промышленности или любой другой отрасли народного хозяйства. Не случайно в это время возник лозунг “учиться у капиталистов”.

После 1921 г. вся страна стала учиться экономике: популярные раньше кружки политграмоты стали замещаться кружками экономической грамотности, учились все и на всех уровнях. Появились научные центры и вузы экономического профиля, существующие, неоднократно поменяв названия, и сегодня. К середине 20-х годов хозяйство стало насыщаться вновь подготовленными специалистами по экономике и управлению хозяйственными процессами.

Социально-психологический настрой общества. В борьбе рыночных и административных механизмов воздействия на экономику многое зависело от поддержки или противодействия широких масс населения страны. Но в обществе не было единодушия в отношении к нэпу, далеко не все слои общества поддерживали рыночные отношения, лежавшие в его основе.

С введением нэпа были ликвидированы трудармии, отменены обязательная трудовая повинность и строгие ограничения на перемену места работы. Организация труда строилась на принципах материального стимулирования, пришедших на смену внеэкономическому принуждению военного коммунизма. В промышленности и других отраслях была восстановлена денежная оплата труда, введены тарифы зарплаты, исключавшие уравниловку, и сняты ограничения на увеличение заработков при росте выработки.

Условия труда существенно улучшались. Средняя продолжительность рабочего дня в промышленности составляла в 1925— 1926 гг. 7,4 часа; число работающих сверхурочно постоянно снижалось — с 23,1% в 1923 г. до 18% в 1928 г.

Быстро улучшались и условия жизни трудящихся. Появились многие льготы, такие, например, как право на ежегодный оплачиваемый отпуск (на две недели и более), отпуск по беременности и др. Заработки работавших были достаточно высокими. Квалифицированный рабочий получал до 300 руб. в месяц, неквалифицированный — до 150, стипендия на рабфаке составляла 25 руб., при том, что приличное демисезонное пальто стоило от 15 до 19 руб.

Главной бытовой проблемой для рабочих в городах было жилье: в силу постоянного роста численности городского населения его хронически не хватало. Люди жили в бараках-казармах, внешний вид и внутреннее обустройство которых мягко говоря оставляли желать лучшего.

Крестьяне стали в среднем лучше питаться, чем до революции, увеличилось потребление хлеба, мяса. Но здесь острое недовольство вызывал товарный голод: ткани, одежда, обувь, керосин — при остром дефиците всего необходимого цены на эти товары были несоизмеримо высоки в сравнении с ценами на сельхозпродукты.

Но вместе с возможностью высоких заработков пришли все более заметная дифференциация доходов и безработица, что было явно негативным явлением. Абсолютная численность безработных, зарегистрированных биржами труда, в период нэпа несколько возросла — с 1 млн. ч. в 1924 г. (в основном бывшие конторские работники гипертрофированной при военном коммунизме административной машины; добавила сложности и мобилизация) до 1,7 млн. ч. в начале 1929 г. Но расширение рынка труда было еще более значительным (численность рабочих и служащих во всех отраслях народного хозяйства увеличилась с 5,8 млн. ч. в 1924 г. до 12,4 млн. ч. в 1929 г.), так что относительный уровень безработицы за годы нэпа снизился. К тому же безработный на месячное пособие в 27 руб. 56 коп. мог купить два добротных костюма.

Что же касается идеологической поддержки реформ, то в этом отношении для периода нэпа характерна определенная двойственность. С одной стороны, нэп был объявлен государственной политикой, направленной на смычку города с деревней, на создание и использование рыночных отношений, стимулирующих быстрое развитие народного хозяйства. Тем самым провозглашалась по существу либерализация экономики, невозможная вне демократизации всех отношений в обществе.

С другой стороны, в политической сфере объявлялись гегемония пролетариата и война капиталу и капиталистам. Уже в феврале 1924 г. более тысячи нэпманов были высланы из Москвы “за спекуляцию”. Одновременно было заявлено о недопущении фракционной борьбы в партии и, следовательно, недопустимости какой бы то ни было критики принимаемых партией и правительством решений.

Противодействие рынку имело и социальные корни. Ведь доведенный до рабочих мест хозрасчет в той или иной мере ставил материальное положение рабочих в зависимость от стихии частного рынка. При отсутствии демократических институтов воздействия на работодателей именно административное вмешательство государства в экономику освобождало рабочих от последствий неизбежного в условиях рынка хозяйственного риска. Поэтому и сам рабочий класс требовал гарантировать его интересы административным путем. Отдельные слои, главным образом неквалифицированные новички из деревни на предприятиях индустрии, стремились даже к утверждению уравнительности в оплате труда, что и было частично реализовано тарифной реформой 1928 г.

Точно так же и сельский пролетариат, составлявший 35% крестьян, имел гарантии благополучной жизни (например, осво - бождение от уплаты сельхозналога), создававшиеся не рынком, а государственным вмешательством в экономику, и, конечно, поддерживал не рыночные реформы, а административное управление со стороны государства.

 

Глава 14

Начало индустриализации
и расцвет нэпа

Источники финансирования индустриализации. К 1926 г. промышленность была в основном восстановлена до уровня 1913 г., но на довоенном технологическо-организационном уровне, что объясняло ее отсталость (при неоспоримом социальном прогрессе — условия труда, гарантирование оплаты, отпуска и т.п.). Недопустимыми были диспропорции — между промышленностью и сельским хозяйством (городом и селом), производством и потреблением; недопустимой была и технико-экономическая зависимость от запада (ввоз машин и сырья). Причем все это происходило на фоне завершения в мире второй технической революции с ее механизацией труда и повышением его производительности. Промышленность СССР с восстановленными довоенными технологиями отставала от среднемирового уровня по крайней мере на 15 лет.

Значительные темпы экономического роста в первые годы нэпа во многом объяснялись “восстановительным эффектом”: в промышленности — введением в эксплуатацию уже имевшегося, но бездействовавшего довоенного оборудования, которое не использовалось, так как население в течение семи лет было занято войнами и революционным переделом власти; в сельском хозяйстве — восстановлением заброшенных пахотных земель. Ког - да иссякли эти резервы быстрого развития, стране понадобились огромные капиталовложения для реконструкции старых заводов, создания новых отраслей промышленности и модернизации сельского хозяйства.

Для нормального развития страны необходима была модернизация производства, так как старые технологии не обеспечивали требуемых темпов развития. Из-за низких темпов росла безработица (в 1925 г. в стране официально зарегистрировано 980 тыс. безработных, которым государство пыталось помочь: выдавало временную материальную помощь, создавало артели и т. д.). Низкой была товарность сельского хозяйства. Назревал кризис в промышленности. Необходима была широкая индустриализация всех отраслей хозяйства.

При всеобщем понимании необходимости индустриализации неоднозначным и спорным был вопрос о путях и темпах ее проведения. Опыт индустриализации других стран давал апробированный путь: рост товарности сельского хозяйства — развитие легкой промышленности — подъем тяжелой промышленности (в ряде стран развитие собственной легкой промышленности подменялось расширением импорта товаров народного потребления), т.е. путь длительного, растянутого на десятилетия, зато сбалансированного экономического развития. Для ускорения к внутренним источникам развития при таком подходе добавлялись обычно ограбление колоний и внешние займы, что неминуемо приводило к необходимости проведения агрессивной внешней политики и экономической зависимости от внешнего мира.

В условиях Советской России подобный путь был неприемлем. Пойти проторенным российским путем привлечения иностранных инвестиций большевики не смогли, хотя и пытались. Еще в 1920 г. на VIII Съезде Советов РСФСР было принято решение о высоких темпах развития тяжелой промышленности и ее финансовом обеспечении. Предполагалось примерно треть всех необходимых средств получить за счет внутренних источников, а остальные две трети — с помощью иностранных концессий и кредитных операций. Этот план провалился, так как иностранные инвесторы отказались вкладывать средства в хозяйство страны советов. Пришлось пересмотреть планы, переключить внимание с тяжелой промышленности на подъем сельского хозяйства и производство товаров народного потребления с целью накопить финансовые резервы для индустриализации. Но к середине 20-х годов вопрос первоочередного развития тяжелой промышленности и источников его финансирования опять встал на повестку дня.

Само нахождение большевиков у власти делало финансовые вливания в российскую экономику бесперспективным для инвесторов при всей их кажущейся (и реальной) эффективности: слишком велик политический риск. Иностранные предприниматели не хотели рисковать своими капиталами в условиях полной непредсказуемости большевистского режима. К тому же они совсем недавно были научены опытом безвозмездной национализации иностранной собственности, произведенной большевиками сразу же после Октябрьской революции. Последние надежды на то, что “заграница нам поможет”, рухнули в 1929 г., когда на Западе разразился масштабный экономический кризис.

Советское государство не могло пойти по общепринятому пути и в силу ряда политических обстоятельств. Доктрина гегемонии пролетариата как “могильщика капитализма” не позволяла рассчитывать на помощь промышленно развитых государств, которые изначально рассматривались как “вражеское окружение”. Неприемлема была и длительная продолжительность индустриализации путем сбалансированного развития села и легкой промышленности, зарабатывающих инвестиционные средства для подъема тяжелой промышленности: та же доктрина “коммунистического острова в капиталистическом окружении” предполагала быстрое (в считанные годы) вооружение пролетарского государства и готовность вести войну за мировой коммунизм.

Внутренние резервы для индустриализации также были минимальны. Частный капитал, как известно, не допускался не только в крупную, но часто даже в среднюю промышленность, в стране существовала драконовская система налогообложения частников, отсутствие юридических гарантий заставляло население скрывать свои сбережения, держать их не в сберегательных кассах и государственных ценных бумагах, а в тайниках и кубышках, пускать на спекуляцию, т.е. частный капитал не мог достаточно быстро модернизировать отсталую российскую экономику. Государственный же сектор, хотя и признавался приоритетным, был малорентабельным. В 1928 г. прибыльность промышленного производства была меньше, чем до войны, на 20%, железнодорожного транспорта — вчетверо.

Нельзя было рассчитывать и на сельское хозяйство, некогда являвшееся поставщиком экспортной продукции. До революции основными производителями товарного хлеба были помещичьи и крупные кулацкие хозяйства. Теперь они были ликвидированы. Новая власть всячески препятствовала росту крупного индивидуального хозяйства в деревне. Одним из результатов нэпа было дробление крестьянских хозяйств, осереднячивание деревни, что в свою очередь вело к уменьшению производства товарной продукции, так как середняк производил продукты прежде всего для собственного потребления и удовлетворения собственных нужд и почти не был связан с рынком.

Низкая товарность приводила к снижению объема экспорта сельскохозяйственной продукции, а следовательно импорта столь необходимого для модернизации страны оборудования, не говоря уже об импорте товаров широкого потребления. Импорт оборудования во времена нэпа был вдвое меньше, чем в дореволюционной России.

Сельскохозяйственные проблемы усугублялись растущим промтоварным голодом. У крестьян пропадал стимул к расширению товарного производства: к чему напрягаться, если на вырученные деньги все равно нечего купить.

Единственно остававшийся для большевистского правительства путь ускоренной индустриализации заключался в необходимости финансирования промышленности за счет неэкономического перераспределения доходов между отраслями и группами населения.

Столкнувшись с фактическим отсутствием необходимых для модернизации средств, большевистская власть уже с середины 20-х годов пыталась решить эту проблему путем все большей централизации в руках государства финансовых и материальных ресурсов и ужесточения распределительной политики. Однако конкретные формы и методы корректировки экономического курса определились в результате сложной политико-идеологической борьбы среди партийных лидеров.

Постепенно определились две противоположные точки зрения.

За сбалансированное развитие народного хозяйства выступали в руководстве страны Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, А.И. Рыков. Они считали, что война с крестьянством чревата для Советского государства пагубными последствиями, как экономическими, так и политическими. Поэтому развитие экономики следует основывать на союзе пролетариата с крестьянством, обеспечивая им возможность повышения производительности труда, организуя кооперативы, поддерживая формы рыночного обмена города и села.

“Ускоренную” индустриализацию (конечно, без колониальных захватов, на которые пока не было достаточно сил) за счет эксплуатации крестьянства отстаивали Г.Л. Пятаков, Л.Д. Троцкий. Будучи крупным теоретиком социалистической хозяйственной системы, Е.А. Преображенский разработал теорию “изначального социалистического накопления”, предлагая для первичного накопления разорять крестьянство, т.к. частный крестьянин, по его теории, не вписывался в социализм. “Социалистическую индустрию в нашей стране”, — говорил он, — “можно создать только за счет эсплуатации “внутренней колонии” — крестьянства”.

Единственное политически допустимое для большевистского правительства в тот момент решение — ускоренное создание тяжелой промышленности за счет легкой промышленности (товары народного потребления), сельского хозяйства (за исключением сельхозсырья для промышленности) и уровня жизни народа — и было принято на XIV съезде партии в декабре 1925 г. Но тем самым отвергался (неявно) принцип рыночных отношений, на которых и базировался нэп.

Принятые съездом направления социалистической индустриализации — строжайшая экономия, использование прибыли от банковского и предпринимательского дохода, а также средств населения для инвестирования, эксплуатация села. В крестьянах, тяготевших к частному ведению хозяйства, партийные руководители страны видели носителей капиталистических начал, с кото - рыми необходимо бороться, вплоть до уничтожения. Участь хозяина на селе фактически была предрешена.

Промышленное развитие. Уже в 1926—1928 гг. существенно выросли капиталовложения в промышленное строительство. Если в 1924—25 гг. на развитие промышленности было выделено 429,9 млн. руб., то в 1927—28 гг. — 1,467 млрд. руб.

Было завершено строительство Волховской, Шатурской, Штеровской электростанций. Расширилась добыча угля, руды — в Донбассе, Златоусте, Казахстане. К 1927—28 гг. был достигнут 75%-й уровень довоенной выплавки чугуна.

Началось строительство гигантов машиностроения — в Москве, Сталинграде, Ростове-на-Дону, Саратове. В 1926 г. завершено строительство Турксиба — 1500 км железнодорожной линии, связывавшей Южный Урал (а через него и Центр) со Средней Азией.

В 1925—26 гг. прирост промышленного производства составил 43,2%; в результате развитие промышленности в целом по официальным данным на 8,6% превысило уровень 1913 г.

Вместе с тем по многим позициям отставание от мирового уровня оставалось. Так, несмотря на строительство станкостроительных производств, импорт станков был необходим отечественной промышленности вплоть до Великой Отечественной войны.

Развитие сельского хозяйства. Сельское хозяйство оставалось основной отраслью страны: в 1926 г. там было занято 82,1% всего населения и производилось 56,6% валовой продукции.

К 1927 г. валовая продукция сельского хозяйства достигла 121% от уровня 1913 г. (при этом товарная продукция составляла почти 50%), но за счет животноводства; по зерну довоенные показатели достигнуты не были. Главные причины — низкие заготовительные цены: на продукцию животноводства они составляли 178% к ценам 1913 г., на технические культуры — 146%, а на зерно — лишь 89% из-за нехватки промышленных товаров для обмена с селом.

Среднегодовой темп прироста сельскохозяйственного производства в 1925—1927 гг. составил 5,1% (по сравнению с 32,8% в промышленности за тот же период); с 1921 по 1928 гг. среднегодовой темп прироста в сельском хозяйстве составил 10%. Тем не менее село существенно отставало от промышленности. Причиной этого было не только общетехническое отставание, но и осе- реднячивание села: рост материальной обеспеченности широких крестьянских масс (к 1924 г. было покончено с голодом) в условиях сохранившегося недоверия к правительству вел к снижению товарности. Одновременно шел процесс ограничения и вытеснения кулака. В то же время доля общественных хозяйств в общей товарности села была невелика.

Структура товарности сельского хозяйства в 1926—1927 гг. была следующей: колхозы и совхозы давали 6%, кулацкие хозяйства — 20%, а бедняцкие и середняцкие хозяйства — 74%. Но товарность этих последних не превышала 10—11%.

В 1926 г. был существенно снижен сельскохозяйственный налог, середняцкие хозяйства получили 60 млн. неотоваренных рублей. У крестьян скопилось много бумажных денег. И вместе с высокими урожаями в 1926 и 1927 гг. это привело к снижению посевных площадей, а впоследствии и к снижению государственных закупок. К 1927 году постепенное снижение государственных заготовок хлеба достигло критического уровня.

Кооперация. В годы нэпа бурно развивалась кооперация всех форм. К концу 1928 г. непроизводственной кооперацией различных видов, прежде всего крестьянской, было охвачено 28 млн. ч. (в 13 раз больше, чем в 1913 г.). В обобществленной розничной торговле 60—80% приходилось на кооперативную и только 20— 40% на собственно государственную. Существовали кооперативное законодательство, кооперативный кредит, кооперативное страхование.

Развивались и производственные кооперативы. В 1928 г. они давали 13% всей промышленной продукции. На селе производственные кооперативы существовали главным образом в форме товариществ по обработке земли (ТОЗ), но были и маслоартели, мелиоративные организации, машинные товарищества. Колхозы — к сожалению, наименее эффективные в производственном отношении сельские объединения — охватили 1,2% хозяйств и давали 1,04% валовой продукции.

Иностранное участие. Одна из принципиальных особенностей нэпа связана с допущением в ограниченных формах (главным образом, в форме концессий) иностранного капитала в народное хозяйство страны. Ряд предприятий был сдан в аренду иностранным фирмам в упомянутой форме концессий. Дореволюционный опыт привлечения частного капитала через концессии пригодился Советской России только на первых порах, когда задачи СССР были те же, что и у России в XIX веке, — быстрое создание собственной мощной индустрии. Иностранные предприниматели были заинтересованы в получении концессий не меньше большевиков.

Тем не менее концессии не получили сколько-нибудь заметного распространения: солидные иностранные предприниматели остерегались вкладывать свои капиталы в Советскую Россию. Наиболее крупные из концессий занимались добычей нефти и угля на Сахалине, марганца — в Грузии, золота, цветных металлов, асбеста — в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке, лесопереработкой — на Севере. Из концессионных заведений в промышленности выделялись лишь единичные — шведские фирмы “СКФ” (изготовление подшипников), “Газоаккумулятор”, “АСЕА” (электромеханическое оборудование), германская фирма “Крупп” (металлообработка), смешанное русско-американское акционерное общество “РАГаз” (газосварка).

В 1926—1927 гг. насчитывалось 117 действующих соглашений такого рода. Они охватывали предприятия, на которых работали 18 тыс. ч. и выпускалось чуть больше 1% промышленной продукции. Однако в некоторых отраслях удельный вес концессионных предприятий и смешанных акционерных обществ, в которых иностранцы владели частью пая, был значительным. Так, в добы-

че свинца и серебра доля таких предприятий составляла 60%, в добыче и переработке марганцевой руды — 85%, добыче золота — 30%, в производстве одежды и предметов туалета — 22%.

Помимо капиталов в СССР направлялся поток рабочих-имми- грантов со всего мира. Например, в 1922 г. американским профсоюзом швейников и Советским правительством была создана Русско-американская индустриальная корпорация (РАИК), которой были переданы шесть текстильных и швейных фабрик в Петрограде и четыре — в Москве, где работали американские рабочие.

Экономический механизм и государственное регулирование.

Экономический механизм в период нэпа представлял собой причудливое сочетание рыночных принципов и административного диктата. Товарно-денежные отношения, которые ранее пытались изгнать из производства и обмена, в 20-е годы стали проникать во все поры хозяйственного организма, стали главным связующим звеном между его отдельными частями.

Хозяйственные успехи нэпа были достигнуты на основе новых, не известных дотоле истории общественных отношений. В промышленности ключевые позиции занимали государственные тресты, в кредитно-финансовой сфере — государственные и кооперативные банки, в сельском хозяйстве — мелкие крестьянские хозяйства, охваченные простейшими видами кооперации.

Совершенно новыми оказались в условиях нэпа и экономические функции государства; коренным образом изменились цели, принципы и методы правительственной экономической политики. Если ранее центр прямо устанавливал в приказном порядке натуральные, технологические пропорции воспроизводства, то теперь, пытаясь косвенными, экономическими методами обеспечить сбалансированный рост, он перешел к регулированию цен.

Однако и здесь государство пыталось действовать административными инструментами. Правительство оказывало нажим на производителей, заставляя их изыскивать внутренние резервы увеличения прибыли, мобилизовать усилия на повышение эффективности производства, которое только и могло теперь обеспечить рост прибыли.

Широкая кампания по снижению цен была начата правительством еще в конце 1923 г. при попытке выхода из кризиса и ликвидации “ценовых ножниц”, но действительно всеобъемлющее регулирование ценовых пропорций началось в 1924 г., когда обращение полностью перешло на устойчивую червонную валюту, а функции Комиссии внутренней торговли были переданы Наркомату внутренней торговли с широкими правами в сфере нормирования цен. Принятые тогда меры оказались успешными: оптовые цены на промышленные товары снизились с октября 1923 г. по май 1924 г. на 26% и продолжали снижаться далее.

Весь последующий период до конца нэпа вопрос о ценах продолжал оставаться стержнем государственной экономической политики. Повышение их трестами и синдикатами грозило повторением кризиса сбыта, тогда как их понижение сверх меры при существовании наряду с государственным частного сектора неизбежно вело к обогащению частника за счет государственной промышленности, к перекачке ресурсов государственных предприятий в частную промышленность и торговлю. Частный рынок, где цены не нормировались, а устанавливались в результате свободной игры спроса и предложения, служил чутким барометром, стрелка которого, как только государство допускало просчеты в политике ценообразования, сразу же указывала на это.

Но регулирование цен проводилось бюрократическим аппаратом, который, как и в любой административной системе, не нес прямой материальной ответственности за принимаемые решения и не мог в достаточной степени контролироваться непосредственными производителями. Поэтому принятый тогда механизм ценового регулирования со стороны государства не мог быть по-настоящему эффективным в рыночных условиях нэпа.

Большими трудностями и противоречиями сопровождалось развитие биржевой торговли. В обстановке всеобщего дефицита, когда покупатель бегает за продавцом, трудно говорить о реальной рыночной цене товара; торгующие сами по себе не нуждались в биржевом посредничестве и шли на биржу лишь понуждаемые государством. Но и в этих условиях спекуляция процветала: получили распространение “переодетые” биржевые сделки — государственные предприятия-монополисты, заключая непосредственно с покупателем спекулятивную торговую сделку, оформляли ее на бирже, так как регистрационный сбор в этом случае был гораздо ниже.

В неправомерно невыгодные условия были поставлены представители частного капитала — они были выделены в отдельные секции бирж. Тем самым рынок искусственно разделился на два биржевых торга со своими ценами — государственно-кооперативный и частный. Уже к концу 1923 г. котировальными комиссиями бирж фиксировались “двойные цены”. При этом официальный взгляд на государственные предприятия как на предприятия “последовательно социалистического типа” приводил к отрицанию понятия “прибыль”; государственным предприятиям — участникам биржевого торга не было интереса продавать свои товары в конкурентной борьбе, и они навязывали бирже свои “твердые”, а по существу монопольные, цены. Цена частного сектора в этих условиях воспринималась общественностью как спекулятивная. И это привело в дальнейшем к ликвидации бирж и преобразованию их в пункты оптовой торговли.

Глава 15

Конец нэпа

Усиление противоречий. Из многочисленных противоречий, которыми с самого начала был отмечен период нэпа и которые усиливались даже в пору его расцвета, можно выделить три основных.

Первое противоречие нэпа вызвано тем, что в качестве главного приоритета текущей хозяйственной политики большевики неизменно рассматривали без всяких экономических оснований восстановление и интенсивное развитие крупной промышленности.

Она оценивалась, во-первых, как основная экономическая опора власти, своего рода социалистический оазис в бурной и малоуправляемой стихии мелкотоварного производства, преобладающего в народном хозяйстве; во-вторых, как становой хребет обороноспособности государства, находящегося отнюдь не в дружественном окружении.

Изыскивать ресурсы для развития тяжелой промышленности в условиях сплошной убыточности крупной государственной промышленности, особенно ее индустриальных отраслей, можно было только за счет материальных средств, извлекаемых из деревни через налоги и искусственную ценовую политику.

Четко выраженный приоритет промышленности перед сельским хозяйством порождал второе противоречие нэпа — неэквивалентный обмен между городом и деревней. Оно перманентно грозило власти новыми конфликтами с крестьянством. Кризисы 1923, 1925 и 1927 гг. были вызваны именно им, и каждый такой кризис требовал от государства все больших уступок крестьянству.

Но всеми этими мерами не было устранено третье из основных противоречий нэпа, уже внутри села. Оно порождалось классово ориентированной аграрной политикой советской власти. В стремлении укрепить социалистическую опору в деревне советская власть поддерживала (отменой или снижением налогов, предоставлением льготных кредитов и т.п.) экономически немощные бедняцкие и середняцкие хозяйства (соответственно 34% и 62% всех крестьянских дворов) и сдерживала развитие крупных сельских производителей — кулаков (удельный вес последних не превышал 4% населения деревни).

Негативные экономические последствия “ограничения кулачества как класса” отягощались и регулярно проводимыми советской властью уравнительными переделами земли, и широко распространившейся практикой добровольного раздела кулаками своих хозяйств в стремлении выскользнуть из-под налогового пресса. Все это влекло за собой дробление крестьянских дворов (в 20-е годы его темпы вдвое превышали дореволюционные), падение их мощности и производительности труда работников. Слабеющие единоличные хозяйства не могли использовать сколько- нибудь сложную сельскохозяйственную технику (в 1926 г. 40% пахотных орудий составляли деревянные сохи), а треть их не имела даже лошадей — практически единственной тягловой силы в деревне. Не удивительно, что урожаи были самые низкие в Европе.

Прямым следствием аграрной политики большевиков стало снижение со второй половины 20-х годов товарности крестьянских хозяйств. Каждая новая закупочная кампания давала государству меньше, чем предыдущая. Деревня на глазах “архаизировалась”, возвращаясь к натуральному хозяйству. Снижалась и социальная мобильность ее населения. Если до войны около 10 млн. крестьян ежегодно уходили на сезонные работы (нанимались батраками к крупным землевладельцам, рабочими на заводы и т.п.), то в 1927 г. число отходников не превышало 3 млн. Аграрное перенаселение в стране составляло тогда 20 млн. человек. Во многом это объяснялось замедлением темпов промышленного роста, что постоянно увеличивало армию безработных в городе (в 1924 г. — 1 млн., в основном сокращенных управленческих работников, в 1927 г. — уже около 2 млн. квалифицированных рабочих).

Принятое в конце 1925 г. XIV съездом партии решение об ускоренной индустриализации тем самым было решением о свертывании нэпа, хотя в то время об этом официально сказано не было. Ведь ускоренная индустриализация требовала изыскания дополнительных финансовых ресурсов, которые могли быть получены только путем административного, силового изъятия их у других секторов экономики и перераспределения между отраслями. Следовательно, свободные рыночные отношения должны быть заменены административным управлением всеми сферами народного хозяйства, а без свободы в экономических отношениях не может быть и демократических отношений в обществе.

Уже в конце 1927 г. хлебозаготовки проводились за счет “свертывания” нэпа в сфере оборота, применения методов военного коммунизма. А в 1928 г. Сталин говорил о грабеже села как норме экономической жизни. Он отмечал, что крестьянство, во- первых, платит государству не только обычные прямые и косвенные налоги, но еще и переплачивает, покупая по высоким ценам промышленные товары, а во-вторых, оно недополучает на ценах на свою сельскохозяйственную продукцию. Он называл это “добавочным налогом на крестьянство в интересах подъема индустрии”, данью, чем-то вроде сверхналога, которое государство вынуждено брать.

Свертывание финансово-денежной системы. В 1926 г. страна еще жила в условиях устоявшейся финансовой системы, где сумма денег соответствовала товарной массе и стоимости движимых и недвижимых ценностей. Но при ограниченных ресурсах страны единственный способ, который был в распоряжении тех, кто хотел форсировать построение социалистического “светлого будущего”, состоял в выдаче предприятиям ничем не обеспеченных денег. Началась накачка деньгами заведомо убыточной государственной промышленности, в основном — военной.

В начале 1926 г. удалось сдержать начавшую было раскручиваться инфляцию. Госбанк и Наркомфин сумели ограничить кредитование промышленности и рост денежной массы в пределах 20,3% годовых. Хозяйство было спасено, однако смертельный удар по червонцу был нанесен.

С удалением Сокольникова и Юровского из Госбанка и Нар- комфина (первого за принадлежность к оппозиции, а второго — как “меньшевика от финансов”; в конце 30-х оба были расстреляны) ускорилась эмиссия, стоимость червонца стала падать, а золота для поддержания курса на валютных биржах не хватало. В этой ситуации оставались только два пути — девальвация червонца или отмена его конвертируемости и ликвидация финансовой системы с заменой ее административным перераспределением средств. Советское правительство пошло по второму пути, и в конце 1926 г. валютные биржи в СССР были закрыты, а обмен червонцев на золото на внешних рынках прекращен. С апреля 1927 г. началось печатание “пустых” денег и кредитование ими промышленности. Уже в мае денежная масса выросла на 10%, а в июле-сентябре — на 20%. Нормальная финансово-денежная система перестала функционировать.

Конец нэпа на селе. XV съезд партии (1927 г.) был посвящен социалистическому переустройству деревни. Предполагалось развитие общественных хозяйств — колхозов. Определенные предпосылки к этому создавались. Так, государство налаживало производство сельскохозяйственной техники, прежде всего тракторов (к 1928 г. в сельском хозяйстве работали 27 тыс. тракторов, из них 3 тыс. — отечественных). Развивалась система контрактации как формы натурального обмена между городом и селом, правда, цена одного трактора соответствовала в 1928 г. цене за 1600 т. зерна (в 1960 г.—164 т., в 1980 г.—82 т.). Начали создаваться мощные зерносовхозы и МТС. Однако все это было лишь в зародыше, и требовались годы для широкого развития базы обобществления. В условиях международной обстановки тех лет и борьбы за власть времени для создания общества “цивилизованных кооператоров” у государства не было. Большинство же сельчан в то время было против колхозов.

Вместе с тем XV съезд партии ознаменовал переход к планово-распределительной системе управления, приняв директивы пятилетнего плана развития народного хозяйства. В основу плана были заложены высокие темпы индустриализации, наступление на частнокапиталистические элементы города и деревни путем значительного повышения налоговых ставок, поощрительные меры в отношении беднейшего крестьянства и усиление кооперирования деревни.

В 1927 г. был получен хороший урожай, но из-за отсутствия товарообмена с городом крестьяне не продавали продукцию. Государство должно было изменять политику отношения к селу: либо вводить привлекательные для крестьян экономические условия заготовок, либо применять жесткие чрезвычайные меры для изъятия продуктов. Государство большевиков не могло пойти на смягчение экономических отношений города и села (ведь для объявленной ускоренной индустриализации необходимо бы - ло перекачивать средства из сельского хозяйства в промышленность), следовательно, оставался только путь репрессий.

Зимой 1927—1928 гг. не были собраны государственные поставки. Для изъятия сельскохозяйственной продукции “временно” были приняты крутые меры: на село посланы 30 тыс. коммунистов (“рабочие отряды”). Сделав свои выводы, государство начало свертывать потребкооперацию, продолжая создавать МТС и колхозы-гиганты.

По существу нэп на селе уже кончился, а коллективизация еще не началась.

В 1928 году крестьяне сократили посевы, многие кулацкие хозяйства “самоликвидировались”, и зимой 1928—1929 гг. разразилась катастрофа. Партия приняла решение о реквизициях на селе.

Перспективный план. Весной 1929 года после многих необоснованных переделок под давлением Сталина XVI партконференцией, а затем V Съездом Советов был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства на 1928—1933 гг. Задачи плана — укрепить обороноспособность, добиться независимости экономики от импорта, полностью вытеснить частный капитал путем создания государственной крупной промышленности и коллективизации в сельском хозяйстве, начать хозяйственный и культурный подъем республик.

Стержнем плана служила, конечно, ускоренная индустриализация как основа материально-технической базы социализма — планировался рост промышленного производства на 135% за 5 лет. Если за восстановительное пятилетие 1923—28 гг. капитальные вложения в промышленность составили 4,4, в сельское хозяйство — 15 и в транспорт — 2,7 млрд. руб., то в пятилетие 1928—33 гг. соответственно — 16,4; 23,2 и 10 млрд. руб. Изменилась и структура капитальных вложений — 33% в промышленность против 47% в сельское хозяйство — в планируемой пятилетке по сравнению с 20% против 68% — в предыдущей.

Темпы роста народного хозяйства, заложенные в плане, были явно завышены, поэтому для его выполнения требовались напряжение всех сил страны, с одной стороны, и полная замена экономических отношений административными командами, с другой. Необходимо было построение централизованной системы управления хозяйством сверху донизу, опиравшейся на юрисдикцию “диктатуры пролетариата” и уничтожение “чуждых пролетариату элементов” в обществе. Эти переходные процессы, осуществлявшиеся в 1928—1931 гг., фактически завершились к 1932 году.

Чтобы не возникало сомнений в правильности цифр плана и отчетов о его выполнении, в 1929 г. было ликвидировано ЦСУ, а позже в 1933 г. постановлением Политбюро ВКП(б) было запрещено любым ведомствам публиковать какие-либо, кроме официальных изданий Госплана, сведения по итогам пятилеток.

Результаты нэпа. В целом нэповская экономика представляла собой сложную и неустойчивую рыночно-административную конструкцию. Причем введение в нее рыночных элементов имело для большевистского правительства вынужденный тактический характер, а сохранение административных — принципиальный и стратегический. Не отказываясь от конечной цели (создания нерыночной социалистической экономики), большевики прибегли к использованию товарно-денежных отношений при одновременном сохранении в руках государства “командных высот”: национализированных земли и недр, крупной и большей части средней промышленности, транспорта, банковской системы, монополии внешней торговли.

С точки зрения Ленина (хотя мысли Ленина этого периода отрывочны и хаотичны), существо нэповского маневра заключалось в подведении экономического фундамента под “союз рабочего класса и трудового крестьянства”, иначе говоря — предоставление известной свободы хозяйствования преобладавшей в стране многомиллионной массе мелких товаропроизводителей с тем, чтобы снять их острое недовольство властью и обеспечить политическую стабильность в обществе. Как не раз подчеркивал большевистский лидер, нэп являлся обходным, опосредованным путем к социализму, единственно возможным после провала по - пытки прямого и быстрого слома всех рыночных структур в период военного коммунизма.

Нэп сыграл свою решающую роль в восстановлении хозяйства после разрухи, вызванной революцией и Гражданской войной, в создании индустриальных основ народного хозяйства России и других республик СССР. В 1922—1927 гг., то есть за семь лет, производство валовой продукции промышленности выросло более чем в четыре раза, а сельского хозяйства — примерно в два раза. В промышленности прирост производства продукции шел невиданными темпами: 1921 г. — 42,1%, 1922 г. — 30,7%, 1923 г. —   52,9%, 1924 г. — 14,6%, 1925 г. — 66,1%, 1926 г. — 43,2%, 1927 г. —   14,2%. Подобные темпы, даже принимая во внимание восстановление после разрухи, были рекордными за всю историю страны и уже, видимо, никогда не повторятся.

Народное хозяйство развивалось не строго планомерно, хотя и сбалансированно с точки зрения равновесия всех секторов экономики. Но к концу активного развития нэпа (1926—1927 гг.) в силу различных экономических и, главным образом, политических действий советского правительства назревал кризис в промышленности и сельском хозяйстве, усиливались безработица и социальная напряженность в обществе.

Экономическая эффективность развития оставляла желать лучшего. В промышленности в 1928 г. создавалось прибыли на 20% меньше, чем до войны в царской России, на железнодорожном транспорте — в 4 раза меньше, в обеих отраслях вместе — в 2 раза меньше. Проблему накопления капиталов для индустриализации обостряло также то обстоятельство, что законодательно блокировался перелив внутренних частнокапиталистических средств в крупную и среднюю промышленность: частный капитал сюда просто не пускали. Свободные частные средства уходили поэтому на рынок золотого червонца, и государству было все труднее удерживать искусственно заданный его уровень.

Безработица не сокращалась, достигнув 1,5 млн. ч. Реальная зарплата практически не росла. С осени 1928 г. в городах начали вводить карточки на хлеб.

Надо еще раз подчеркнуть, что нэп был свернут не только желанием Сталина и его ближайшего окружения. Новая (читай: рыночная) экономическая политика не успела проникнуть во все экономические отношения в хозяйстве страны, покончила далеко не со всеми учреждениями (даже экономическими, не говоря уже о политических) и традициями эпохи военного коммунизма. В стране существовали мощные административные и социальные силы, которые не только не были заинтересованы в продолжении и развитии нэпа, но были его активными противниками.

С нэпом в промышленность пришел хозрасчет, но он сочетался с сильным административным давлением; государство ограничивало действие рыночных отношений. Не была разработана, несмотря на большую пропаганду, система внутризаводского хозрасчета — его заменяла традиционная система норм, тарифов, расценок, связывавшая заработок не с конечными результатами труда, а с распоряжениями администрации.

Нэп требовал компетентного использования хозяйственных рычагов, а в управленческом аппарате (чем выше, тем больше) доминировали кадры, привыкшие и умеющие действовать только административными способами, приказным порядком.

В сохранении нэпа не были заинтересованы и те 30-35% крестьян, которые были освобождены от налога и непосредственно от государства получали разного рода льготы и гарантии. Сохранился в деревне и административно-командный стиль управления. Сельсоветы и волисполкомы свою основную задачу видели в сборе сельскохозяйственного налога и выполнении различных распоряжений вышестоящих органов, стремясь контролировать всю деревенскую жизнь, но нисколько не заботясь о помощи крестьянам в подъеме хозяйства, организации хозяйственного и культурного строительства.

С ликвидацией нэпа и переходом к административному управлению было покончено с безработицей, с 1929 года был введен семичасовой рабочий день, а затем пятидневная неделя. В эти годы были заложены организационно-экономические основы материально-технической базы социализма — ликвидирована многоукладность в народном хозяйстве, началась коллективизация в сельском хозяйстве, выравнивание производственного развития территорий. Появились новые отрасли производства, необходимые для усиления обороны страны.

В свою очередь ликвидация нэпа (частной собственности и рыночных отношений), усиление административного управления привели к развалу финансово-экономической системы; исчезли оценки и стимулы экономической эффективности функционирования хозяйства, возникла экономическая разбалансирован- ность между секторами экономики, что привело к замедлению темпов индустриализации, отставанию (практически развалу) сельского хозяйства, снижению обеспеченности населения продуктами и товарами народного потребления, появлению отрицательных экономических (рост незавершенного строительства, снижение общественной производительности труда) и социальных (разобщение города и села) явлений.

Рекомендуемая литература

1.   Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко В.П. История России. XX век. М., 1996.

2.   Геллер М, Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза от 1917 г. до наших дней. Кн. 1. М., 1995.

3.   Канторович В.Я. Советские синдикаты. М., 1927.

4.   Ленин В.ЖПисьмо Г.Я. Сокольникову. ПСС, т. 54.

5.   Мау В.А. Реформы и догмы. 1914—1929. М., 1993.

6.   Сарабьянов В.Н. Основные проблемы НЭПа. М.-Л., 1926.

7.   Сокольников Г.Я. Новая финансовая политика: на пути к твердой валюте. М., 1995.

8.   Юровский Л.Н. Денежная политика советской власти. 1917— 1927. М., 1996.

 

Часть 5

Период индустриализации

(1929-1941 гг.)

К концу 20-х годов советская экономика фактически достигла предреволюционного уровня, а в некоторых направлениях и превзошла его. Но в сопоставлении с передовыми западными странами, ушедшими с того времени далеко вперед, Россия существенно отставала от мирового развития. Попытки догнать его, оставаясь субъектом мировой политики, диктовали стратегию форсированной индустриализации. Суть ее была изложена Сталиным на пленуме ЦК ВКП(б) в конце 1928 г., и с учетом последующих уточнений можно сформулировать ее основные черты:

1)   сконцентрировать максимально возможные материальные, финансовые и людские ресурсы на нескольких ключевых участках, которые должны были служить на последующих этапах опорной площадкой для технической реконструкции сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, транспорта и других отраслей;

2)   широко использовать достижения мировой науки и техники, чтобы выиграть время. При этом импорт машин и оборудования служил для развертывания собственной машиностроительной базы мирового уровня с тем, чтобы в последующем осуществить техническую реконструкцию других отраслей за счет отечественного производства средств производства;

3)   быстро распространять передовой опыт и лучшие достижения в области технологии и организации труда при помощи директивного планирования.

Начало индустриализации было положено еще в период нэпа. Именно тогда были заложены гигантские стройки флагманов российской промышленности, во многом определявшие ее лицо в последующие десятилетия. Однако тогда же стало ясно, что ускоренный рост отраслей промышленности, ориентированных на усиление обороноспособности страны, а не на производство продукции народного потребления, в условиях отсутствия достаточных финансовых ресурсов и развитых экономических связей с внешним миром мог быть реализован лишь в системе неэкономического, административного управления хозяйством.

Надо было сломать рыночный, экономический механизм нэпа и создать вместо него административную систему управления. Поскольку подобная система создавалась впервые в мире, ее строительство шло методом проб и ошибок и заняло несколько лет. Но уже к 1932 году необходимая система централизованного административно-планового управления была создана и позволила стране обеспечить независимое развитие хозяйства на индустриальной базе и создать к концу тридцатых годов производственную и военную машину — одну из самых мощных в мире.

 

Глава 16

“Великий перелом” в деревне

(1929-1933 гг.)

Коллективизация и раскулачивание. В 1928 г. был получен неплохой урожай, в 1929 г. — очень хороший. Но посевы сильно сократились, и заготовка хлеба усложнилась. Товарное зерно могли дать только крепкие, в основном кулацкие хозяйства. К тому же действовавшая промышленность была не в состоянии обеспечить запросы сельского хозяйства. В этой ситуации у государства было три варианта действий. Один — признать предыдущие ошибки и пойти на уступки зажиточному крестьянству, но уступки теперь нужны были большие, а это противоречило “антикулацкой” линии советской власти. Другой — закупки продуктов за рубежом, но это сокращало бы возможности индустриализации. И третий вариант — форсирование кооперации в деревне (не останавливаясь перед необходимостью репрессивного нажима) и создание мощного колхозного сектора. Правительство, конечно, избрало третий путь.

С июня 1929 г. была узаконена обязательность продажи государству “хлебных излишков” зажиточными крестьянами: начался “великий перелом”. Осенью 1929 г. проводилась еще более жесткая, чем в предыдущие годы, реквизиция. У “кулаков” было экспроприировано 3,5 млн. т зерна, вопреки данным ранее гарантиям свободной продажи. В соответствии с решениями партии частная собственность подлежала искоренению и главным на селе должно было стать общественное хозяйство, в основном колхозы, которые должны были ориентироваться на производство товарной продукции и командовать которыми государству было легче, чем миллионами частников.

Была объявлена массовая коллективизация. 5 января 1930 г. был принят график ее проведения, в соответствии с которым в основных зерновых районах (Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье) сплошная коллективизация должна была быть завершена уже к осени 1930 г., а в остальных зерновых районах — к концу 1931 г. В незерновых районах создавались артели — также с обобществлением земли, скота и сельскохозяйственной техники. Для организации колхозов партия направила из города 25 тыс. кадровых рабочих в качестве председателей колхозов (“двадцатипятитысячники”, в большинстве репрессированные в 1932 г.).

В последнем квартале 1929 г. в колхозы вошли 2,4 млн. хозяйств — вдвое больше, чем за все 12 предшествовавших лет. К концу пятилетки было создано 211,5 тыс. крупных колхозов.

Процесс коллективизации сопровождался раскулачиванием. 27 декабря 1929 г. провозглашена ликвидация кулачества как класса. В соответствующем постановлении ЦК ВКП(б) предлагалось в районах сплошной коллективизации отменить аренду земли и запретить применение наемного труда, конфисковывать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке сельхозпродукции и семенные запасы. Средства производства и имущество должны передаваться в неделимые фонды колхозов в качестве взноса за бедняков и батраков, за исключением той части, которая шла в погашение долгов кулацких хозяйств государству и кооперации; конфискованные жилые постройки должны передаваться на общественные нужды сельсоветов и колхозов.

Государство создало экономические (сосредоточение производства сельскохозяйственной продукции в социалистическом секторе — колхозах и совхозах), политические (изоляция кулаков как носителей враждебного сельским пролетариям буржуазного начала) и организационные (передача административной власти в деревне местным исполкомам из состава бывших комитетов бедноты) предпосылки раскулачивания. В результате раскулачивание проводилось государством при полной поддержке неимущего и малоимущего крестьянства.

Были выделены три категории кулаков. Представители первой (63 тыс. хозяйств) — те, кто “занимался контрреволюционной деятельностью” — подлежали расстрелу, а их семьи — высылке с конфискацией имущества. Кулаки, отнесенные ко второй категории (150 тыс. хозяйств), которые “не оказывали активного сопротивления советской власти, но являлись эксплуататорами” — подлежали аресту и выселению в отдаленные районы Сибири и Казахстана, их имущество также конфисковывалось. Отнесенные к третьей категории — “лояльные к советской власти” — переселялись из районов коллективизации на необработанные земли в пределах той же области, как правило, на неудобья и в болота. Списки кулаков первой категории готовились ОГПУ, второй и третьей — местными властями. Окончательное решение принимали “тройки” — представители партии, исполкома и ОГПУ.

Только в отдаленные районы страны по официальной статистике было выселено на спецпоселение 391026 семей (свыше 1,8 млн. ч.). По неофициальным же данным было выселено не менее миллиона семей (около 5 млн. ч.). Одновременно пострадали 80—90% середняков как “подкулачники”.

Раскулачивание привело в конечном итоге к дезорганизации села, массовому забою скота, растаскиванию посевного материала. Тем не менее в 1932 г. колхозы и совхозы дали 84% государственных закупок зерна. Это позволило увеличить заготовки хлеба с 10,8 млн. т в 1928 г. до 18,8 млн. т в 1932 г.

Развал сельского хозяйства. Государство принимало меры по укреплению государственных хозяйств и колхозов. В 1928/1929 хозяйственном году бюджет выделил сельскому хозяйству 1,3 млрд. руб. (в предыдущем году — 714 млн. руб.). В село была направлена техника: с 1926 по 1929 гг. — 5 тыс. тракторов, в основном в совхозы.

В 1931 г. в колхозах введен трудодень как условная единица соизмерения затрат труда отдельных членов колхоза и определения их доли в конечных результатах деятельности хозяйства. Трудодень соответствовал единице простого неквалифицированного труда, затраченного в течение дня. В соответствии с общей суммой заработанных в течение года трудодней каждый получал в конце года натурооплату от колхоза (денежная форма оплаты труда в колхозах была запрещена). Поскольку аграрный сектор рассматривался лишь как сфера, откуда можно и нужно изымать максимум средств для финансирования индустриализации, из колхозов забиралось все, и выплата колхозникам по трудодням была чисто символической; существовали они за счет приусадебных участков.

В 1932 г. принят Примерный устав сельскохозяйственной артели. Артели составляли в то время 95% всех колхозов, хотя наряду с ними существовали и коммуны и ТОЗы. Создавались и постоянные производственные бригады, за которыми закреплялись основные фонды.

Возросли масштабы технической реконструкции сельского хозяйства. Начали создаваться машино-тракторные станции (МТС), концентрировавшие у себя всю сельскохозяйственную технику. За 1931 г. было создано 1040 МТС. За 1928—1932 гг. сельскому хозяйству было поставлено 100,5 тыс. тракторов, множество других машин. Совхозы занимали в 1932 г. 10% всей посевной площади и содержали 51,5 тыс. тракторов.

Государство оказывало колхозам большую поддержку, им предоставлялись существенные налоговые льготы. Зато для единоличников были увеличены ставки сельскохозяйственного налога, введены взимаемые только с них единовременные налоги.

2 марта 1930 г. опубликована статья Сталина “Головокружение от успехов” о перегибах в коллективизации, после чего две трети крестьян тотчас вышли из колхозов. Однако это было временное отступление государства: планы коллективизации продолжали действовать, частные хозяйства по-прежнему продолжали давить налогами и ограничениями.

В 1930 г. был получен великолепный урожай — 83,5 млн. т (120% от урожая 1929 г.). Заготовлено (правда, в условиях массовых реквизиций) 22 млн. т зерна — вдвое больше, чем в любом из предыдущих лет нэпа.

Зерно предназначалось для экспорта в Германию: в соответствии с Рапалльским договором 1922 г. СССР должен был поставлять в Германию сельскохозяйственную продукцию — зерно и технические культуры — в обмен на техническую и военную помощь. В апреле 1931 г. был подписан новый советско-германский торговый договор, в соответствии с которым:

—  Россия должна была поставлять сельскохозяйственные продукты и золото, которого с этого момента стали добывать непомерно много, отправляя на Север и Колыму кулаков;

—  Германия должна была поставлять машины (с 1931 по 1936 гг. половина всей ввозимой техники шла из Германии).

На закупку же оборудования в других странах использовалась валюта, выручаемая от продажи за рубеж все того же зерна. Потребность в оборудовании росла в связи с возросшими темпами индустриализации. Росла и потребность в товарной сельскохозяйственной продукции. Между тем в мировой экономике разразился кризис, цены на зерно резко упали. Однако сталинское руководство и не думало пересматривать установку на непосильный для страны индустриальный скачок. Вывоз хлеба за границу все возрастал.

Посевные площади расширились в 1928—1932 гг. с 113 до 134,4 млн. га (на 19%), но валовой сбор снизился. Причины — часто практикуемый повторный сев по предшественнику, сокращение поголовья скота (недостаточность органических удобрений), социально-экономические причины (раскулачивание и реквизирование, отсутствие стимулов), слабая агротехника и организация работ.

К концу 1931 г. снизилось поступление зерна: в восточных зерновых районах был неурожай. У многих крестьян изымался весь хлеб, включая посевной материал. На Украине несмотря на посредственный урожай (69 млн.т) изъяли 22,8 млн.т. Насильственное изъятие зерна (до 80%), включая и семенной материал, полностью расстроило сельскохозяйственный цикл (при нэпе из всего урожая изымалось 15—20%, 12—15% шло на семена, 25— 30% — на корм скоту, 30% — на собственное потребление). Назрела кризисная продовольственная ситуация.

Заготовки 1932 г. шли очень тяжело. Для их ускорения 7 августа 1932 года был издан Закон “Об охране социалистической собственности”, вводивший за хищение колхозной и кооперативной собственности расстрел с конфискацией имущества, который при смягчающих обстоятельствах мог быть заменен лишением свободы на срок не менее 10 лет. Начались многотысячные аресты “за колоски” (“подрыв советской власти” — 58 статья УК).

В результате полного изъятия зерна зимой 1932—1933 гг. разразился страшный голод, охвативший наиболее урожайные, питавшие экспорт зерновые районы — Украину и Кубань, от которого погибло от 4 до 5 млн. ч. В отличие от 1921 г. голод замалчивался не только за рубежом, но и внутри страны, что не позволяло привлечь помощь из других районов страны и из-за рубежа: воинские подразделения следили за тем, чтобы никто не уходил из сел и информация о голоде не распространялась. Но даже во время голода правительство продолжало отправлять хлеб за границу. По официальным данным, в 1932 г. в Западную Европу было вывезено около 1,8 млн. т зерна, в 1933 г. — около миллиона.

Катастрофически сократилось в этот период поголовье скота: лошадей — с 33,5 до 19,6 млн. голов, коров — с 30,7 до 21 млн., свиней — с 26 до 11,6 млн. голов. Массовое сокращение поголовья прекратилось только в 1934 году.

После этой катастрофы была пересмотрена организация заготовок (но не принципы): созданы Комитет по заготовкам (Комзаг) и политотделы на селе. С января 1933 г. законом “Об обязательных поставках зерна” система контрактации (выдачи крестьянам семенной и денежной ссуды при условии сдачи ими государству продукции по фиксированным ценам) была повсеместно заменена системой твердых обязательств сдачи зерна государству по государственным ценам; в случае невыполнения заданий накладывались штрафные санкции. Год спустя другой закон — “О закупках хлеба потребительской кооперацией” — предлагал крестьянам оставшееся после обязательных заготовок государства продавать кооперативам. Одновременно в этом законе был и “пряник” для крестьянства: хозяйства, продавшие хлеб кооперативам по закупочным ценам, получали право на приобретение дефицитных промтоваров на сумму, втрое превышающую стоимость проданного хлеба, а дефицитным в то время было все.

Оставшимся 5 миллионам частников в 1934 г. на 50% увеличили нормы обязательных поставок, увеличили ставки налога и ввели единовременный налог, что в сумме превышало уровень их платежеспособности — все они были вынуждены вступать в колхозы или уходить из деревни на стройки индустрии. Таким образом была завершена коллективизация. Последние единоличные хозяйства исчезли к 1937 г.

Весь колхозный урожай забирало государство, и колхозникам часто ничего не доставалось. Но работа в колхозе давала право на небольшой — до 0,5 га — приусадебный участок. Вечером, после рабочего дня в колхозе крестьянин шел обрабатывать свой огород, который его кормил. Но приусадебное хозяйство было жестоко обложено налогами. Каждый двор сдавал обязательные поставки молока, яиц, мяса, шерсти, кож, не считая еще и денежного налога. Налог, например, на фруктовые деревья был столь велик, что многие вырубали свои сады.

Тем не менее приусадебный участок позволял крестьянину существовать. Но если колхозник не вырабатывал за год положенного количества трудодней в колхозе, он исключался из колхоза и терял право на приусадебный участок. Позднее наказание за это усилилось до ссылки на 5 лет с семьей в “отдаленные места Советского Союза”.

Таким образом, за 5 лет (1929—1934 гг.) путем репрессий было развалено сельское хозяйство: валовой сбор зерновых составлял в лучшем случае 85% от уровня 1928 г., количество скота — 60%. В законодательном порядке 35 млн. жителей деревень были лишены возможности покинуть деревню и принуждены трудиться в “общественном” хозяйстве. Крестьяне-колхозники стали людьми второго сорта. На селе воцарился полицейско-бюрократический режим.

 

Глава 17

Индустриализация

Первая пятилетка. С началом индустриализации возникла проблема планирования пропорций развития хозяйства. В период восстановления народного хозяйства методы разработки планов были относительно просты, так как речь шла о постепенной загрузке ранее имевшихся мощностей. Для обоснования плановых заданий применялись простые инженерные расчеты, для выявления тенденций — методы экстраполяции в сочетании с экспертными оценками. При переходе к форсированной индустриализации методы экстраполяции и ориентация на довоенные пропорции перестали “работать”. Индустриализация и предполагала в первую очередь изменение структуры хозяйства, ориентацию на совершенно иные пропорции. В плане к тому же надо было учитывать осуществление долголетних строительных и мо- дернизационных программ, а также увязывать отраслевые инвестиционные и производственные планы. Все это следовало планировать в условиях ориентации на динамичные темпы развития экономики при крайне ограниченных финансовых и материальных ресурсах.

К 1928 г. Госпланом под руководством Г.М. Кржижановского был разработан проект пятилетнего плана, ориентированного на весьма высокие темпы развития хозяйства — 15-25% в год — при сбалансированном обмене между городом и селом. Такие темпы развития не устраивали партию. Под руководством В.В. Куйбышева, сменившего Кржижановского во главе Госплана, при поддержке В.М. Молотова, Я.Э. Рудзутака, К.В. Ворошилова был разработан другой вариант плана, с гораздо более высокими темпами роста — 135%; он и был принят после корректировки Сталиным в сторону еще большего увеличения темпов. Окончательный вариант предусматривал рост промышленного производства на 136%, производительности труда на 110%, снижение себестоимости на 35%.

Гигантские стройки, начатые еще в период нэпа в 1927— 1928 гг. (Днепрогэс, Турксиб, Сталинградский тракторный завод и др.) планировалось завершить к 1930 г. Всего предполагалось строительство более 1200 заводов. Тяжелая промышленность занимала 78% всех капиталовложений в народное хозяйство, их суммарный объем с 8,4% должен был возрасти до 16,2% валового национального продукта.

Первая пятилетка началась успешно: в 1928—1929 гг. промышленный рост составил 23,7% вместо 21,4% по плану. Под влиянием первых успехов уже с мая 1929 г. начался пересмотр плановых заданий, сначала — по цветным металлам, стали, химии, хлопку. В начале 1930 г. и этот план был пересмотрен, причем очень существенно, в сторону увеличения:

—  добыча угля — 120-150 млн. т вместо 75 млн. т по первоначальному плану;

—   производство чугуна — 17-20 млн. т вместо 10 млн. т;

—   добыча нефти — 45-46 млн. т вместо 22 млн. т;

—  производство тракторов — 450 тыс. шт. вместо 53 тыс. шт. и т. д.

В июне-июле 1930 г. съезд ВКП(б) принял решение о выполнении пятилетки в четыре года. “Плановый утопизм” отрицательно сказался на экономическом развитии. Правда, намного возросли капиталовложения в промышленность, однако денежный рост не был подкреплен материальными ресурсами. В результате уже к осени 1930 г. экономика вступила в “мини-кризис", уменьшилось валовое производство тяжелой промышленности, сократилось число занятых на стройках, упала производительность труда. На 1 июня 1931 г. было прекращено ассигнование 613 из 1659 основных строившихся объектов тяжелой индустрии.

В последующие три года (1931—1933 гг.) кризис продолжался. Не выполнялись в срок крупные промышленные проекты, снижались темпы производства. Все сильнее становилось давление инфляции, росли цены на свободном рынке. Резко возросла к 1932 г. себестоимость промышленного производства и строительства.

Летом 1931 г., столкнувшись с трудностями по обеспечению строек рабочей силой, ВСНХ впервые в широких масштабах применил принудительный труд: на строительство Кузнецка было направлено несколько тысяч высланных кулаков и их семей. В дальнейшем принудительный труд стал применяться на многих стройках индустрии.

Ситуацию в экономике обострили продовольственный кризис и кризис торговли с зарубежными странами. В годы мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. цены на сельскохозяйственную продукцию падали быстрее, чем на промышленные изделия, поэтому, хотя экспорт зерна в 1930—1931 гг. вырос, он не мог покрыть стоимость запланированного импорта: внешняя задолженность за 1931 г. почти удвоилась. К тому же попытка бывших царских генералов при поддержке японских войск создать “независимое” буферное государство в Сибири в 1931 г. вызвала наращивание военного производства, что также усилило напряженность в народном хозяйстве.

Стремительный рост бюджетного дефицита, падение темпов промышленного роста, длительные задержки в выплате зарплаты, жесточайший кризис в сельском хозяйстве в конечном итоге привели к “отрезвлению” высшего партийно-хозяйственного руководства: летом 1932 г. начались перемены в экономической политике. Прежде всего были сокращены капиталовложения (на 10—13% в разных отраслях). Госплан наряду с высокими темпами развития стал добиваться в планах сбалансирования ресурсов. Начала восстанавливаться роль Наркомфина в сбалансировании бюджета и стабилизации денежного обращения. Планы стали много реалистичней. Хозрасчет в условиях введенного всеобщего финансового контроля вновь стал на некоторое время одним из главных факторов государственного сектора экономики. Но, к сожалению, не надолго; уже в 1935 г. капиталовложения снова стали расти сверх всякой меры.

Смена экономического механизма. Несмотря на рост эффективности, частный сектор с началом индустриализации стал искусственно вытесняться из всех отраслей советской экономики. В результате государственный сектор охватил практически 100% всех средств производства и рабочей силы. Это позволило государству свободно манипулировать всеми производственными ресурсами.

При колоссальных объемах нового строительства капитальные вложения должны были расти вдвое каждый год. Уже к 1930 г. 40% капитальных вложений были заняты в незавершенном строительстве; ресурсов стало не хватать. Появилось административное их распределение, которое сначала в виде исключения, потом, по мере нехватки, очень быстро распространилось на все.

В связи с переходом к директивному централизованному планированию перестраивалась вся система управления народным хозяйством. На базе государственных синдикатов, которые фактически монополизировали снабжение и сбыт, создавались производственные объединения, весьма смахивающие на главки первых послереволюционных лет и положившие начало “ведомственной экономике”. На рубеже 1930—1932 гг. совнархозы были преобразованы в наркоматы: к концу 30-х функционировал уже 21 промышленный наркомат. Промышленность оказалась поделенной между отраслевыми сверхмонополиями. Их производственные программы состыковывались методами директивного планирования.

Управление производством строилось путем прямого централизованного регламентирования сверху всего и вся вплоть до норм оплаты труда рабочих. Предприятия потеряли свободу хозяйствования. В распоряжение центральных органов стала отчуждаться практически вся продукция и подавляющая часть доходов. В 1930 г., например, в госбюджет отчуждался 81% прибыли предприятий, а в 1932 г. — уже вся плановая прибыль и большая часть сверхплановой. Предприятия в сущности бесплатно получали соответствующие фонды сырья и материалов по карточно-нарядной системе. Так же происходило и распределение готовой продукции.

Таким образом, вместо торговли и финансовой системы очень скоро была создана система материально-технического снабжения, ставшая инфраструктурной основой советского народного хозяйства на долгие шестьдесят лет, вплоть до начала 1990-х годов.

В газетах создавался миф о безденежной социалистической экономике, где непосредственный обмен заменит торговлю. В 1932 г. XVII партконференция осудила хозрасчет как пережиток капитализма. Экономическая ответственность предприятий была заменена административно-партийной, а финансово-экономические отношения предприятий — фондовым распределением. Тем самым рыночные отношения не только были отменены, но всякое упоминание о них каралось.

Смена экономического механизма потребовала отстранения старых кадров; многие из них были объявлены “врагами советской власти” и лишены гражданских прав. По стране прокатилась волна судов над технической и экономической интеллигенцией (1928—1929 гг. и 1932—1933 гг.). Одновременно шло создание новой “красной” технической интеллигенции.

Стимулы и антистимулы; социалистическое соревнование. По мере свертывания нэпа развивалась уравниловка, исчезали нормальные стимулы к производительному труду, причем и в городе, и на селе. Повсеместно создавались колхозы-гиганты, коммуны на заводах, доходы распределялись поровну между работниками.

Отсутствие экономической заинтересованности требовало создания новых стимулов к эффективному труду. Появились различные формы соревнования, положительные результаты которого всячески поощрялись (денежные и материальные премии, пропаганда в средствах массовой информации). Широкое распространение получили такие формы соревнования, как ударничество — от индивидуального к бригадному, далее к сквозным бригадам, к предприятиям-ударникам внутри отрасли, во всей стране; “непрерывка”, “догнать и перегнать” капиталистические страны по объемам производства и производительности труда.

Появилось новое движение — “встречное планирование”, когда рабочие заранее брали на себя обязательства перевыполнить и без того напряженные планы; при этом вскрывались внутренние резервы, развивалась рационализация, должна была расти производительность труда. К соревнованию привлекались остатки хозрасчетных отношений (в 1929—1931 гг. хозрасчет еще не был строго запрещен): создавались хозрасчетные бригады, заключались договора администрации предприятий с бригадами по встречным обязательствам. Однако эта форма просуществовала недолго.

Вопреки всем лозунгам и призывам производительность труда в 1928—1930 гг. снизилась на 28%. Правительство, как и в других случаях, отреагировало наиболее доступным для него способом — усилением репрессий против народа. С 1932 г. введены внутренние паспорта, куда вписывалось место работы; была введена также система прописки (практически действующая и поныне).

С 15 ноября 1932 г. неявка на работу без уважительной причины влекла за собой немедленное увольнение, лишение продовольственных карточек и выселение из квартиры (почти вся жилплощадь в городах была государственной).

Завершение первой пятилетки. В начале 30-х годов вводятся в строй Сталинградский (150 тыс. тракторов ежегодно) и Харьковский тракторные заводы, Горьковский и Московский автомобильные, Свердловский “Уралмаш”, Ростовский-на-Дону завод сельскохозяйственного машиностроения. Пущены первая очередь Урало-Кузнецкого комбината, Днепрогэс и сопутствующие ему производства. Создавались целиком новые отрасли промышленности — тракторостроение, автомобилестроение, химическая промышленность, станкостроение, производство самолетов и моторов к ним, отрасли оборонного комплекса.

В марте 1933 г. было заявлено, что пятилетний план выполнен досрочно за четыре года и три месяца. При этом Сталин оперировал цифрами плана 1928 г., а не пересмотренными и утвержденными в 1930 г. или, еще менее выполнимыми, цифрами отдельных годовых планов.

Каковы же общие результаты пятилетки?

Рост производства тяжелой промышленности, добычи сырья и топлива был большим, хотя и не достигал плана: по углю — 64,4 млн. т (вместо 75), по чугуну — 6,2 млн. т (вместо 10), по электроэнергии — 13,5 млрд. кВт.ч (вместо 22) и т.д. Полученные результаты были ближе к тем первым наметкам плана, которые были подготовлены под руководством изгнанного из Госплана Г.М. Кржижановского, чем к окончательно утвержденным плановым заданиям, и уж тем более далеки от цифр пересмотренного в 1930 г. плана (например, по электроэнергии — выполнение, по отчету Сталина, — 13,5 млрд. кВт., по последовательно нараставшим планам — 12-22-35 млрд. кВт.).

Огромные капиталовложения были направлены в промышленность, правда, в ущерб уровню жизни; капиталовложения в социальную и культурную сферы игнорировались. Производство товаров народного потребления составило не более 70% от предусмотренного планом.

Огромная инфляция — до 300% в розничных ценах на промышленные товары — привела к снижению на 40% покупательной способности трудящихся (главным образом крестьян и рабочих, т.к. для руководства и ИТР создавались специальные льготные распределители).

Но самая главная проблема — отсутствие роста производительности общественного труда. Производительность труда фактически снизилась на 8% за пятилетие (вместо планировавшихся 110% роста).

Одним словом, в целом наблюдается в этот период типично экстенсивное развитие хозяйства в условиях кризиса перенакопления.

С другой стороны одновременно с этим в результате структурной перестройки производства сократилась зависимость от импорта — удельный вес импорта промышленного оборудования снизился за 1928—1931 гг. с 32,5% до 17,8% (в 1913 г. импорт составлял около 64%).

По всем историческим меркам это был блестящий результат. Капиталистическая индустриализация ни в одной стране мира не показывала подобных темпов несмотря на то, что развитие промышленности во всех крупных капиталистических странах опиралось на внешние источники финансирования (грабеж колоний, займы, контрибуции) и происходило в благоприятных внешнеполитических условиях. Достижения Страны Советов производили особенно ошеломляющее впечатление на фоне “Великой депрессии” во всем остальном мире.

В то же время в промышленность группы Б вкладывалось меньше средств, чем намечалось. Среднегодовой темп прироста первого подразделения составлял 28,5%, второго лишь 11,7%. Заметным стал рост незавершенного строительства.

Индустриальное развитие значительно изменило географию промышленности. Началось создание производства на окраинах страны и новых производств в освоенных ранее районах — машиностроение на Украине, машиностроение и химия в Белоруссии, нефтепереработка в Азербайджане, цветная металлургия в Грузии, Армении и Казахстане, хлопчатобумажное производство в Ашхабаде и Фергане, сельскохозяйственное машиностроение в Ташкенте.

Пространственное размещение производства, создание гигантских территориально разобщенных комбинатов требовали развития транспорта. За эти годы проложено 5,3 тыс. км новых железных дорог (более половины из них — на востоке страны), 12,8 тыс. км автомобильных дорог с твердым покрытием.

С переходом к индустриализации частный капитал был вытеснен не только из промышленности, но и из торговли. В 1926/27 хозяйственном году частник занимал 4,6% опта, в 1929/30 г. его доля снизилась до 0,6%, а к 1931 г. частник полностью исчез даже в розничной торговле. (Напомним, что с 1929 г. в стране была введена карточная система, просуществовавшая до 1934 г.). Таким образом, оптовая торговля была заменена фондовым, а розничная — карточным распределением. В обоих случаях вводилось строгое прикрепление потребителя к поставщику, что исключало выбор и возможность воздействия на производителя с целью повышения качества продукции.

Вторая пятилетка (1933—1937 гг.). По мере завершения первой пятилетки все более остро вставал вопрос о дальнейшем развитии. Основная политическая задача второй пятилетки — окончательная ликвидация капиталистических элементов, ликвидация причин, вызывающих классовые различия и эксплуатацию. Экономическая задача — завершение реконструкции народного хозяйства, создание новой технической базы для всех отраслей экономики, завершение коллективизации и механизация сельского хозяйства. Рычаг — растущие капиталовложения, особенно в группу А.

Предложения Сталина к плану второй пятилетки, предполагавшие 19%-й ежегодный прирост, не прошли на XVII съезде ВКП(б). Был избран более умеренный вариант, хотя и он был чрезвычайно напряженным (16%-й прирост). Выполнение такой программы требовало усиления административной вертикали. Принята трехзвенная управленческая система в промышленности: все управление отраслью сосредотачивалось в наркомате, непосредственное управление — в главке, которому предоставлялись хозрасчетные права. Предприятие обязано лишь исполнять предписания сверху.

Положение в промышленности ухудшалось, и на первый план в отсутствие стимулов выдвигались различные способы искусственной мобилизации масс. Летом 1935 г. возникло стахановское движение в угледобыче (Стаханов, Изотов), в производстве обуви (Сметанина), в автомобилестроении (Бусыгин). Движение быстро приобрело характер рекордомании, выбивавшей производство из ритма, нарушавшей технологию. Сопутствующее движению увеличение норм выработки вызывало недовольство рабочих масс.

Одновременно развертывались волны репрессий (московские процессы — август 1936 г., январь 1937 г., март 1938 г.), представлявшиеся как борьба с саботажем в народном хозяйстве и армии.

Во второй половине 1937 г. стал явным кризис в экономике

—   кризис перенакопления с сопутствующими ему последствиями

—   ростом незавершенного строительства, падением уровня жизни, производительности труда, переизбытком рабочей силы. Предлагалась серия антикризисных мер, несогласованных и противоречивых: председатель Госплана Н.А. Вознесенский (из молодых технократов) предлагал пересмотреть систему статистики, децентрализовать управление народным хозяйством (в виде эксперимента, например, наркомат тяжелой промышленности был разделен на 17 самостоятельных наркоматов). Однако руководство страны остановило эти реформы.

В период второй пятилетки были достигнуты высокие результаты в ряде отраслей: производство стали, например, выросло с 5,9 млн.т. до 15,7 млн.т.; электроэнергии — с 14 до 36 млрд. кВт.ч. Созданы новые производства — специальных сплавов, синтетического каучука и др. Темпы прироста промышленности за пятилетие составили от 40% до 85% (по разным отраслям). Производительность труда выросла за тот же период на 64%, главным образом в результате давления со стороны системы управления и профсоюзов.

Безусловный рост промышленного производства в СССР происходил на фоне последствий мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. По общему объему промышленного производства СССР вышел на второе место в мире и первое в Европе.

В соответствии с развитием промышленности необходимо было реконструировать и транспорт — пути и подвижной состав. В целях централизации управления вместо межведомственного согласования транспортных вопросов с 1934 г. в НКПС была введена армейская система.

Гораздо скромнее были в то время успехи сельского хозяйства. Колхозы (243 тыс.) и совхозы (4 тыс.) к середине 30-х годов объединяли 93% всех крестьянских дворов, 99% посевных площадей, давали 98,6% валовой продукции. Товарность колхозов достигла 40% (вместо 10—15% у частных хозяйств); по существу у колхозов забирался весь произведенный продукт.

В 1935 г. был принят новый Устав сельскохозяйственной артели. Земля передавалась в бессрочное и бесплатное пользование колхозам и совхозам; вводился принцип распределения по труду. Одновременно фиксировались размеры приусадебных участков, которые, собственно, и давали жить крестьянству.

Производство технических культур (для нужд промышленности и на экспорт) выросло к 1937 г. на 30—40%. Производство зерна, несмотря на 17%-й прирост посевных площадей, не достигло довоенного (1913 г.) уровня. Среднегодовой сбор зерна составлял (кроме урожайного 1937 г.) 70 млн. т (с 1909 по 1913 гг. собирали в среднем по 72,5 млн. т). Животноводство также не достигло уровня 1913 г., а после неурожая 1936 г. снова пострадало поголовье скота (уровень 1928 г. был достигнут только в 1953 г.).

Среди основных результатов второй пятилетки следует выделить как положительные, так и отрицательные. К положительным можно отнести:

—  рост и перевооружение промышленности, хотя и не всех отраслей: металлургия, тяжелое машиностроение — развивались; легкая, деревообрабатывающая промышленность — практически не менялись;

—  отмена карточек в городах ( в сельской местности их вообще не было: с 1935 г. торговля размежевалась на государственную в городах и кооперативную на селе) с 1 января 1935 г. — на хлеб, муку и крупу, с октября — на остальные продукты, а с января 1936 г. — на все прочие товары;

—  новый устав колхозов, разрешавший увеличение приусадебных участков;

—  частичная амнистия спецпереселенцев; частичная либерализация избирательного режима, в результате которой некоторым категориям лишенцев, т.е. лиц, временно (обычно на 10-15 лет) лишенных гражданских прав (а они составляли в то время 4% населения страны), были возвращены избирательные права;

—   всеобщее 4-классное, а в городах — семилетнее образование.

Но нельзя не отметить и отрицательных результатов, среди

наиболее болезненных следует назвать:

—  ухудшение положения в сельскохозяйственном производстве; к этому времени была завершена коллективизация последних 5 млн. хозяйств на селе;

—   сокращение внешней торговли;

—  усиление репрессивных мер — массовые аресты председателей колхозов; тогда же был принят Закон “Об ответственности семей репрессированных”.

В 1934—1937 гг. отмечен рост зарплаты рабочих и служащих (в городах), что позволило пропагандистской машине, а в дальнейшем и историкам коммунистического толка, говорить о росте реальных доходов населения, не принимая во внимание инфляции, не учитывая тяжелейшего положения сельских жителей, не упоминая положения репрессированных и их семей. На самом деле реальные доходы населения после 1928 г. снизились и весьма значительно.

Еще в 1929 г., когда в городах были введены карточки на все виды продовольственных и промышленных товаров, цены на рынках резко подскочили. И уже к 1932 г. рыночные цены превышали карточные в 8 раз, в 1933 г. — в 12-15 раз. Государство не хотело терять прибыль и стало продавать часть продукции в специальных коммерческих магазинах: сначала понемногу, затем больше (в 1931 г. всего 10%, в 1932 г. уже 39%). В среднем за период карточек государственные цены с учетом этого выросли в 4 раза. Когда в 1935—1936 гг. карточки отменили, цены на все товары поднялись (к 1928 г.) в 5,4 раза при росте зарплаты в 1,5-2 раза.

Третья пятилетка (1937—1941 гг.). Основная задача военизированного государства в тот период заключалась в повышении военно-экономического потенциала и укреплении обороноспособности. Для этого планировалось форсировать военную промышленность, создать государственные резервы, расширить промышленную базу на востоке страны, включая освоение башкирской нефти — “Второго Баку”.

Одновременно ставилась задача подъема сельского хозяйства. Планировалось завершить механизацию сельского хозяйства, увеличить его производство в 1,5 раза и на этой основе развить пищевую и легкую промышленность.

При планировании третьей пятилетки был выдвинут совершенно нереальный лозунг “Догнать и перегнать развитые капиталистические страны по производству на душу населения”. Производство сельскохозяйственной продукции планировалось увеличить за пятилетие на 52%, а промышленной — на 92%. При сложившихся уровне производственного аппарата и системе административного управления хозяйством эта задача не могла быть решена даже в условиях трудового энтузиазма первых лет индустриализации. Тем более, что в конце 30-х годов массовый энтузиазм сменился массовыми же репрессиями.

За счет увеличения капитальных вложений завершалось строительство новых предприятий-гигантов — Магнитогорского комбината, “Запорожстали”, “Азовстали”. Но стали стране все равно не хватало. Не хватало и электроэнергии — начали строить каскад волжских ГЭС, Усть-Каменогорскую ГЭС на Иртыше. Промышленность развивалась очень неравномерно — добывающие отрасли росли, производство машин и оборудования (автомобилей, паровозов, электровозов) — практически не увеличивалось.

Медленно росла производительность труда, плохо внедрялась новая техника, не хватало квалифицированных кадров. Не было заинтересованности в производительном труде, все заметнее становилась текучесть кадров.

Какие меры предпринимались правительством для улучшения экономической ситуации? Прежде всего вернулись к прерванным экспериментам по разукрупнению наркоматов: НКТП разбили на 6 самостоятельных, НКМаш — на 3, НКЛегпром — на 4. Провозглашались механизация труда, оптимальная организация труда и зарплаты. Развивалось социалистическое соревнование — в декабре 1938 г. введены звание Героя социалистического труда, медали “За трудовую доблесть” и “За трудовое отличие”; поддерживалось движение многостаночников. Создана система Государственных трудовых резервов — производственнотехнические училища (ПТУ), ремесленные училища (РУ), фабрично-заводские училища (ФЗУ).

Но наряду с этим, как и прежде, принимались меры по ужесточению дисциплины — в декабре 1938 г. принято постановление по борьбе с летунами и прогульщиками; в 1939 г. — установлен обязательный минимум трудодней для колхозников, невыполнение которого грозило исключением из колхоза, т.е. утратой всех средств к существованию; в 1940 г. — страшный “Указ о переходе на восьмичасовой рабочий день, семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений”. В эти годы КЗОТ был практически заменен уголовным законодательством.

Тем не менее промышленный рост и при этих условиях не отвечал плановым цифрам. Фактически с 1937 по 1941 гг. промышленный рост составил лишь 3—4%, производительность труда (в условиях репрессий) выросла на 6% в год.

На этом фоне значительно выросло производство военной продукции. Военный бюджет с 1934 по 1939 гг. увеличился в семь раз. В этот период правительство начало активные военные действия, которые потом не прекращались практически до конца коммунистического режима. В тридцатые годы это были сдвиг западных границ по договоренности с Германией, бои с японцами в Монголии (летом 1939 г.), “странная” Финская война (1939—1940 гг.). Соответственно росли численность армии и затраты на ее содержание. Если в 1936 г. общая численность армии и флота составила 1,1 млн. ч., в 1938 г. — 1,5 млн. ч., то 1 января 1941 г. — 4,2 млн. ч. На 22 июня 1941 г. в Вооруженных Силах СССР служило свыше 5 млн. ч. С 1937 г. по 1940 г. расходы армии и флота увеличились с 17 до 57 млн. руб.

Развитие сельского хозяйства также не соответствовало плановым цифрам. Особенно тяжелое положение сложилось в животноводстве. В июне 1939 г. принято постановление о системе обязательных мясопоставок в соответствии с размерами земельных угодий. Вынужденный этой мерой рост поголовья не привел к увеличению поставок мяса государству. Последовало новое постановление (апрель 1940 г.) — “Изменения в политике заготовок”: плановые нормы сдачи сельхозпродукции стали исчислять с гектара. Была введена дополнительная оплата за повышение урожайности.

В 1940 г. посевные площади на 27% превысили уровень 1913 г., а валовой сбор зерна — лишь на 11%. Урожайность зерновых составила в 1940 г. 7,7 ц с гектара. по сравнению с 8,2 ц с гектара в 1913 г.

Частнопредпринимательский сектор в сельском хозяйстве демонстрировал более высокие результаты, чем общественное хозяйство. Так, единоличные и подсобные крестьянские хозяйства, на которые в 1940 г. приходилось всего 13% посевных площадей и которые практически не имели тракторов и другой сельскохозяйственной техники, производили тем не менее 65% картофеля, 48% овощей, подавляющее количество фруктов и ягод, 12% зерна.

Итоги десятилетия индустриализации. Хотя естественный прирост населения в 30-е годы снизился, население страны выросло с 1913 по 1940 гг. на 31,5 млн., в значительной степени за счет присоединения западных территорий, и составило 190 млн. ч. В процессе урбанизации создано 250 новых городов: в городах проживало к 1940 г. 60 млн. ч. против 25 млн. в 1913 г. Тем не менее, население страны оставалось преимущественно сельским: 67,5% советских граждан проживали на селе (население города и деревни сравнялось только в 1961 г.)

К концу 30-х годов в стране создана мощная промышленность, причем не зависящая от импорта, если не считать отдель - ных высокотехнологичных производств. За годы трех пятилеток было построено и введено в действие 9 тыс. государственных предприятий. Сократилось отставание от развитых стран по производству промышленной продукции на душу населения: если в 20-е годы разрыв был в 5-10 раз, то в конце 30-х годов — в 1,54 раза. Причем рост тяжелой промышленности шел неведомыми доселе в истории темпами. Правда, уровень организации и технологичности производства существенно уступал общемировому.

Все эти годы шло бурное строительство, вводились новые мощности, но на четверть снизилась фондоотдача; расход материалов на единицу конечного продукта вырос на 25-30%. Возникли диспропорции — между тяжелой и легкой промышленностью, транспортом и отраслями материального производства, денежными доходами и их товарным покрытием.

Самый тяжелый результат индустриализации — разорение села, разрушение производительных сил деревни. Сельское хозяйство совершенно преобразилось по своей организационноэкономической структуре: вместо частных хозяйств созданы колхозы, совхозы, МТС. Но по валовым и тем более относительным показателям оно не достигло довоенного уровня сельскохозяйственного производства царской России. Если накануне коллективизации на 150 млн. ч. населения 50-55 млн. крестьян-единолич- ников ежегодно производили 72-73 млн. т зерна, более 5 млн. т мяса, свыше 30 млн. т молока, то в начале 40-х годов на 200 млн. чел. 30-35 млн. колхозников производили 75-80 млн. т зерна, 4-5 млн. т мяса и те же 30 млн. т молока.

Индустриализация и сопутствующий ей рост городов, а также неравноправные отношения между городом и деревней вызвали мощную волну миграции из села в город — с 1926 по 1939 гг. она составила свыше 30 млн. ч. Чтобы как-то остановить этот поток, в конце 1932 г. в СССР были введены система прописки и паспорта. Их получила тогда лишь треть населения — в основном горожане. Колхозникам, лишенным паспортов, теперь разрешалось жить только в своей деревне. Даже гостить у своих городских родственников они могли не более 5 суток. Нарушителей ожидали огромный штраф и высылка. Такое положение сохранялось почти 50 лет — до 1982 г. Тем не менее отток жителей из деревни продолжался, особенно среди молодежи. Молодые крестьяне пользовались правом по оргнабору пойти на завод или на стройки индустрии. Таким образом деревню покинули в 30-е годы более 50 млн. ч.

Экономическое управление народным хозяйством было заменено административным, увеличив количество и усилив роль бюрократии. Государство любой страны управляет через бюрократию. Но, начиная с некоторого порога, администрация, во все времена и во всех странах, начинает работать сама на себя: верхи пишут — низы отвечают; реальная жизнь при этом игнорируется. В России еще в XVIII—XIX вв. сложилась мощная бюрократическая система государственного управления хозяйством. В собственности государства оказались практически все сферы и все управлялось чиновниками — помимо значительной доли промышленности также и мелкие кустари, и крестьянство были в зависимости от государственных чиновников.

Временное правительство сделало ряд шагов к ослаблению роли государства, но после Октябрьской революции все опять оказалось в руках чиновников. Ленин, осознав опасность бюрократии, при переходе к нэпу существенно сократил ее: к лету 1922 г. в центральных органах вместо 35 тысяч осталось лишь 8 тыс. чиновников, а в губернских СНХ из 235 тыс. осталось только 18 тыс. работников.

В 30-е годы сформировалась модель экономики, дожившая с небольшими изменениями до 80-х годов. Из пятилетки в пятилетку устанавливались одни и те же приоритеты — преимущественное развитие тяжелой и военной промышленности, невыполнимые плановые показатели, краткосрочное административное распределение материальных ресурсов, игнорирование социальной сферы. Эта модель опиралась на экстенсивное развитие и сопровождалась ростом инфляции в условиях дефицита. В системе управления был воссоздан непомерный бюрократический аппарат.

Необходимо отметить огромные успехи образования и распространение всеобщей грамотности в 30-е годы. Еще в 1926 г. 43% советских граждан в возрасте от 9 до 49 лет и большинство людей старших возрастов были неграмотны, а к 1939 г. часть грамотного населения в возрасте старше 9 лет составила 81,2% (мужчин — 90,8%, женщин — 72,6%).

В стране была ликвидирована безработица. Более того, трудиться должны были все: за тунеядство судили как за уголовное преступление. С 1940 г. введена семидневная рабочая неделя с 8часовым рабочим днем (до этого была крайне неудобная так называемая непрерывка — пятидневная рабочая неделя с плавающим выходным).

Реальная зарплата за десять лет, несмотря на номинальный рост, упала на 40%. Если в 1922/23—1927/28 гг. уровень цен повысился на 30%, то в 1929—1940 гг. розничные цены выросли в 6,4 раза. За тот же период цены на продукцию тяжелой промышленности увеличились в 1,4 раза. Жизненный уровень значительных низкооплачиваемых групп городского населения снизился.

Несоизмеримо более низкими оставались и доходы колхозников. Закупочные цены практически не менялись с 1930 по 1956 гг., а цены на промышленные товары за десять предвоенных лет значительно выросли. С 1933 г. были разрешены приусадебные участки, и это стало большим подспорьем в хозяйстве. С 1937 г. крестьяне потеряли право на передвижение по стране, восстановленное только в середине 60-х годов.

С разрушением товарности стимулы заменялись принуждением. Уже в 1932 г. была создана система прописки и гражданских паспортов с отметкой в них места работы, а в 1938 г. введены трудовые книжки (в нацистской Германии они были введены тремя годами раньше — в 1935 г.). Нарушения трудовой дисциплины считались уголовно наказуемыми преступлениями и жестоко карались. Так, опоздание на работу более чем на 20 минут с 1939 г. считалось прогулом. А за прогул, как минимум, суд направлял на исправительно-трудовые работы по месту работы сроком на 6 месяцев с вычетом 25% заработка.

30-е годы печально известны разгулом массовых репрессий. В тюрьмах и лагерях страны на начало 1937 г. содержалось около 5 млн. ч. С середины 1937 г. до конца 1938 г. было арестовано около 7 млн. ч. Из них около миллиона было расстреляно, более 2 млн. умерли в заключении. Это позволяет говорить о геноциде большевистского правительства по отношению к своему народу.

В системе ГУЛАГа и “великих строек” содержалось в конце 30-х годов по разным оценкам от 9 до 35 млн. ч. География концентрационных лагерей охватывала всю страну — Приуралье, Сибирь, Казахстан, Колыма, Норильск, Воркута. Каналы, дороги на Севере, производства в необжитых и труднодоступных местах строились силами заключенных.

 

* * *

Резюмируя описание довоенного развития экономики страны, следует отметить следующие основные моменты:

—  в тридцатые годы создана индустриальная база промышленности, составляющая основу экономики до наших дней;

—  в ходе индустриализации были нарушены все нормальные пропорции хозяйства (например, соотношение между тяжелой и легкой промышленностью, производством средств производства и предметов конечного потребления и др.);

—   полностью развалено сельское хозяйство;

—  практически парализована финансовая система и заменена системой распределения материальных ресурсов; экономические отношения ликвидированы и всякие попытки их восстановления сурово карались;

—  милитаризация экономики вышла за экономически разумные пределы - армия с 900 тыс. ч. в 1929 г. выросла к 1941 г. до 5 млн.;

—  была создана и доведена до “совершенства” система административного управления хозяйством с репрессивным уклоном.

 

Рекомендуемая литература

1.   Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко В.П. и др. История России. XX век. М., 1996.

2.   Верт Н. История советского государства 1900—1991 гг. М., 1992.

3.   Геллер М, Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза от 1917 г. до наших дней. Кн. 1. М., 1995.

4.   Лященко Л.ЖИстория народного хозяйства СССР. Т. 2. М., 1952.

5.   Секушин В.И. Отторжение: НЭП и командно-административная система. Л., 1990.

6.   Советская историческая энциклопедия. М., 1966.

7.   Тимошина Т.М. Экономическая история России. Уч. пос. М., 1998.

 

Часть 6

Великая Отечественная война

(1941-1945 гг.)

Самостоятельной, сравнительно хорошо развитой и сильно милитаризованной экономике СССР накануне войны противостояла более развитая и еще более милитаризованная экономика Германии (табл. 2).

 

Для правильной оценки роли экономической базы в ходе столь тяжелой войны целесообразно выделить три самостоятельных периода в развитии военных действий. Первый период (лето 1941 г.—весна 1942 г.) — первый удар немецких армий и массовое отступление советских войск до Москвы; второй (лето 1942 г.— лето 1943 г.) — наступление немцев на юге и юго-востоке до Сталинграда и контрнаступление, битва на Курской дуге; третий (осень1944—1945 гг.) — повсеместное наступление советских войск, война с Японией. В каждый из периодов экономика страны выполняла специфические задачи.

 

Глава 18

Первый период войны

(лето 1929 г. — весна 1942 г.)

 

Экономика страны в период немецкого наступления 1941 г.

Первый удар немецких войск застал Красную армию, как и всю страну, врасплох. В первые же часы войны приграничные округа понесли тяжелейшие потери, от которых они уже не смогли оправиться. Тысячи единиц боевой техники были уничтожены или выведены из строя в местах хранения, так и не вступив в бой.

Тщательно спланированное немецкое наступление в северовосточном направлении (на Ленинград), в юго-восточном направлении (на Киев — Одессу) и в восточном направлении (на Смоленск — Москву) с первых дней войны привело к колоссальным потерям в технике и людях.

22 июня была объявлена мобилизация мужчин в возрасте от 23 до 36 лет, что позволило вдвое увеличить численность армии. Уже к 1 июля она получила пополнение — 5,3 млн. ч. Возникла проблема их вооружения, снаряжения и обмундирования. Большая часть оружия, обмундирования, снаряжения находилась на складах, расположенных возле западных границ, и была потеряна в первые же дни войны. Поэтому промышленные наркоматы получили задание изготовить и поставить армии сверх плана по 2 млн. пар галифе и гимнастерок, по 1 млн. шинелей, телогреек, армейских валенок и ушанок, 500 тыс. пар сапог, 900 тыс. котелков и другое имущество, не говоря уже о вооружении.

Сразу после начала войны, 22 июня 1941 г. Президиум ВС СССР принял указ “О военном положении”, предусматривавший введение трудовой повинности и регулирование работы промышленных предприятий. На следующий день вводится мобилизационный план по производству боеприпасов.

Первый период войны привел к потере наиболее развитых в индустриальном отношении, жизненно важных для экономики страны регионов, где проживало 40% населения СССР и производилось 33% валовой продукции всей промышленности страны.

Объем промышленного производства в ноябре 1941 г. составил только 52% от того же периода 1940 г.; валовой сбор зерна сократился примерно в 1,7 раза. 11 миллионов мужчин были мобилизованы в армию.

Перед экономикой в этот период встали две задачи:

—  перестроить структуру производства на военные рельсы, восполнить потерянное в результате боевых действий и оккупации производство;

—  эвакуировать с оставляемой врагу территории все, что возможно.

Был выдвинут лозунг “все для фронта, все для победы”, проведена мобилизация всего оставшегося городского населения на трудовой фронт. Было сокращено производство предметов потребления — масла, сахара, рыбы, обуви, тканей. Повсеместно включались внутренние резервы, режим строжайшей экономии, дефицитные материалы заменялись суррогатами.

Как и следовало ожидать в таких чрезвычайных обстоятельствах, были ужесточены условия трудовых отношений. 26 июня принят указ “О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время”, вводивший сверхурочные работы и отменивший отпуска и нерабочие дни. Одновременно новый импульс получило социалистическое соревнование. Женский труд составлял 53%; значительную долю составлял и подростковый труд — повсеместно создавались ремесленные училища.

Было введено нормированное снабжение городского населения — около 77 млн. ч. получали продуктовые и промтоварные карточки. Развивались общественное питание (хотя весь суточный паек рабочего умещался в поллитровой банке) и подсобные хозяйства при предприятиях (“подхозы”). Практически все население обрабатывало личные огороды.

В восточных районах страны расширялись производственные мощности старых заводов и фабрик, одно за другим вступали в строй эвакуированные предприятия. Многие мирные фабрики и заводы переходили на выпуск военной продукции. В результате в октябре-ноябре нижняя точка спада была пройдена и с декабря начался постепенный рост производства оружия и боевой техники.

В целом экономика на первом этапе войны выполнила свои задачи: значительный потенциал людей и техники был сохранен, ушедших на фронт мужчин повсюду заменили женщины и подростки, эвакуированные предприятия в кратчайшие сроки начинали производить необходимую фронту продукцию.

В начале декабря немецкие войска были остановлены на всех фронтах, а контрнаступление под Москвой было первым неожиданным и ощутимым ударом по непобедимой дотоле немецкой армии.

Организация управления в военное время. Совместным постановлением Президиума Верховного совета СССР, СНК СССР и ЦК ВКП(б) 1 июля 1941 г. был создан Государственный комитет обороны (ГКО) в составе 8 ч. во главе со Сталиным, который сосредоточивал в своих руках всю полноту власти в государстве; все граждане, все партийные, советские, комсомольские и военные органы обязаны были беспрекословно выполнять решения и распоряжения ГКО. Работа вновь созданного чрезвычайного органа не была регламентирована какими-либо документами. Комитет собирался нерегулярно и не в полном составе. Заседаний ГКО в обычном понимании, т.е. с определенной повесткой дня, секретарями и протоколами, не было. Процедура согласования с Госпланом, наркоматами и ведомствами вопросов снабжения армии, в том числе организации новых производств, была упрощена до предела. Этому способствовало стремление руководителей всех уровней, центральных и местных работников, простых людей ценой любых усилий быстрее сделать все необходимое для фронта, для победы.

По мере необходимости при ГКО создавались различные временные советы и комиссии, такие, например, как Транспортный комитет (для координации перевозок морским, железнодорожным и речным транспортом), Оперативное бюро (для контроля и наблюдения за работой всех наркоматов оборонного комплекса, тяжелой промышленности, а позднее — всей промышленности и транспорта).

Не создавая собственного разветвленного аппарата на местах, ГКО руководил страной через существовавшие аппараты ЦК партии, Совнаркома, через местные партийные и советские органы. В наиболее важных отраслях народного хозяйства действовал институт уполномоченных ГКО, обладавших неограниченными правами и отвечавших за выполнение заданий Комитета.

20 июля 1941 г. в целях координации деятельности всех карательных органов наркоматы внутренних дел и госбезопасности были объединены в единый Наркомат внутренних дел (НКВД) СССР; сюда же была включена и военная контрразведка. Вся эта мощная структура, ведавшая политической и научно-технической разведкой, контрразведкой, тюрьмами, колониями, лагерями, строительством и эксплуатацией крупных народнохозяйственных объектов, оказалась в единых руках наркома Л.П. Берия.

Усилившиеся в годы войны централизация управления, концентрация всех властных функций в руках узкого круга лиц несли в себе как положительные, так и отрицательные моменты. С одной стороны, повышалась оперативность принятия решений, не было необходимости в многочисленных согласованиях, что очень важно в военной обстановке. С другой стороны, гигантская бесконтрольная власть таила в себе потенциальную опасность произвола, беззакония, что, к сожалению, нередко имело место.

Эвакуация. Под ударами противника Красная армия вынуждена была отступать, оставляя в оккупации значительные территории. На занятой немцами в 1941 г. территории производилось до войны 68% чугуна, 58% стали и алюминия, 65% угля, 40% железнодорожного оборудования, 84% сахара, 38% зерна, 60% поголовья свиней, 38% крупного рогатого скота.

Уже 24 июня 1941 г. был создан Совет по эвакуации — сначала людей, промышленных и продовольственных ресурсов, а несколько позже и оборудования. Из-за всеобщей неразберихи и чрезвычайной напряженности транспортных потоков в первый период войны эвакуация стратегически важных промышленных предприятий в глубь страны осложнилась. Вывозилось все, что можно было вывезти, без определенного плана и графика; то, что вывезти не удавалось, уничтожали на месте. Совет по эвакуации определял места, куда должны были переводиться предприятия, брал на учет производственные, административные, складские и другие помещения, пригодные для размещения эвакуированных предприятий, давал задания НКПС о выделении необходимого числа вагонов.

О колоссальных масштабах и трудности этой деятельности можно судить хотя бы по тому, что для перевозки оборудования такого завода, как, например, “Запорожсталь”, понадобилось 8 тысяч вагонов — порядка ста составов. Всего в 1941 г. было эвакуировано 12 млн. ч., 2593 промышленных предприятия, из них 1523 крупных. Кроме того, было вывезено около 2,4 млн. голов крупного рогатого скота, 5,1 млн. овец и коз, 200 тыс. свиней, 800 тыс. лошадей. Вывозились и запасы продовольствия, культурные ценности.

Поражали темпы эвакуации. За 15—20 дней оборудование монтировалось на новом месте, за 3—4 месяца предприятие выходило на довоенную мощность. В результате героического труда уже к декабрю 1941 г. прекратилось падение промышленного производства, а с марта 1942 г. валовое производство стало заметно нарастать.

 

Глава 19

Второй и третий периоды войны

(лето 1942 г. — 1945 г.)

Зимой 1941—1942 гг. немцы передислоцировали свои ударные дивизии, и с весны 1942 г. началось новое развернутое немецкое наступление на юге и юго-востоке — на Керчь — Севастополь — Харьков — Ростов-на-Дону и далее к югу — на Кавказ и к северо-востоку — на Сталинград.

В этот период перед экономикой встала новая задача: не только сделать все возможное для бесперебойного снабжения армии, но и ликвидировать перевес противника (табл. 3) в современных видах оружия (танки, самолеты, минометы), создать условия для освоения новой, более совершенной военной техники, а также обеспечить возможность накопления необходимого количества резервов этой техники для наступления и стратегического маневра.

Потери оружия и боевой техники были велики. Советские войска каждый день войны теряли в среднем 30 самолетов, 68 танков, 224 пушки и миномета и 11 тыс. единиц стрелкового оружия. В период стратегических операций эти средние цифры возрастали в несколько раз. Эти потери должны были восполняться советской оборонной промышленностью с постоянным увеличением доли наиболее современных видов оружия.

И эти дополнительные задачи были решены производственной системой: уже в конце 1942 г. СССР опережал Германию и ее союзников в выпуске вооружения, производя 2 тыс. танков и 2,5 тыс. самолетов в месяц. И в заключительной фазе Сталинградской битвы (конец 1942 г.), и в танковом сражении на Курской дуге (лето 1943 г.) Красная армия имела превосходство перед противником в количестве и качестве вооружения (таблица 3). Победа в этих сражениях создала перелом в ходе войны.

 

 

Огромная задача по снабжению армии продовольствием по- прежнему лежала на сельском хозяйстве, которое оказалось в тяжелейших условиях. На фронт было направлено все тягло — трактора и лошади. Ушли мужчины; 70% трудодней вырабатывали женщины (до войны — 38%). Тем не менее сельское хозяйство давало необходимую продукцию — в значительной степени за счет освоенных еще перед войной новых зерновых районов — Среднее Поволжье, Южный Урал, Сибирь.

Наряду с объективными трудностями условия труда колхозников ужесточались со стороны правительства: в апреле 1942 г. был “несколько” повышен обязательный минимум вырабатываемых трудодней для колхозников.

Третий период войны определен коренным переломом в ходе военных действий: после битвы на Курской дуге начался разгром фашистских войск Красной армией и освобождение оккупированных территорий. В этот период экономика могла работать с меньшим напряжением. Перед народным хозяйством ставится задача постепенного перевода производства на выпуск мирной продукции.

Наибольшего выпуска советское производство достигло в 1944 г. Тогда же началась реэвакуация предприятий, эвакуированных в начале войны в восточные районы страны, но уже не в тех чрезвычайных условиях, что были при эвакуации. Процесс реэвакуации начался и среди населения и становился все шире по мере того, как война уходила на запад.

Восстанавливалось сельскохозяйственное производство в освобожденных после оккупации районах. Уже к 1945 г. посевные площади в освобожденных районах достигли 69%, а по зерновым культурам 75% довоенного уровня. Восстанавливаемым колхозам государство давало льготы.

Глава 20

Итоги Великой Отечественной войны

Экономические результаты. Результаты войны достаточно хорошо известны. Прежде всего — это огромные человеческие жертвы: погибло на фронте, угнано в плен, погибло мирных жителей около 27 млн. ч. — шестая часть активного населения страны (по некоторым оценкам западных исследователей — свыше 37 млн. ч.). Из них только 8,668 млн. составили потери армии, флота и пограничных войск; две трети людских потерь пришлись на мирное население страны.

Потери экономического потенциала также ужасно велики: разрушено 1710 городов и поселков, 31 850 предприятий, 65 тыс. км ж.-д. путей, 4100 ж.-д. станций, 13 тыс. мостов. Прямой ущерб оценивался в 678 млрд. руб., что соответствует сумме капитальных вложений в экономику СССР за четыре предвоенных пятилетия. Если же учесть расходы на ведение войны, потери от прекращения экономической деятельности на оккупированных территориях, общая сумма превышает 2,5 трлн. руб.

Огромные потери понесло в годы войны и сельское хозяйство. Особенно пострадали сельскохозяйственные территории, бывшие местом военных действий, — Украина, Северный Кавказ, Кубань, Поволжье, Белоруссия, Молдавия, Прибалтика, Центр европейской России.

Более других отраслей сельского хозяйства пострадало животноводство. С 1941 г. к 1945 г. поголовье крупного рогатого скота сократилось с 54,5 до 24,2 млн. голов (для сравнения, в голодном 1931 г. оставалось более 25 млн.), свиней — с 27,5 до 8,8 млн. (в 1931 г. — более 10 млн.), овец и коз — с 91,6 до 70,2 млн. (71 млн. в 1931 г.), лошадей — с 21 до 9,9 млн. голов (17,7 млн. в 1931 г.).

Вместе с тем необходимо отметить, что в целом советская экономика выдержала колоссальную военную нагрузку, а централизованная административная система управления в экстремальных военных условиях показала себя наилучшим образом. Уже в ходе войны, несмотря на колоссальные потери, производство важнейших видов продукции не только достигло довоенного уровня, но и превзошло его, что и позволило выиграть затяжную войну экономически.

Необходимо также отметить вызванную войной мобильность населения, а также изменение всей географии промышленности — вынужденное перебазирование ее на Урал, в Сибирь, на Север.

Успешному завершению войны способствовало развитие новых промышленных зон на Востоке. Там уже в первые годы войны было развернуто металлургическое производство, особенно качественных сталей. Добыча угля сдвинулась на Урал и в Караганду, Северно-Печерский район. Началось использование саратовского газа. Многие предприятия, передислоцированные на Восток, Урал и в Сибирь, так и остались там, создав новые узлы производственной инфраструктуры: практически по всей территории страны, существенно изменив географию народного хозяйства.

Помощь союзников. Значительная и очень нужная, особенно в условиях первого этапа войны, материальная помощь была получена от стран-союзниц по ленд-лизу (так называлась система передачи США взаймы или в аренду вооружения, боеприпасов, стратегического сырья, продовольствия, товаров и услуг странам антигитлеровской коалиции во время Второй мировой войны).

Сразу после объявления войны начались переговоры о военной и экономической помощи с Великобританией и США. 16 августа 1941 г. был заключен экономический договор с Великобританией о торговле и кредитах. А 1 октября подписано тройственное соглашение СССР, Англии и США о поставках военного снаряжения, вооружения и продовольствия (примерно 400 танков, 500 самолетов, другой техники — ежемесячно). Поставки начались сразу: уже в ноябре в боях под Москвой участвовали английские самолеты и танки.

К сожалению, поставки оружия и боевой техники в Советский Союз были ниже запланированных. Великобритания в октябре— декабре 1941 г. поставила 48,7% обещанных танков, 55% танкеток, 83,6% самолетов. США с октября 1941 г. по июнь 1942 г. свои обязательства по поставкам бомбардировщиков выполнили на 29,7%, истребителей — на 30%, средних танков — на 32,3%, легких танков — на 37,3%, грузовиков — на 19,4%.

Поставки западной помощи продолжались и в последующие годы войны. В основном это было вооружение — танки, самолеты, военное оборудование, горючее и материалы для производства и обслуживания военной техники. Наряду с этим поставлялось также большое количество военной одежды, обуви, продовольствия. Следует отметить, что значительная часть западной помощи была получена в самый тяжелый период войны, и это помогло несколько ослабить нагрузку на советскую производственную систему, обеспечив ей возможность эвакуации, конверсии и налаживания производства на новых местах.

Всего по ленд-лизу было поставлено кроме прочего военного снаряжения, оборудования и другой продукции 13 тыс. танков, 22 тыс. самолетов, 427 тыс. грузовиков, 2,6 млн. т нефти, 720 тыс. т цветных металлов и др.

Поставки в СССР по ленд-лизу на сумму 9,8 млрд. долл. (в страны Британского содружества, в основном в Великобританию, — 30,269 млрд. долл.) составили менее 4% общей массы продукции, произведенной за время войны на территории Советского Союза. Но эта помощь была предоставлена в тяжелый момент военно-стратегического кризиса.

 

Рекомендуемая литература

1.   Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко В.П. и др. История России. XX век. М., 1996.

2.   Геллер М, Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза от 1917 г. до наших дней. Кн. 1. М., 1995.

3.   Хоскинг Дж. История Советского Союза. 1917—1991. М., 1994.

4.   Экономическая история СССР и зарубежных стран. / Ред. И.Н. Шемякин и др. М., 1978.

 

Часть 7

Послевоенное развитие СССР.
Замедление темпов роста
советской экономики

(1945-1991 гг.)

Прежде чем рассматривать конкретное развитие хозяйства СССР в послевоенные и далее 50—80-е годы, остановимся на некоторых общемировых процессах, влиявших на экономику того периода. В середине двадцатого столетия обострились по крайней мере две всеобщие проблемы — демографическая и экологическая.

Демографическая ситуация в силу существенного улучшения медицинского обслуживания привела к сокращению смертности и взрывному росту населения в странах третьего мира (в отдельных регионах Африки, Азии и Америки). Это заставило изыскивать возможности для увеличения производства продуктов питания: в 50—60-е годы в этих регионах прошла “зеленая революция”, позволившая перевести аграрное производство на интенсивную основу. В результате проблема недостаточного питания в странах третьего мира была преодолена. Голодавшие прежде страны, такие, например, как Мексика, Индия, стали экспортерами сельскохозяйственной продукции.

Экологическая проблема, вызванная, с одной стороны, исчерпанием в мире источников легкодоступного сырья для промышленного производства, а с другой, заметным вредным воздействием на природу антропогенной деятельности, также была решена переходом с экстенсивной на интенсивную модель экономического роста. Переход этот в разных странах происходил с разной скоростью и в разные годы: наиболее развитые страны перешли к интенсивному хозяйствованию раньше — в 30—40-е годы, другие страны позже — в 50—60-е годы. И только стран социалистического содружества процессы интенсификации практически не коснулись. В этих странах по-прежнему главенствовал крайне неэффективный механизм экстенсивного хозяйствования. Особенно проявилась эта разница в связи с энергетическим кризисом. Развитие социалистического хозяйства целесообразно рассматривать на фоне этих общемировых процессов.

Первое десятилетие после войны в СССР продолжалось экстенсивное развитие, которое в сложившихся социально-политических обстоятельствах при богатых природных возможностях страны можно было считать нормальным явлением. Однако, экономическая ситуация неуклонно ухудшалась, что стало заметно к шестидесятым годам. Позднее, в семидесятые годы в СССР и странах социалистического содружества стала очевидной необходимость смены экономического механизма. Ведь механизм централизованного административного управления хозяйством не содержит элементов, стимулирующих интенсификацию. Следовательно переход от экстенсивного к интенсивному хозяйствованию связан с принципиальной сменой экономического механизма и, как показала жизнь, политической системы.

Последовавший за окончанием Великой Отечественной войны период целесообразно разбить на четыре самостоятельных — послевоенное восстановление хозяйства (1946 г.—начало 1950-х годов), нормальное экстенсивное развитие (начало 1950-х—середина 1960-х годов), период торможения экономики (от середины 1960-х до середины 1980-х годов) и разрушение советского планового хозяйства (1985—1991 гг.). Границы между этими периодами совпадают со сменой лидеров в политическом руководстве страны: первый период — завершение правления Сталина; второй — когда у власти стоял Н.С. Хрущев; третий — время правления Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова и К.У. Черненко; четвертый — время М.С. Горбачева.

Глава 21

Послевоенное восстановление
хозяйства

Послевоенная ситуация, определявшаяся большими фактическими военными потерями, социальной мобильностью общества, некоторым смягчением за годы войны мер государственного принуждения (особенно на селе), наконец, более спокойной международной обстановкой после Потсдамского соглашения, позволяла ставить вопрос об изменении сложившейся перед войной модели экономического развития. Актуальной стала проблема — как развиваться дальше? Можно было рассматривать два варианта дальнейшего развития.

Один вариант — перейти в процессе демилитаризации хозяйства к экономике, ориентированной на потребности рынка и производство товаров народного потребления, тем более что в мирных условиях после признанной военной победы больше не было жесткой потребности в преимущественном развитии тяжелой промышленности. Эту линию поддерживали А.А. Жданов (тогда секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б)), Н.А. Вознесенский (председатель Госплана СССР), П.А Доронин (первый секретарь Курского обкома ВКП(б)), М.И. Родионов (председатель Совета министров РСФСР) и ряд других деятелей. В основе этого варианта лежала мысль о том, что СССР представляет собой необъятный рынок в условиях послевоенного кризиса в капиталистических странах. Но этот вариант предполагал большую открытость государства по отношению к другим странам.

В подготовленном в 1946 г. проекте новой Конституции страны предлагалось допустить существование мелкого частного хозяйства крестьян и кустарей, “основанного на личном труде и исключающего эксплуатацию чужого труда”. В предложениях и откликах на этот проект звучали идеи о необходимости децентрализации управления экономикой, ликвидации специальных судов военного времени, военных трибуналов. (Конечно, ни проект Конституции, ни проект Программы ВКП(б), работа над которым завершилась в 1947 г., не публиковались и все обсуждения их велись в узком кругу ответственных работников).

Другой вариант развития предполагал возврат к жесткому централизованному управлению, репрессивной внутренней политике. За этот вариант выступали Г.М. Маленков, Л.П. Берия, министерства и директорат ВПК, которых поддерживали видные экономисты — Е.С. Варга, С.Г. Струмилин, разрабатывавшие научно-теоретическое обоснование подобной экономической политики. Они утверждали, что капиталистический мир самостоятельно справится с кризисом без расширения рынков сбыта своих товаров, а имея атомную бомбу, будет диктовать свои условия Советскому Союзу и странам народной демократии.

Ряд объективных обстоятельств — неурожай 1946 года, смерть А.А Жданова в 1948 г., а также пропагандистские манипуляции международной напряженностью — привели к приоритету ускоренного развития ВПК и, следовательно, сохранению модели 30-х годов. Поэтому одной из основных задач наряду с восстановлением народного хозяйства стало создание в связи с угрозой агрессии атомного оружия, а заодно и атомной энергетики.

Восстановление промышленности. По данным ЦСУ, валовая продукция промышленности в 1945 г. составила 92% к уровню 1940 г., причем по группе “А” — 112% и по группе “Б” — лишь 59%. Вызванный демилитаризацией промышленности перевод предприятий на выпуск гражданской продукции и связанная с этим их перепрофилизация привели уже в следующем, 1946 г. к существенному падению темпов роста промышленного производства, объем которого сократился на 17% и составил только 77% к уровню 1944 г. С целью ликвидации спада правительство вновь ужесточило производственные нормы и ввело правила по более жесткому закреплению рабочих на производстве.

При разработке IV пятилетнего плана на 1946—1950 гг. — плана восстановления руководство страны фактически вернулось к довоенной модели развития экономики и довоенным методам проведения этой политики. Главным приоритетом объявлялась тяжелая промышленность, развитие которой должно было осуществляться за счет легкой промышленности, сельского хозяйства и непроизводственной сферы: тем самым продолжалась предвоенная политика перекачки средств из аграрного сектора в промышленный (отсюда, например, беспрецедентное повышение налогов на крестьянство в послевоенный период).

1947 г. ознаменовался ликвидацией “группы Вознесенского” в Госплане, планировавшей спокойные, с точки зрения Сталина, темпы и пропорции на годы восстановления промышленности. Ободренное экономическими результатами восстановления промышленности правительство увеличило показатели пятилетки. Партия вновь, как и перед войной, нагнетала милитаристскую истерию в обществе и призывала к напряжению всех сил для развития тяжелой промышленности и ВПК. В экономике преобладали волюнтаристские решения, критика которых абсолютно исключалась. Так, в 1948 г. был опубликован “Сталинский план преобразования природы”, включавший наряду с циклопическими лесозащитными полосами такие проекты, как Кара-Кумский канал, плотина в Беринговом проливе, чтобы не пропускать льды и холодное течение к сибирским берегам, и т.п. Только недостаток свободных ресурсов и смерть Сталина не позволили начать реализацию их всех в полном объеме.

В этот период началось сооружение “великих строек коммунизма” (в основном руками заключенных), завершенное в 50— 60-е годы, — строительство каскада ГЭС на Волге, Днепре и других реках, Кара-Кумского канала, в результате чего позднее погибло Аральское море, и др.

Для формального восстановления довоенного уровня понадобилось всего три года; в 1948 г. валовая продукция промышленности составила 118% к уровню 1940 г. Этот показатель, конечно, нивелирует различные темпы восстановления отраслей тяжелой и легкой промышленности.

Говоря о послевоенном восстановлении хозяйства, нельзя не затронуть вопрос об экономической помощи союзников по антигитлеровской коалиции и репарациях с поверженной Германии. Все аспекты этой помощи до сих пор не ясны, информация о ней ограниченна и противоречива. О размере материальной помощи, полученной СССР по ленд-лизу, можно судить по объему импорта, который в 1945 г., по официальным данным, составил 14,805 млрд. руб. Поставки, например, паровозов по ленд- лизу еще в ходе войны позволили почти полностью покрыть их потери, а производственные возможности морского, автомобильного и воздушного транспорта по этой же причине превысили предвоенный уровень.

Еще более существенную роль в структуре внешних источников послевоенного восстановления сыграли репарации на сумму 4,3 млрд. долл., в счет которых вывозилось промышленное оборудование из Германии, а также — Румынии, Венгрии, Финляндии и Манчжурии. В IV-й пятилетке репарационные поставки обеспечивали примерно 50% поставляемого оборудования для объектов капитального строительства в промышленности. Так, в отрасли путей сообщения на 1 января 1946 г. поступило 20598 единиц оборудования, из них 6519 единиц — металлообрабатывающего.

Из Германии вывозились передовые линии и целые производства, развитие которых в СССР до войны отставало от мирового уровня либо находилось на зачаточном уровне (оптика, радиотехника, электротехника и др.). Для нужд Наркомата электропромышленности были демонтированы и поставлены в СССР заводы немецких фирм “Телефункен”, “Лоренц”, “Осрам”, “Кох и Штерцель”, “Радио-Менге” и др. Вместе с оборудованием ввозилась и техническая документация.

Вместе с тем ввозилось из поверженных стран больше, чем советская промышленность могла “переварить”. Вследствие борьбы ведомств, а иногда и элементарной некомпетентности эффективность использования этих богатств была невелика. Уникальные технологические линии растаскивались по разным предприятиям, часть оборудования использовалась не по назначению. Не хватало складских помещений, оборудование хранилось на открытых площадках, ржавело, приходило в негодность. И только в отраслях военно-промышленного комплекса отдача от репараций, конечно, была выше и они значительно усилили свой потенциал.

С точки зрения отраслевой структуры следует отметить рост в эти годы гидроэнергетики — началось строительство очередного каскада гидроэлектростанций на Волге, Каме, в Закавказье.

Важно отметить, что в ходе послевоенного восстановления промышленности в условиях “железного занавеса”, несмотря на репарационные поступления и значительные капитальные вложения, в основном воспроизводились довоенные технологии тридцатых годов (например, металлургия воссоздавалась без кислородного дутья, электропечей, автоматизации, возможности освоения новых марок сталей и профилей проката). Т.е. уже при инвестировании закладывалось отставание промышленного производства от мирового уровня на 15—20 лет, особенно в области товаров и услуг конечного потребления. Это отставание, в силу неэффективного научно-технического прогресса и отсутствия в административной системе механизма использования достижений науки в народном хозяйстве, в дальнейшем не сокращалось и сохранилось, за редкими исключениями в отдельных отраслях, до начала 1990-х годов.

Низкая квалификация рабочих (из деревни) и отсутствие необходимых стимулов вели к снижению производительности труда. Реакция власти на это была та же, что и раньше, — усиление репрессий, с одной стороны, и искусственный подъем стахановского движения, рекордомания и пересмотр норм — с другой.

Развитие сельского хозяйства в послевоенные годы. В аграрном секторе ситуация была совсем плохой. В 1945 г. посевные площади составили 75%, а валовой сбор зерновых культур (амбарный урожай) был почти вдвое меньше, чем в 1940 г. — 47,3 млн. т. По сравнению с предвоенным временем понизился и уровень материальной обеспеченности колхозников: если в 1940 г. для распределения по трудодням выделялось в среднем по стране около 20% зерновых и более 40% денежных доходов колхозов, то в 1945 г. эти показатели сократились соответственно до 14% и 29%. Оплата выглядела чисто символической.

В 1946 г. в стране была жестокая засуха, особенно свирепствовавшая в зерновых районах европейской части Союза и наиболее сильно на Украине. В результате — страшный неурожай: было собрано всего 40 млн. т зерна (при среднегодовом сборе перед войной — 70 млн. т). Во многих местах собирали по 2—3 ц. с гектара, т.е. столько же, сколько посеяли. Но даже в этих условиях государство заставляло колхозы и совхозы сдавать 52% урожая, т.е. больше, чем в годы войны. Изымалось семенное и продовольственное зерно, предназначенное к выдаче на трудодни. В сельских местностях страны в очередной раз разразился голод. Точных данных о количестве жертв голода 1946—1947 гг. нет, но, по оценкам, оно составило в охваченных голодом районах РСФСР, Украины и Молдавии около 1 млн. ч. Несмотря на это экспорт зерна продолжался, составив в 1946 г. 1,23 млн. т.

В эти годы усилилось давление на колхозы со стороны МТС и их политотделов. МТС вновь, как и до войны, получили право распределять плановые задания между колхозами: вышестоящие партийные и государственные организации через систему МТС диктовали колхозам сроки и объемы посева и уборки культур, производили обязательные заготовки сельскохозяйственной продукции и т.д. Вероятно и укрупнение колхозов в 1953 г. было проведено с целью упрощения контроля за хозяйствами через МТС.

Государство не выделяло на восстановление сельского хозяйства необходимых средств, как на промышленность. Вместо того, чтобы помочь деревне вырваться из кризиса, сталинское руководство в очередной раз завинтило гайки по отношению к крестьянству.

За годы войны государство смягчило отношение к сельским жителям, использовавшим хотя и негласно, колхозные земли для личных посевов и выпаса скота. Началось с отъема личных земель, “незаконно присвоенных колхозниками”, и возврата их колхозам. Это мгновенно разрушило установившееся было доверие к государству. 4 июня 1947 г. был принят указ “О посягательстве на государственную и колхозную собственность” (аналогичный закону “о колосках” 1932 г.), предусматривавший от 5 до 25 лет лагерей за малейшие хищения.

В том же году было запрещено торговать на колхозном рынке, пока районом и областью не выполнены обязательные поставки сельскохозяйственной продукции. При этом с довоенных времен сохранились закупочные цены, при которых после войны покрывалась в среднем лишь седьмая часть себестоимости выращивания продукции: низкие заготовительные цены возмещали лишь одну десятую затрат на производство зерна, одну двадцатую — мяса, одну пятую — молока. Продукты забирались у колхозов практически бесплатно; нередко они при этом еще и оставались должны государству за семена, удобрения и химические препараты, агротехнические работы. Денежные долги колхозов переводились в кредит с последующим списанием. Чисто символическими были и выплаты по трудодням. Колхозники и их семьи жили в ту пору, как и прежде, преимущественно за счет личных приусадебных участков, с которых к тому же взимались немалые налоги деньгами и натурой.

В довершение в 1947 г. была проведена денежная реформа, ликвидировавшая треть сбережений населения страны, а сельские жители, хранившие деньги не в сберегательных кассах (их в деревнях просто не было), а в “чулке”, потеряли более половины всех денежных сбережений.

Деревня была обескровлена — число трудоспособных колхозников к началу 1946 г. составляло две трети от довоенного, в основном это были женщины. Практически отсутствовала техника: оставшиеся сельскохозяйственные орудия и инвентарь были в МТС, с которыми приходилось рассчитываться продукцией. Не было и тяглового скота — все было отдано армии. Большинство хозяйств не было электрифицировано. Даже в 1953 г., через семь лет после войны, когда по всей стране вводились в строй электростанции, электроэнергией пользовались только 15% колхозов.

К концу сороковых годов кризис сельскохозяйственного производства стал настолько очевиден, финансово-экономическое положение колхозов так ухудшилось, что необходимы были неотложные реформы в сельском хозяйстве. Планировавшийся довоенный уровень по валу и урожайности не был достигнут к 1950 г. ни по зерну, ни по животноводству, ни по техническим культурам; подошли вплотную к планам лишь по хлопку и сахарной свекле. И только в 1952 г., по официальным данным, производство зерна достигло довоенного уровня. Правда, в последние годы выяснилось, что вместо объявленных тогда 8 млрд. пуд. зерна было собрано всего 5,6 млрд. пуд., при том, что колхозы и совхозы вынуждены были сдать и часть семенного фонда. Тем не менее экспорт зерна продолжался: в 1950 г., например, он составил 2,8 млн. т.

В послевоенные годы проводилась коллективизация в присоединенных перед войной территориях — Прибалтике, Западной Украине и Молдавии, развалившая сельское хозяйство и там.

Весной 1950 г. после дискуссии о сельскохозяйственной политике колхозная администрация положила конец самостоятельности звеньев, в очередной раз вызвав недовольство крестьянства и дезорганизовав сельскохозяйственные работы. Тогда же были приняты меры по укрупнению колхозов, видимо с тем, чтобы усилить политический и экономический контроль на селе: за полтора года количество колхозов сократилось с 252 до 94 тыс. Эти меры сопровождались новым и значительным уменьшением индивидуальных наделов крестьян и сокращением натурооплаты в колхозах.

Все это привело к оттоку сельских жителей в города — 8 млн. за период 1946—1953 гг. Несмотря на драконовские законные ограничения, всеми правдами и неправдами колхозники стремились покинуть село (напомним, что колхозники не имели паспортов и могли получить их только в крайних случаях с разрешения колхозного руководства и поселкового Совета; основные пути выезда и невозвращения в село — служба в армии, учеба в вузах, участие по оргнабору в “стройках коммунизма”).

Денежная реформа 1947 г. и уровень жизни населения. В годы войны наряду с резким возрастанием производства военной продукции производство потребительских товаров сократилось, уменьшился розничный товарооборот. Для покрытия возрастающего дисбаланса выпускалось в обращение большое количество денег. В результате эмиссии произошло перераспределение сбережений между городом и деревней в пользу последней. Кроме того на временно оккупированных территориях гитлеровцы пускали в оборот фальшивые деньги, что также увеличивало их излишек в обращении.

В послевоенные годы наблюдалось растущее обесценение денег; на фоне карточной системы в условиях дефицитности продуктов и товаров народного потребления расцветала спекуляция. Для изъятия излишков денег в обращении (по официальной версии прежде всего у спекулянтов) и в связи с отменой карточной системы в 1947 г. была проведена конфискационная денежная реформа. При ее подготовке осенью 1946 г. было проведено сближение пайковых и коммерческих цен — повышение первых и снижение вторых. Были существенно подняты пайковые цены практически на все товары, распределяемые по карточкам. Так, цена 1 кг черного хлеба подскочила с 1 руб. до 3,4 руб., 1 кг мяса — с 14 до 30 руб., сахара — с 5,5 до 15 руб. Одновременно почти на 30 млн. ч. был сокращен контингент населения, снабжавшегося по карточкам. В результате поползли цены на рынках, особенно на продовольственные товары, возросли масштабы спекуляции. Повышение пайковых цен было скомпенсировано увеличением мало- и среднеоплачиваемым рабочим и служащим заработной платы (“хлебная надбавка”).

Реформу, намеченную первоначально на 1946 г., не удалось провести тогда из-за сильного неурожая; зато в том же 1946 г. была достигнута сбалансированность государственного бюджета, превышение доходов над расходами.

Денежная реформа заключалась в обмене наличных денег на новые в соотношении 10:1 и дифференцированной переоценке денежных сбережений: мелкие вклады в сберкассах (до 3 тыс. руб.), составлявшие 80% всех вкладов, не подлежали переоценке; вклады, превышавшие 3 тыс. руб., переоценивались сверх этой суммы до 10 тыс. руб. — в соотношении 3:2, а от 10 тыс. до 100 тыс. руб.

—   в соотношении 2:1; сбережения свыше 100 тыс. руб. обменивались, как и наличные, — 10:1. Денежные средства колхозов и кооперативов на счетах обменивались в соотношении 5:4. Облигации массовых займов обменивались на облигации нового займа в соотношении 3:1, а облигации свободно реализуемого займа 1938 г.

—   5:1; облигации займа 1947 г. переоценке не подлежали. Зарплата осталась прежней, но выплачивалась новыми деньгами.

Реформа, конечно, способствовала стабилизации финансовой системы в стране, но пострадали от нее в подавляющем большинстве не спекулянты — они своевременно переводили свои сбережения в золото, драгоценности и т.п., а люди, не хранившие денег в сберкассах: техническая интеллигенция, получавшие надбавки рабочие вредных производств и, больше других, сельские жители — ведь на селе сберкасс не было.

Одновременно с денежной реформой были отменены карточки в городах. Коммерческие цены также были отменены, на продукты питания устанавливались бывшие пайковые цены (кроме хлеба и круп, на которые цены были ниже пайковых), а на промышленные товары — в 3-3,5 раза ниже. В целом после отмены карточной системы государственные розничные цены в 1948 г. стали на 17% ниже предреформенных, а рыночные снизились более чем втрое. Конечно, наблюдался большой приток вкладов населения в сберкассы.

Отмена карточек не была подготовлена созданием достаточных резервов продуктов и промтоваров (кроме Москвы и Ленинграда).

На периферии в первые же дни и недели после отмены пришлось вновь вводить карточки, спецталоны, заборные книжки и т.п.

С 1947 г. до 1954 г. ежегодно (обычно 1 марта) объявлялось снижение розничных цен на товары массового потребления. Было проведено семь снижений, включая и то, что было проведено вместе с денежной реформой; суммарный выигрыш населения от этого составил около 30 млрд. руб. Номинальная заработная плата постоянно росла. Все это позволяет некоторым исследователям говорить об этом периоде как о “золотом веке” развития советской экономики.

На самом деле в 1948—1954 гг. розничные цены с уровня 1947 г., втрое превышавшего довоенный уровень 1940 г., снизились в 2,2 раза. К тому же ежегодные снижения цен почти не затрагивали товары первой необходимости и касались в большинстве случаев тех промышленных товаров, которые в силу несбалансированности планов не находили спроса. Все это проводилось на фоне ограничения зарплаты и повышения норм выработки, ежегодных массовых займов, как правило, в размере месячной зарплаты (государственный долг по займам составлял за тот же период более 20 млрд. руб.) и практического самообеспечения крестьян, а их было в то время 44% от всего занятого населения. Таким образом, плоды даже такого относительного снижения цен одна часть населения получала за счет другой.

С другой стороны, низкие объемы производства товаров конечного потребления и услуг создавали дефицит и условия для скрытого перераспределения доходов (спекуляций). В результате росла реальная стоимость жизни. В городах уровень жизни 1928 г. (едва дотягивавший до уровня 1913 г.) был достигнут только в 1954 г.

Результаты развития экономики к концу сталинского периода.

К началу 50-х годов. страна подошла восстановив более или менее довоенную экономику и воссоздав административно-репрессивную систему управления. Но появились новые проблемы, вызванные и пережитой войной, и нараставшими напряжениями в социально-экономической системе.

В общем объеме людских потерь в период войны 76%, т.е. около 20 млн. ч., пришлось на мужчин, из них больше других пострадало поколение, родившееся в 1901—1931 гг., т.е. наиболее дееспособная часть мужского населения. Это породило тяжелую демографическую проблему: соотношение женщин и мужчин в 1946 г. составляло в среднем по стране 1,27:1; в деревне демографическая ситуация складывалась еще более неблагоприятно — 2,7:1. Тем не менее относительно высокий уровень рождаемости в стране, который рос в течение 1946—1949 гг. (за исключением 1948 г.), а затем стабилизировался, позволил в конце концов восполнить демографические потери войны. Уже к началу 1953 г. численность населения СССР достигла уровня 1940 г.

В сельском хозяйстве темпы роста производства были чрезвычайно низки, почти нулевые, а уровень жизни на селе откатился к уровню конца прошлого столетия. В доход государства забиралось из сельского хозяйства больше, чем возвращалось ему. Цены на зерно, мясо, молоко не всегда покрывали даже расходы колхозов на доставку этих продуктов к железной дороге. К 1953 г. по сравнению с 1940 г. вдвое выросли поставки селу удобрений, почти в полтора раза выросли энерговооруженность и основные фонды колхозов, тем не менее сельскохозяйственное производство сокращалось. Промышленность хронически недополучала сырье.

С 1947 г. в хозяйстве наблюдались те же циклы, что и в 30-е годы: сначала быстрый рост инвестиций (1947—1948 гг. — до 22% от величины национального дохода), затем “перегрев” экономики (1949—1950 гг.), рост незавершенного производства, растущее количество долгостроев, прогрессирующее замедление темпов, ухудшение общеэкономических характеристик, рост инфляции. Практически неконтролируемый рост незавершенного строительства неминуемо вел к расстройству организации промышленности и всего хозяйства.

Наконец, эти годы можно назвать апогеем концлагерей. К началу пятидесятых годов количество заключенных в лагерях было максимальным за все десятилетия - 2.5 млн. ч. (Больше было сразу после войны, до 1948 года - за счет 1,5 млн. немецких и 0,5 млн. японских военнопленных.) Часто тем, у кого оканчивались сроки, их автоматически продлевали: правительство не могло отказаться от столь необходимой ему практически даровой рабочей силы. Это помогало держать в повиновении и остальное общество и при отсутствии экономических стимулов поддерживать определенный уровень производительности труда.

Возврат к модели развития 30-х годов вызвал значительные экономические потрясения, резко ухудшившие в 1951—1953 гг. все хозяйственные и социальные показатели. Таким образом послевоенный период явился закономерным итогом реализации политической и экономической модели, принятой в конце 20—начале 30-х гг., и временно прерванной войной.

В результате, в начале 50-х годов в стране назревал кризис экономики и социальной системы.

Глава 22

Развитие экономики в хрущевские годы

(1954-1964 гг.)

Попытки изменения сталинского механизма управления страной.

Вплоть до 1953 г. страна жила в условиях чрезвычайного перенапряжения всех сил. Во время индустриализации, войны и послевоенного восстановления преимущественно чрезвычайные административные методы управления хозяйством были оправданы как относительно временные, соответствующие ситуации. В 1953 г. закончилась война в Корее, грозившая в любой момент перерасти в мировую. Закончилось и послевоенное восстановление. Исчезли основания для сохранения чрезвычайных мер административного централизма.

В исключительных условиях чрезвычайные методы обеспечивали выполнение любой ценой узкого круга задач, как правило, в области тяжелой промышленности и создания вооружения, все прочее отбрасывалось как мешающее главному. А в мирной жизни главным становится все. Но за 40 лет административного управления привычка к исключительному в экономике засела в умах; ненормальная, чрезвычайная ситуация стала восприниматься как норма и в руководящих кругах, и в обществе. Ведь 40 лет — продолжительность жизни по меньшей мере двух поколений.

После смерти Сталина появилась реальная возможность если не принципиально изменить сложившийся репрессивный механизм сверхцентрализованного управления хозяйством и обществом с его чрезвычайщиной по любому поводу, то по крайней мере смягчить его. Эти изменения связаны с именем Н.С. Хрущева. Первые его шаги были связаны с устранением наиболее вопиющих дисбалансов в хозяйстве и обществе. С раскрепощением сельского хозяйства страна моментально наполнилась продуктами. Далее последовали разрушившие систему страха критика “культа личности”, ликвидация ГУЛАГа, реабилитация безвинно осужденных и развитие “оттепели”. Сокращение армии вызвало разворачивание жилищного строительства в городах. Закончился же этот славный период пустыми полками магазинов, расстрелом народной революции в Венгрии (1956 г.) и расстрелом мирной рабочей демонстрации в Новочеркасске (1962 г.).

Изменению политики способствовало принятие в 1961 г. новой программы партии. На фоне главной программной идеи — движение к казавшемуся близким коммунистическому будущему (планировалось создать материальные условия коммунизма за 20 лет — к 1980 г.; партия выдвинула лозунг “Наше поколение будет жить при коммунизме”) — ставка на материальный интерес выглядела бы досадным “пережитком капитализма”. Во времена Хрущева получила развитие другая тенденция, тяготеющая к уравнительному принципу распределения благ: повышение минимальной зарплаты, рост выплат и пособий из общественных фондов потребления, что, безусловно, решило ряд проблем для малообеспеченных групп населения, но привело к падению престижа высококвалифицированного труда.

Этот период, так же, как и другие, для полного понимания целесообразно разделить на отдельные частные периоды — период хозяйственного подъема (1953—1958 гг.) и период замедления развития (1959—1964 гг.). Естественно, выделение этих периодов в экономике также взаимосвязано с политическими явлениями: в данном случае первый период совпал с борьбой Хрущева за полноту власти, а второй — с его реально единовластным правлением государством.

Подъем сельской экономики (1954—1958 гг.). После смерти Сталина за власть в стране реально боролись две силы, две политические фигуры — Г.М. Маленков, бывший тогда председателем Совета министров, а с 1945 г. по 1952 г. курировавший сельское хозяйство и, конечно, знавший его состояние, и Н.С. Хрущев — первый секретарь ЦК КПСС.

Программа Маленкова, если судить о ней по его докладу на Верховном Совете в августе 1953 г., складывалась из трех составляющих — социальная переориентация экономики (и прежде всего преимущественное развитие промышленности товаров народного потребления), изменение политики в отношении деревни, разрядка в международных отношениях. Особое внимание уделялось в докладе, послужившем основанием для принятия Верховным Советом соответствующего закона, обоснованию нового курса в аграрной политике.

В соответствии с принятым законом коренным образом изменялась система налогообложения села: вводился принцип твердого налогообложения с 1 га приусадебного хозяйства независимо от его доходности. Общая сумма налога снижалась при этом с 9,5 млрд. руб. до 4,1 млрд. руб. Во-вторых, приусадебные участки теперь разрешалось увеличить (примерно в 5 раз). И, наконец, все старые долги колхозников перед государством списывались. После этого выступления имя Маленкова стало очень популярным среди крестьянства (“Пришел Маленков — поели блинков”).

Но путем аппаратных игр Хрущев перехватил инициативу у Маленкова и, будучи первым секретарем ЦК КПСС, конечно, выиграл политическую борьбу.

Хрущев начал свою самостоятельную деятельность с сентябрьского (1953 г.) пленума ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Основные решения пленума, подтверждающие и развивающие постановление Верховного Совета (кстати, это был единственный случай в истории страны, когда не ЦК партии, а Верховный Совет был инициатором серьезной перестройки), были направлены на ликвидацию кризиса в сельском хозяйстве:

—  повышение закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию;

—   списание огромных долгов с колхозов;

—   повышение оплаты труда в колхозах и совхозах;

—  снижение налогов с приусадебных участков и отмена обязательных поставок продуктов с них.

Заготовительно-закупочные цены с 1953 г. по 1960 г. в несколько приемов были подняты — на зерно в 7 раз, мясо — в 12, молоко — в 4 раза, что позволило резко повысить доходы колхозников и их материальную заинтересованность в расширении производства.

Положительные результаты появились очень быстро. Доходы колхозников росли с 1954 г. до 1958 г. Этот период считается самым успешным за всю историю советской деревни. Средний темп прироста валовой продукции сельского хозяйства составлял в те годы 9,2%. Хотя, надо признать, прирост по целому ряду показателей был получен в основном за счет увеличения продуктивности приусадебных участков, а не общественных хозяйств.

Приостановилось бегство сельского населения из деревни. С 1954 г. по 1956 г. в СССР впервые за послевоенный период наблюдался прирост сельского населения.

Следующим мероприятием (февральский пленум ЦК КПСС 1954 г.) было решение об освоении целинных и залежных земель, предполагавшее увеличение на 30% всех сельскохозяйственных земель. Естественно, освоение столь большой массы новых земель потребовало значительного развития сельскохозяйственного машиностроения, агрохимии, других отраслей промышленности и машиностроения, связанных с обслуживанием сельскохозяйственного производства. Столь огромное приращение пахотных земель с 1956 г. и по 1963 г. давало постоянный рост валовых сборов сельскохозяйственной продукции.

После первого хорошего урожая на целине в 1956 г. было принято решение о ликвидации МТС (они преобразовывались в РТС — ремонтно-технические станции) и продаже сельскохозяйственной техники колхозам. Это поставило в тяжелые условия и МТС, и колхозы: расплатиться за технику сразу колхозы без государственных дотаций не могли и вынуждены были использовать для этого все свои накопления в течение нескольких лет. Ухудшилось материальное положение механизаторов, понизился и их социальный статус — из сельской элиты они превратились в обыкновенных колхозников.

Начиная с 1956 г. вновь наблюдается поэтапное наступление на крестьянство; курс на материальную заинтересованность колхозников, на подъем личных подсобных хозяйств претерпел настолько серьезные изменения, что от него через несколько лет по сути уже ничего не осталось. С марта 1956 г. запрещалось увеличивать размер приусадебных участков колхозников и даже рекомендовалось сокращать их.

Общее экономическое развитие страны в 1954—1958 гг. Борьба за власть между Маленковым и Хрущевым после смерти Сталина заставляла каждого из них искать способы привлечения поддержки населения. Один из них связан с выделением значительных дотаций определенным производственным секторам: производству товаров широкого потребления — со стороны Маленкова и продукции сельского хозяйства — со стороны Хрущева. Принятый в августе 1953 г. по инициативе Маленкова бюджет на 1953 г. предусматривал большие дотации на производство товаров широкого потребления, цены на которые были значительно снижены, и в пищевые отрасли (в конце 1953 г. хлеб стоил втрое дешевле, чем в 1948 г.). Как и следовало ожидать, снижение цен сопровождалось ростом дефицита. Пересмотренные в связи с этим планы впервые в советской истории предусматривали рост производства ширпотреба (13%) выше роста выпуска средств производства (11%). Правда, несколько позднее, в сентябре Хрущев, перехватив инициативу, настоял на очередном пересмотре этих планов в пользу дотаций сельскому хозяйству, для предотвращения полного его краха.

Тем не менее 50-е — начало 60-х годов по праву считаются самым успешным периодом в развитии советской экономики с точки зрения как темпов экономического роста, так и эффективности общественного производства. Можно было бы назвать его последним периодом нормального экстенсивного развития в том смысле, что основные ресурсы такого развития — природное сырье, капитальные вложения и экономически активное население — еще позволяли в этот период обеспечить прирост производства; в последующие годы эти ресурсы стали катастрофически сокращаться. Средние темпы экономического роста — 6,6% в 50-е годы — были наиболее высокими за всю историю СССР (исключая периоды восстановления после войн или разрухи). Вместе с тем уже в конце 50-х годов отчетливо обозначился спад темпов экономического развития.

С завершением в начале 50-х годов восстановительного периода был создан достаточный инвестиционный потенциал, позволивший в дальнейшем обеспечить (в русле общемировых процессов того времени) высокие темпы экономического развития. Во второй половине 50-х годов повысилась эффективность использования основных средств, быстро росла производительность труда во многих отраслях. Повышение эффективности производства способствовало значительному росту внутрихозяйственных накоплений, за счет этого стало возможно более полноценно финансировать непроизводственную сферу. На осуществление социальных программ была также направлена часть средств, полученных в результате сокращения расходов на оборону.

В целом промышленность в начале 50-х годов развивалась, как и прежде, за счет постоянного роста капитальных вложений, ввода новых мощностей. Среди научно-технических достижений этого периода необходимо отметить создание атомной бомбы (1953 г.), пуск первой атомной электростанции в г. Обнинске (1954 г.) и запуск первого спутника Земли (1957 г.). Провозглашенная Хрущевым политика освобождения общества от сталинских репрессий (“оттепель”) вызвала подъем энтузиазма, что вылилось в кратковременный рост производительности труда во второй половине 50-х — начале 60-х годов как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Тем не менее прирост производства был несопоставим с ростом капитальных вложений.

Следует отметить что “оттепели” в социально-политических отношениях после XX съезда партии (февраль 1956 г.) соответствовала “оттепель” в экономике. Это проявилось прежде всего в отмене уголовного права в трудовых отношениях (хотя это и не было завершено при Хрущеве). В этот же период усилилось значение профсоюзов (во многом чисто популистское).

В середине 50-х заметен рост благосостояния населения. С 1956 г. сокращен рабочий день, введены сокращенные рабочие дни на два часа перед выходными и праздниками; для подростков 16-18 лет установлен 6-часовой рабочий день; увеличены отпуска по беременности до и после родов — до двух месяцев. Тогда же были увеличены пенсии, поднята зарплата низкооплачиваемым работникам. Был прекращен выпуск массовых займов, отменена плата за обучение в школах, техникумах и вузах. Заработная плата в 1953—1958 гг. повышалась в среднем на 6% ежегодно. Росло и потребление — овощей и фруктов — в 3,4 раза, молочных продуктов — на 40%, мяса — на 50%, рыбы — на 90%.

В 1957 г. принято постановление об увеличении жилищного строительства — темпы его резко подскочили: началась массовая застройка городов дешевым жильем. “Хрущобы” существенно разрядили жилищную проблему в городах. Впервые заметно возросла обеспеченность жильем: в городах она увеличилась за 1957—1960 гг. на 40% в расчете на душу населения. Начал меняться и жилищный стандарт — вместо комнат в коммуналках на отдельные квартиры.

В 1957 г. борьба двух группировок в руководстве страной закончилась победой Хрущева, соединившего в одном лице партийную и государственную власть. Не прошло и двух лет с этого момента, как началось заметное падение темпов экономического развития.

Период замедления экономического развития (1959—1964 гг.).

Провозглашенная Хрущевым экономическая политика была полна противоречий. Ее главные направления: повышение уровня потребления; высокие темпы экономического развития и крупные капиталовложения в тяжелую промышленность не могли быть совмещены по времени и реализованы совместно. Любая из них противоречит двум другим. Поэтому в реализации должно было выиграть какое-то одно направление. И им стало в конце концов преимущественное развитие тяжелой промышленности и ВПК.

С получением полновластия Хрущев начал волюнтаристскую политику “большого прыжка вперед”. Она опиралась на быстрое развитие химической индустрии, электроэнергетики и массовое обновление станочного парка. Рост добычи нефти и газа изменил структуру топливно-энергетического баланса, хотя и с опозданием на 20 лет по отношению к развитым промышленным странам. Развивалось техническое и экономическое сотрудничество с другими странами, особенно в рамках СЭВ (Совет экономической взаимопомощи социалистических стран).

Начало 60-х годов — годы триумфа советской космической техники: в 1961 г. первый полет человека в космос (Ю. Гагарин), в 1965 г. — первый выход человека в открытый космос (А. Леонов). О неудачах и катастрофах в то время не принято было сообщать, поэтому освоение космоса представлялось запрограммированной цепью грандиозных успехов техники Советов.

За семилетку 1959—1965 гг. с пуском Кременчугской, Волжской и Братской электростанций высоких показателей в развитии достигла тепло- и гидроэнергетика, значительно увеличились темпы роста химической промышленности (в то время партия к известному с 30-х годов ленинскому лозунгу — “Советская власть есть диктатура пролетариата плюс электрификация всей страны” добавила “плюс химизация”), более чем вдвое выросла добыча нефти и вчетверо — добыча газа; быстро развивалось и машино-строение.

В то же время в промышленности отмечались те же отрицательные явления, что и в конце 1940-х—начале 1950-х годов:

—  значительное увеличение капиталовложений и быстрый рост кредитов, превышавших возможности государственного бюджета;

—  резкий и неконтролируемый рост отраслей, производящих средства производства;

—  увеличение дефицита, связанное со снижением интенсивности развития отраслей, производящих предметы потребления.

Плановые задания по развитию промышленности выполнялись лишь с учетом ежегодных “корректировок” в сторону снижения. Темпы роста сократились с 13—14% в 1958 г. до 8—10% в начале 1960-х годов. Снизились показатели эффективности работы промышленности — темпы роста производительности труда, фондоотдача.

В сельском хозяйстве также произошло заметное снижение темпов роста — с 7,6% в 1953—1958 гг. до 1,5% и ниже в начале 1960-х годов; вместо планировавшихся на семилетку 1959—1965 гг. 70% прирост сельскохозяйственного производства составил всего 12%—14%. “В силу ряда неблагоприятных факторов”, как заявляло правительство, планы развития сельского хозяйства существенно не выполнялись.

Управленческие реформы Хрущева. Основные принципы экономической доктрины не пересматривались ни Хрущевым, ни его преемниками. Возникавшие трудности и проблемы экономического развития объяснялись недостатками руководства и управления — излишней бюрократизацией, сверхцентрализацией и т.п. Отсюда и все реформы Хрущева носили характер реорганизаций и были направлены на борьбу с бюрократизацией управления и предоставление большей самостоятельности республикам и регионам, ни на йоту не затрагивая существа экономических отношений.

Первые реорганизационные шаги были связаны с расширением прав местных органов управления — в районе, области, республике (январь 1954 г.): они касались упрощения местной бюджетно-финансовой отчетности, планирования, принятия решений по сельскому хозяйству, народному образованию, здравоохранению и культуре. Следующим шагом было упрощение структуры министерств и других звеньев управления, сокращение управленческого аппарата (октябрь 1954 г.): были упразднены около 10 тыс. главков, отделов, трестов и т.п. Наконец, в мае 1955 г. были расширены функции и права союзных республик — в области планирования, капитального строительства, бюджета, труда и заработной платы и т.д. Все эти мероприятия по децентрализации управления подготовили главную реорганизацию 1950-х годов — перестройку системы управления промышленностью и строительством по территориальному принципу.

Административная реформа управления народным хозяйством была начата в 1957 г. — вместо 10 промышленных министерств- монстров были созданы территориальные органы управления народным хозяйством — совнархозы. Уже не министерствам, а территориальным совнархозам подчинялись предприятия. Считалось, что это позволит наладить взаимодействие расположенных рядом предприятий. Госплан — главный и влиятельнейший орган хозяйственного управления — был реорганизован и разбит на две части — Госэкономкомиссию (краткосрочное и текущее планирование) и собственно Госплан для перспективного планирования: две эти функции были разорваны, причем преобладать стала первая. Одновременно неслыханного влияния достигла система материально-технического снабжения во главе с Госснабом.

После трех-четырех лет благоприятной конъюнктуры в промышленности темпы ее роста стали замедляться. Совнархозы стали обнаруживать свои отрицательные стороны — замедлились научно-технический прогресс, внедрение новых товаров и технологий. Появились центробежные явления — области стремились выделиться в самостоятельные экономические районы.

С целью выправить положение очередными организационными мерами в 1962 г. были созданы отраслевые комитеты, призванные концентрировать у себя совершенствование производства, а в дальнейшем все более перетягивавшие на себя с совнархозов функции (и, главное, деньги) по развитию и расширению производства и капитального строительства. В 1963 г. для координации совнархозов и комитетов были организованы Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), а чуть раньше (1962 г.) и четыре общесоюзных комитета — Госплан, вернувший себе прежние функции, Госкомитет по материально-техническому снабжению (Госснаб), Госкомитет по ценам (Госкомцен) и Госкомитет по науке и технике (ГКНТ). Тем самым была создана огромная и мощная бюрократическая надстройка над совнархозами.

В целом экономическая политика конца 50—начала 60-х годов характеризовалась непродуманными мероприятиями и множественными перегибами. Причины их, как и прежде, заключались в попытках совместить противоречивые цели. С одной стороны, необходимость мобилизации производительных сил порождала принуждение, а с другой — для достижения положительных результатов было необходимо поднять активность трудящихся. В результате, как и следовало ожидать, последовали — непродуманные реформы во многих областях хозяйства и управления, спад производства и кризис середины 60-х годов.

И лишь в конце своего правления на фоне экономического и политического кризиса Хрущев повернулся к идее более глубокой экономической реформы; но времени на ее подготовку и реализацию у него уже не было.

Перегибы в хозяйственной политике и кризис середины 1960-х.

В этот период партией по инициативе Хрущева провозглашались различные, порой авантюристические инициативы. Например, в 1957 г. был выдвинут лозунг “Догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока на душу населения” (мяса в 1956 г. на одного американца производилось 102 кг, а на жителя СССР — только 32 кг). Страна не обладала необходимыми для этого возможностями, а в условиях партийно-административного управления это не могло привести ни к чему кроме показухи: стремясь отрапортовать о выполнении заданий, многие обкомы давали команду резать скот, включая и основное стадо. В результате значительно сократилось и без того недостаточное поголовье скота.

Не менее авантюристичной была и попытка повсеместного выращивания кукурузы. Она не дала ожидаемого результата в силу отсутствия подходящих климатических условий, необходимой агротехники и селекционных материалов. Это можно рассматривать как классический пример безответственного политико-административного воздействия на экономику.

C 1959 г. возобновилась борьба против приусадебных участков. Чтобы крестьяне лучше трудились в колхозе, участки стали сокращать или даже вовсе отбирать. Снова непомерно выросли налоги. Потоки сельских жителей опять хлынули в города.

К числу экономических перегибов следует отнести ликвидацию МТС и продажу техники колхозам, очередное укрупнение колхозов. Как только в 1957 г. был остановлен рост зарплаты на селе, рост валовой продукции сельского хозяйства тотчас сократился вдвое. Объяснялось же это частными технологическими просчетами, ошибками в селекции и агротехнике.

Особенное место в ряду партийных инициатив занимает освоение целинных и залежных земель. Само по себе расширение посевных площадей в тот период, думается, было оправдано. Однако метод кампанейщины в этом серьезнейшем деле привел к огромным потерям, и относительно высокие урожаи давали весомую прибавку лишь в течение первых трех-четырех лет с 1956 г. Валовые сборы продолжали сокращаться. В 1963 г. перед лицом неурожая срочно на золото (1 млрд. долл.) закупили пшеницу в Канаде и Австралии — 12 млн. тонн — после чего начались регулярные закупки зерна за рубежом.

Хрущев пытался внести перемены и в социальные процессы. Улучшение жилищных условий за счет дешевого массового строительства, повышение заработной платы, пенсий, упорядочение условий увольнения с предприятия, реабилитация политических заключенных — все это, конечно, улучшало социальный климат в обществе. Вместе с тем такие внедряемые сверху мероприятия, как школьная реформа (обязательное производственное обучение для большинства молодежи после восьмого класса), реформа русского языка и ряд других, вызывали раздражение.

Наконец, провозглашение явно нереальных плановых заданий на семилетку 1959—1965 гг. (“Догнать и перегнать США как по абсолютному, так и по душевому производству”), принятие в 1961 г. новой программы партии и обещание построения материальной базы коммунизма в течение ближайших двадцати лет — все это на фоне снижения темпов развития производства, неурожаев и всеобщего дефицита подорвало доверие к Хрущеву и правительству, а чрезмерная централизация управления ликвидировала остатки стимулов к производительному труду.

Если при Сталине проводилась политика систематического снижения розничных цен за счет ограбления деревни, то с конца 50-х годов цены оказались замороженными. Закупочные цены стали быстро обгонять розничные, и государство было вынуждено выделять растущие год от года дотации сельскому хозяйству, чтобы удержать розничные цены на продукцию, прежде всего животноводства, на прежнем низком уровне. В 1962 г. государство, не выдержав такой нагрузки, вместо выделения дотаций повысило цены на сельскохозяйственную продукцию.

Повышение оптовых цен (на 20—30%) в 1962 г. впервые перенесли на розничные цены (повышение на 30%), одновременно заморозив заработную плату. Это привело к возникновению стачек на многих предприятиях и расстрелу демонстрации в Новочеркасске.

Повышение цен, появление новых дефицитов было отражением нарастания кризисных явлений в экономике страны в целом.

Осенью 1963 г. разразился новый кризис — из магазинов исчез хлеб. Целина без грамотного земледелия исчерпала себя и перестала давать урожай, в Нечерноземной зоне после освоения целины забросили зерновое хозяйство, а в Черноземной зоне был неурожай.

Неурожай 1963 г. (собрали всего 40 млн. т) окончательно подорвал экономику страны. Таким образом, отставка Хрущева в 1964 г. была в большей степени результатом кризиса экономики, который усугублялся недовольством чиновников (из-за постоян - ных перестановок в управленческих структурах), партийного аппарата (по новой программе партии он должен был регулярно переизбираться), военных (сокращение обычных войск в угоду ракетным), чем заговора в партийно-правительственных кругах.

Подводя итоги экономического развития во втором периоде хрущевского правления, мы наблюдаем возврат все к той же довоенной модели. Неконтролируемый рост тяжелой и добывающей промышленности, чрезмерное увеличение капитального строительства, давление на сельскохозяйственный сектор. Массовый приток низкоквалифицированной рабочей силы из села вел к общему снижению производительности. Итогом подобной политики стало снижение общих темпов экономического роста, увеличение товарного дефицита в результате снижения темпов производства предметов потребления и растущей несбалансированности доходов и расходов населения.

Глава 23

Период торможения экономики

(середина 1960-середина 1980-х годов)

Отставка Хрущева и замена его на посту главы партии и государства Л.И. Брежневым означала по существу успех консервативных сил. Причем если до 1972 г. это был “просвещенный консерватизм”, то после него начались явный застой в политике, идеологии и стагнация в экономике.

В первые годы брежневской власти шла борьба за установление той или иной модели управления между резко консервативной группой (М.А. Суслов и “днепропетровская группа” — А.П. Кириленко, К.У. Черненко, В.В. Щербицкий, Д.А. Кунаев и другие) и “либералами-технократами” во главе с А.Н. Косыгиным. Брежнев выступал за частичную децентрализацию при неизменности административного управления; его приоритеты — тяжелая индустрия, оборонный комплекс. Косыгин предлагал частичное введение рынка, экономических регуляторов; его “конек” — легкая промышленность и производство товаров народного потребления.

Чехословацкий кризис, американская агрессия во Вьетнаме, ряд других событий и обстоятельств дали преимущество резко консервативной линии: к 1973 г. в руководстве страной укрепился реакционный консерватизм.

Главным требованием консерваторов с самого начала брежневского правления была стабильность партийных и государственных структур, даже при низкой эффективности хозяйствования. Это требовало свертывания подготовленных при Хрущеве реформ, но, конечно, постепенного, для сохранения очень шаткого консенсуса старых и новых сил. Этим обьясняется сохранение некоторых старых тенденций — проводимая идеологически общая линия на повышение уровня жизни народа с одновременными попытками поддержания высоких темпов развития промышленности.

Добиться всего этого без реформ было невозможно, но и потерять в ходе реформ завоеванную стабильность аппарата — недопустимо. Партийно-государственное руководство приняло решение продолжать готовившиеся еще при Хрущеве реформы, но при жестком их контроле и тщательном подборе кадров для управления их реализацией. Лучший способ провалить любую программу при ее внешней поддержке — поручить выполнение заведомому ее противнику. Именно такой была сплошь и рядом политика правительства в отношении к реформам. Например, руководство реализацией подготовленной еще при Хрущеве экономической реформы в 1965—1968 гг. было поручено одному из ее противников — А.В. Бачурину, поставленному для этого заместителем председателя Госплана СССР, ответственным за реформы.

Реформа 1965—1968 гг. Реформа началась с упразднения совнархозов и восстановления производственных министерств, число которых постоянно увеличивалось и достигло к началу 80-х годов около 100 союзных и 800 республиканских. В добавление к ним были воссозданы и укреплены четыре мощных комитета — восстановленный в первоначальном виде Госплан, Госснаб, Госкомцен и Госкомитет по науке и технике. Именно эти комитеты концентрировали в своих руках основную часть экономического управления народным хозяйством.

Одновременно реформа предоставила предприятиям некоторую самостоятельность: число утверждаемых планом “наверху” показателей было сведено к минимуму (осталось всего пять обязательных показателей — объем натурального выпуска, валовая продукция, реализованная продукция, фонд зарплаты и объем централизованных капитальных вложений); остальные показатели предприятия устанавливали самостоятельно. Впервые после 1931 г. был введен ряд экономических показателей (прибыль, рентабельность), хотя тогдашний хозрасчет не подразумевал рынка и самоуправляемости предприятий. Для стимулирования эффективного использования основных фондов была введена плата за фонды. Наконец, часть доходов стала оставаться у предприятий; из них (по нормативам по отношению к прибыли) формировались различные фонды материального стимулирования — фонд материального поощрения, фонд социально-культурных мероприятий и жилищного строительства — и фонд развития производства; напомним, что раньше у предприятия забирали весь доход.

Были попытки отдельных предприятий воспользоваться предоставленными реформой возможностями для действительно самостоятельной политики, дававшие поразительные для того времени результаты. Наиболее известны Щекинский химкомбинат в Тульской области (впоследствии объединение “Азот”), где при сокращении численности работающих резко увеличилось количество и качество выпускаемой продукции, и Львовский телевизионный завод — в промышленности, совхоз под руководством Худен- ко в Казахстане, где на порядок увеличились производительность труда и уровень жизни работников, ряд других предприятий в разных отраслях хозяйства.

Наиболее успешными результаты экономической реформы 1965 г. были в первые два-три года. В 1965—1970 гг. объем промышленного производства вырос на 50%, а сельскохозяйственного — на 21%. Однако уже к концу 1960-х годов вновь начался спад темпов развития, который привел к глубокому экономическому кризису.

В целом попытки провести экономическую реформу при одновременном свертывании демократизации в социально-политической сфере оказались безуспешными. Противоречивость реформ, сопротивление им со стороны партийно-государственного аппарата не могли дать положительного результата: фонды уже через несколько месяцев не работали на стимулирование эффективного производства, число планируемых показателей постепенно, но очень быстро выросло до прежнего уровня, ведомственность в еще большей чем раньше степени сковывала инициативу предприятий. В условиях отсутствия рыночных отношений и ограниченной финансовой системы наибольшую значимость в управлении народным хозяйством получила система материально-технического снабжения во главе с Госснабом.

Остановка экономического развития. Экономика страны в начале 70-х годов была достаточно развитой, но плохо сбалансированной и технологически отсталой. Тяжелая и сырьевые отрасли промышленности, а также военно-промышленный комплекс, представлявший собой совершенно замкнутую технологическую группу, развивались относительно успешно. Зато гражданские отрасли машиностроения, не говоря уже об отраслях, работающих на народное потребление, существенно отставали в своем развитии и от ВПК, и тем более от общемировых тенденций. Причем это отставание постоянно нарастало.

К 1970 г. СССР, к примеру, вшестеро превосходил США по уровню добычи железной руды и во столько же раз отставал в производстве предметов потребления. Гипертрофия добычи ресурсов и первичной их обработки определяла огромную энергоемкость производства. Так, на Западе для производства 1 кг конечного продукта расходовалось 4 кг исходного природного материала, а в СССР — 40 кг.

Хронически отставал аграрный сектор экономики. Страна, имея более половины мировых площадей черноземов, не могла прокормить население, создать надежную базу для развития индустрии и сферы услуг.

Отказ от радикальных преобразований, торможение реформ привели к кризису, очевидному уже к середине 70-х годов. И если бы не энергетический кризис во всем мире (мировые цены на сырую нефть в течение полугода выросли на порядок) и совпавшее с этим освоение нефтяных и газовых богатств Сибири, экономический, а вслед за ним и политический кризис в России разразился бы именно тогда.

Энергетический кризис, многократное подорожание энергоносителей заставили развитые государства мира быстро осуществить структурную перестройку промышленности, перейти на новую организацию производства, освоить ресурсосберегающие и так называемые “высокие” технологии. Советский Союз, напротив, с кризисом еще более утяжелил свою экономику, доля добывающих производств в ней еще более возросла.

За счет продажи углеводородного топлива была временно снята необходимость реформ: опасность кризиса в народном хозяйстве отодвинулась и агония политической системы задержалась на десять-пятнадцать лет — до 1985 года.

Основную массу доходов приносил экспорт топлива из Сибири. И хотя точную картину экспорта представить невозможно (с середины 70-х годов вся информация по экспорту была засекречена), к 1980-му г. экспорт нефти доходил до 200 млн. т, газа — до 79 млрд. кубометров, угля — до 33 млн. т в год.

Наряду с этим с 1972 г. СССР твердо стал нетто-импортером зерна. До этого его ввоз частично компенсировался экспортом. Ежегодно закупалось зерна на 15—16 млрд. долл.

Нефтедоллары использовались, помимо закупок продовольствия, для импорта машин и оборудования, причем в условиях б езответственного административного управления закупки эти производились бессистемно и далеко не самых лучших технологий: на отрезке с 1972 по 1976 гг. импорт машин вырос в 4 раза. Но поскольку в условиях напряженнейшей работы в различных отраслях экономики импорт шел не на замену физически или морально устаревшего оборудования, а на создание новых производств, наряду с которыми продолжали работать с полной нагрузкой и старые, вместо роста эффективности народного хозяйства это привело к старению оборудования, снижению общей производительности труда, усилению инфляции и всеобщего дефицита. В этом заключалась одна из особенностей социалистической системы хозяйствования: невероятно трудно добиться разрешения на создание нового производства, но еще сложнее остановить и ликвидировать действующее, хотя бы и неэффективное предприятие.

Другая особенность хозяйствования, о которой уже не раз говорилось, высочайшая монополизированность социалистического производства, достигшая к концу 80-х годов своего апогея: например, из 5885 ассортиментных позиций в машиностроении 5120 производились на единственном предприятии.

Совершенно независимо от индустриальной политики развивалось, вернее стагнировало, сельское хозяйство. После отставки Хрущева политика в отношении деревни вновь смягчилась. С июля 1964 г. колхозникам, как и рабочим в городах, стали платить заработную плату и установили небольшую пенсию. Крестьяне получили обратно свои приусадебные участки. И хотя общая площадь их была невелика — менее 3% всех посевов, здесь в конце 70-х производилась треть всей сельскохозяйственной продукции.

Отток населения из деревни еще более усилился, когда в 1970 г. колхозникам разрешили “в виде исключения” получать паспорта. И только в 1974 г. правительство решило выдавать паспорта всем гражданам страны старше 16 лет, независимо от места их проживания — в городе или в сельской местности. Закончился затянувшийся более чем на 100 лет процесс уравнивания в правах сельских и городских жителей, начавшийся с высочайшего императорского указа 1861 г.

Выдача паспортов закончилась 31 декабря 1982 г. Она подвела итог грандиозному переселению из села в город, особенно активному в последние 50 лет. Если в 1932 г. крестьянство составляло две трети населения страны, то в 1982 г. — менее четверти (в сельской местности было выдано лишь 50 млн. паспортов). Ввиду оттока большого числа людей из сельской местности и отсутствия стимулов к производительному труду там стали возникать трудности, вызванные нехваткой рабочих рук. В результате получила большое распространение практика “шефской помощи” городских предприятий колхозам и совхозам по разверстке партии. Это в свою очередь заставляло предприятия в городе содержать резерв рабочей силы.

Постоянно сокращалось потребление, жизненный уровень падал. В условиях всеобщего дефицита в 1977 г. были введены продовольственные карточки или талоны на некоторые виды продуктов питания, а позднее и на промышленные товары. Широкую практику приобрело распределение товаров народного потребления и “внутренние распродажи” на предприятиях.

Проводившиеся каждые три-четыре года реформы управления выродились в косметический камуфляж. Для повышения “веса” предприятий в их противостоянии министерствам создавались промышленные, производственные, научно-производственные объединения (ПО, НПО). Для повышения комплексности развития разрабатывались комплексные целевые программы (“Продовольственная программа”, например), создавались территориально-промышленные комплексы (Красноярский ТПК, Брат- ско-Усть-Илимский ТПК и др.). Все это делалось исключительно формально и не могло изменить сложившейся кризисной ситуации в экономике.

В 1979 г. принято совместное постановление ЦК КПСС И СМ СССР “Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности и качества работы”. Судя по названию, предпринята еще одна реформа управления экономикой. Однако все свелось к декларациям и призывам. В основе лежало усиление системы нормативов, пронизывавших всю работу народного хозяйства, — “нормативная чистая прибыль”, “нормативная стоимость обработки”; даже цены на все виды продукции и услуг устанавливались также нормативно. Предполагалось, что таким образом можно снизить издержки и повысить эффективность. На деле множество одновременно действовавших цен лишь разбалансировали сложившиеся связи.

Этот период (как и все предыдущие периоды падения экономики) характеризовался организацией показушных “массовых” движений — “За качество”, “За экономию и бережливость” и т.п. Заметным полезным движением был, пожалуй, лишь “бригадный подряд”, результатом которого можно считать появление Закона о трудовом коллективе. Однако и бригадный подряд не получил широкого распространения в силу двух обстоятельств: с одной стороны, дифференциация в оплате труда в подрядных бригадах противоречила социалистическим принципам уравнительности; а с другой, дирекции нерешительно шли на увольнение высвободившихся работников, так как резерв рабочей силы был необходим для выполнения неожиданных распоряжений партийных и государственных властей (отправка людей и техники на сельскохозяйственные работы, строительство социальнобытовых объектов, выполнение множества внеплановых и, следовательно, неоплачиваемых работ).

Продекларированная в ходе реформ самостоятельность предприятий и фактическая их зажатость советской планово-распределительной системой на фоне постоянного и все возрастающего дефицита привели к появлению в 70-е годы масштабной подпольной индустрии. Наряду с плановой централизованной экономикой укрепляются “цеховики”, разрастается “теневая экономика”, дающая возможность производства и продажи продукции в соответствии с доходами и предпочтением потребителей.

В 70-е годы ключевая роль в управлении советским обществом, определении характера и темпов его развития переходит к “новому классу”, классу управляющих, “номенклатуре”. Сформировавшийся еще в сталинский период высший слой партийных и хозяйственных функционеров был наделен огромной властью и привилегиями. Но в то время любой самый высокопоставленный представитель номенклатуры был лишен личной безопасности, испытывал постоянный страх за свою судьбу и судьбу своей семьи, свою карьеру. После смерти Сталина “правящий класс” обретает стабильность, освобождается от страха за жизнь, а с приходом к власти Брежнева — и от многих моральных запретов.

Основу номенклатуры составлял высший слой партийных функционеров. В 60—70-е годы ряды “нового класса” расширяются за счет верхушки профсоюзов, ВПК, привилегированной научной и творческой интеллигенции. Его общая численность достигает 500-700 тыс. ч., а вместе с членами семей — порядка 3 млн., т.е. 1,5% населения страны. В рамках номенклатуры уже в начале 70-х годов возникли многочисленные корпоративные структуры со своими интересами и рычагами власти. По мере роста возможностей все острее становилась для номенклатуры потребность в настоящей собственности не только на предметы потребления, но и на промышленные и сельскохозяйственные предприятия и землю.

У многих высокопоставленных руководителей накопились уже не предметы потребления, а капиталы. Источниками обогащения стали всевозможные злоупотребления, систематические взятки, приписки, протекционизм, “зоны вне критики” наряду с упоминавшимся уже “цеховым” бизнесом. К концу брежневской эпохи “новый класс” через систему привилегированного образования, назначений, выдвижений по службе пытается создать систему передачи власти или хотя бы привилегий по наследству.

Следующим закономерным шагом перерождения советской правящей элиты стал фактический переход номенклатуры от ро - ли управляющих социалистической собственностью к положению ее реальных хозяев; этот процесс пошел, все ускоряясь, с начала 80-х годов.

Итак, начиная с середины 70-х и особенно в 80-е годы кризис охватил большинство функциональных узлов экономики. Кризис топливно-сырьевых и инвестиционных секторов стал результатом форсированного режима их функционирования, что, в свою очередь, было следствием структурных дисбалансов народного хозяйства, его технологической отсталости и износа производственного аппарата. Деградация потребительского сектора была предопределена установленной с первых дней советской власти системой приоритетов, которая диктовалась гонкой вооружений и необходимостью наращивания производства сырья. Это тормозило рост уровня и качества жизни.

Таким образом, кризис советской социально-политической и экономической системы, задержавшийся благодаря нефтедолларам на фоне мирового нефтяного кризиса по меньшей мере на пятнадцать лет, в начале 80-х годов выразился в резком падении темпов производства: в промышленности — с 8,4% в 60-х годах до 3,5% (по данным Конгресса США — 1,5%) в 80-х; в сельском хозяйстве соответственно — с 4,3% до 1,4%. Если же опираться не на официальную статистику, а на исследования наиболее передовых экономистов того времени (например, А.Г. Аганбегяна), то в 70-е годы в стране к тому же вообще не было роста производительности труда, а в первой половине 80-х годов она снизилась примерно на 8%.

Эти отчаянно низкие экономические показатели стали закономерным результатом всей экономической политики (скорее ее отсутствия) советского правительства, ориентированной на преимущественное производство танков и ракет; уровень эффективности капиталовложений был крайне низким — средний срок сооружения каждого из 800 крупных машиностроительных заводов составлял 13 лет; для повышения эффективности не было никаких стимулов. Наконец, одно немаловажное обстоятельство, которое обычно не учитывается: в то время, как в передовых промышленных странах начиналась информационная революция, Советский Союз рассматривал увлечение информатикой как своего рода заразную болезнь, отставая в этой области даже в отношении базовых технологий.

Стал очевиден ряд крайне отрицательных долгосрочных тенденций. Наиболее серьезными проблемами стали демографические, связанные с одновременным сокращением рождаемости и прекращением перетока сельского населения в города, и экологические, вызванные не только неэффективными технологиями, но и выработкой сырья на богатых месторождениях в обжитых районах и необходимостью освоения новых, как правило, менее богатых и удобных для добычи. Обе тенденции крайне отрицательно сказались на экономическом развитии страны. Требовались постоянно нарастающие капитальные вложения для поддержания действующих производств и ввода новых. Экономика не могла больше выдерживать напряжения в рамках действовавшей экономической модели.

Эпоха экстенсивного развития закончилась. Необходимо было переходить к интенсивному развитию, требующему принципиальной смены экономической модели.

Глава 24

Разрушение централизованного
планового хозяйства. Распад СССР

(1985-1991 гг.)

К началу восьмидесятых годов в Советском Союзе сложилась военная экономика в ее крайнем проявлении: в общем объеме продукции машиностроения производство военной техники составляло более 60%, а доля военных расходов в валовом национальном продукте достигла 23%; к концу 80-х эти цифры составляли соответственно 80% и 28%. Но военная экономика — это не просто бремя огромных расходов на оборону, но и (1) акцент на тяжелую промышленность, (2) игнорирование сферы потребления, (3) изолированность народного хозяйства страны, (4) крайняя централизация и бюрократизация управления им, (5) значительная, хотя и мало заметная в условиях дефицита инфляция, (6) призывы к массовым жертвам, (7) мания преследования.

Для политического состояния общества в этот период характерна оторванность высшего руководства страны от населения, почти династически передававшего власть от одного старца другому (к началу 80-х годов средний возраст членов Политбюро ЦК КПСС достиг 70 лет). Наследовавший Брежневу Ю.В. Андропов, за плечами которого были подавление Будапештского восстания (1956 г.) и руководство КГБ (1967—1982 гг.), придя к власти в 1982 г., начал проводить мероприятия, направленные на укрепление дисциплины, но не успел многого сделать. Сменивший его К.У. Черненко уже ничего серьезного для реформирования хозяйства и общества не предпринимал (если не считать грандиозной и столь же опасной программы мелиорации и переброски северных рек).

К середине 80-х положение в стране стало таким, что никакие экономические изменения в этих условиях были невозможны без радикальных политических реформ. Вероятно, ощущение возможной потери власти верхушкой партии привело к руководству в 1985 г. М.С. Горбачева, наиболее молодого и радикально настроенного из членов Политбюро.

Несмотря на всеобщее понимание невозможности дальнейшего экономического развития без радикальных изменений всей системы хозяйственного управления, в обществе и даже среди экономистов не было полной ясности в том, каким же должен быть новый экономический механизм; не было и однозначного представления о путях перехода к новой экономической системе. Период 1985—1990 гг. стал временем вызревания радикальных экономических реформ, направленных на создание рыночного механизма, открывающего возможность интенсивного развития экономики.

Столь радикальные преобразования в экономическом механизме — переход от планово-административной системы к рынку — привели к мощнейшим политическим потрясениям, закончившимся распадом СССР, к тяжелейшему системному кризису.

Реформы 1985—1990гг.: “Гласность”, “Ускорение”, “Перестройка”. Понимая неизбежность реформ и будучи убежден, что реформы, проведенные “сверху”, могут вывести страну из кризиса сохранив руководящую роль коммунистической партии, Горбачев провозгласил “Гласность” с целью некоторой демократизации общества. Но процесс дозированной сверху гласности быстро вышел из-под контроля: ведь признать, сделать общим достоянием то, что раньше официально скрывалось, значило признать наличие не только отдельных проблем, но общего кризиса системы, который проявлялся как кризис экономический, кризис партии, ставшей копией министерской бюрократии, и кризис идеологии.

Призыв к изменениям тотчас вызвал реакцию масс, подготовленных 20 годами застоя, и сопротивление со стороны власти, раньше скрываемое. Этим противостоянием определялись глубина и темп преобразований.

Все началось с раскрепощения памяти. Ведь долгие годы страна жила в условиях дозированной сверху информации. Даже очевидные вещи не находили объяснения, а просто замалчивались. Но прошлое и настоящее настолько переплетены, что лю - бое признание ошибок прошлого тотчас вело к неприятию действующего порядка. Именно поэтому признание прошлых действий шло крохотными шагами (примером может служить история с признанием факта существования Советско-Германского пакта о ненападении и секретных приложений к нему; другой пример — постепенное, шаг за шагом в течение чуть ли не месяца, признание высшими руководителями страны дисбаланса государственного бюджета, действительной суммы военных затрат и т. д.). Тем не менее “Гласность” расшевелила самосознание общества.

Но социально-политические реформы не могут автоматически дать экономического эффекта, и партия взялась за экономику. Еще весной 1985 г. Горбачев провозгласил ускорение социального и экономического развития (что, строго говоря, не может быть выполнено одновременно) и призвал активизировать “человеческий фактор”. Зазвучали призывы мобилизовать “скрытые резервы”, добиваться максимальной загрузки оборудования, укреплять трудовую и плановую дисциплину. Результат этой кампании, совершенно не затрагивавшей производственных отношений, конечно, был нулевой.

На предприятиях распространялось рабочее самоуправление. Стали создаваться выбиравшиеся собранием трудовых коллективов советы предприятий, которые получили право избрания и увольнения директоров. По всей стране, начиная с Рижского автозавода, прокатилась кампания по выборам новых директоров.

В конце концов эта волна сошла на нет, также не дав экономического результата.

Столь же безрезультатной (но одновременно катастрофичной) была антиалкогольная кампания (1985 г.). Сокращение производства и продажи спиртных напитков на государственных предприятиях привело, с одной стороны, к ликвидации тысяч гектаров виноградников, с другой — к росту подпольного самогоноварения. А все вместе принесло значительной ущерб государству и никаких улучшений обществу. Все это показало несостоятельность традиционных кампаний и необходимость радикальной реформы.

Первой попыткой такой реформы было провозглашение “Ускорения”, направленного на преимущественное развитие научнотехнического прогресса, на повышение роли машиностроения и соответственно доли выделяемых ему капиталовложений; инициатором этой программы выступал А.Г. Аганбегян. Но, как показала практика последующих лет, это только стимулировало непроизводительные капитальные вложения. Развитие машиностроения и других отраслей промышленности, как и прежде, шло за счет потребления и социальной сферы. Мало того, несмотря на решения самого высокого уровня, действующая система централизованного планового распределения инвестиций привела не к увеличению, а к сокращению доли средств, выделенных машиностроению. В результате “Ускорение” ничего не дало.

Более радикальным было провозглашение “Перестройки”, ставившей задачу изменения форм собственности. В основе программы лежали предложения Л. И. Абалкина по развитию двух тенденций — роста самостоятельности предприятий (и соответственно сокращения власти комитетов и министерств) и создания и расширения частного сектора. Чтобы представить себе уровень радикальности этих предложений, напомним, что к этому времени частная собственность отсутствовала в стране не только как таковая, но даже как термин в хозяйственном праве.

Сама идея перестройки, не вполне еще ясная и конкретно сформулированная, большинством структур воспринималась вполне положительно, с надеждами на ослабление тотального контроля сверху и сохранение контроля над нижестоящими организациями, на получение свободы для перераспределения прибыли, узаконивания доходов (в том числе и теневых или, скажем, не всегда и не в полной мере подлежащих налогообложению). Если учесть, что системы налогообложения как таковой не существовало, а прибыль просто забиралась в бюджет по дифференцированным нормативам (в некоторых организациях до 95%), то надежды на хозрасчет привлекали практически всех.

Шаги перестройки. Еще в 1986 г. был принят Закон “Об индивидуальной трудовой деятельности”, открывший возможность совершенно легально заниматься многими видами производства товаров и услуг, не требующими специализированных площадей и оборудования. Подчеркнем, что речь не могла еще идти о привлечении наемного труда. В те годы индивидуальная трудовая деятельность (вне государственных предприятий) не стала массовым явлением и в силу сложившегося менталитета граждан, привыкших работать только на государство, и по причине значительных налогов, не говоря уже о незащищенности от местной администрации и криминальных элементов. Именно тогда в стране появился рэкет, до тех пор бывший неким диковинным явлением западного общества.

Реформирование экономики затронуло сначала лишь предприятия. В 1987 г. был принят Закон “О государственном предприятии (объединении)”, который объявлял свободу предприятиям с ориентацией на самоокупаемость. Формально — никаких планов, министерских команд; только долговременные нормативы, но и ограниченность централизованных капитальных вложений. Основными формами хозяйствования были провозглашены две модели хозяйственного расчета — предприятия сами могли выбирать любую. Первая основана на нормативном распределении прибыли предприятия и формировании фонда зарплаты в зависимости от роста объемов производства. Вторая базировалась на нормативном распределении дохода предприятия и остаточном принципе формирования величины фонда оплаты труда.

В реальности же все сохранилось — и обязательные планы, и зависимость от министерств. В планировании на смену прямым директивным заданиям пришел госзаказ, который также носил обязательный характер и наряду с конкретными показателями содержал агрегированные задания в стоимостном выражении;

госзаказ составлял 90% всего выпуска продукции (т.е. много больше, чем ранее). Экономическая ситуация в целом ухудшилась, так как сфера обмена сузилась до 10% продукции, не подлежащей госзаказу.

Изменений в деятельности ведомств и министерств не произошло. Ведь именно на них, и прежде всего на Госплан СССР, возлагалась ответственность за проведение реформы. Поэтому проводился в жизнь бюрократический вариант, подчиненный действовавшему пятилетнему плану. Экономические нормативы, разрабатывавшиеся Госпланом с министерствами, основывались на заданиях и пропорциях плана.

Именно сохранение пятилетнего плана как догмы с его чрезмерными инвестициями, с одной стороны, и некоторое расширение возможностей предприятий в самофинансировании без соответствующего повышения их ответственности, при сохранении основных функций вышестоящих органов управления, с другой, способствовали усилению материально-финансовой несбалансированности, расстройству денежного обращения, ускорившемуся спаду производства.

В сфере материального обеспечения большая часть ресурсов распределялась по-прежнему по централизованно определяемым лимитам; были введены также лимиты потребления продукции, “имеющей важное народнохозяйственное значение”. Что касается провозглашенных договорных или свободных рыночных цен, то их применение сдерживалось различными инструкциями и постановлениями, а иногда и просто запрещалось как “спекуляция” с изъятием полученной прибыли в бюджет.

В целом не изменились взаимоотношения предприятий с банками и финансовыми органами. Наблюдался рост просроченной задолженности из-за неплатежей — за 1988 г., например, в четыре раза, в том числе поставщикам — в девять раз (спустя три года рост неплатежей приписывался результатам деятельности “демократов”).

Расширение частной собственности шло и за счет кооперативов, создание которых на основании Закона “О кооперативной деятельности” (1988 г.) было разрешено в 30 видах деятельности. Честная работа кооперативов была крайне затруднена противодействием со стороны местной власти, производства (невозможно было легально достать никаких материалов), враждебности населения к частнику, воспитанной многими поколениями. К тому же налог забирал до 65% прибыли. Зато этот закон открыл возможность дельцам теневой экономики отмывать ранее нелегально полученные деньги. Для них объективно необходимый закон создавал все возможности, одновременно возводя тысячи пре- понов просто инициативным людям, не имевшим ни скопленных ранее миллионов, ни властно-номенклатурной поддержки.

Закон о кооперации вместе с остальными действиями правительства ухудшил экономическую ситуацию: резко (в 1989 г. на 10%) увеличились выплаты в условиях дефицита (производство выросло лишь на 1,7%). Все это привело к развитию бартерных отношений между предприятиями, резкому сокращению темпов развития производства, к падению уровня жизни. И это при том, что по-прежнему огромное количество продовольствия и товаров народного потребления закупалось за рубежом. Например, в 1989 г. страна закупила за рубежом 600 тыс. т мяса, 240 тыс. т сливочного и 1200 тыс. т растительного масла, почти 5,5 млн. т сахара, до 500 тыс. т цитрусовых, не говоря уже об огромных закупках зерна.

Усилилась тенденция к натурализации хозяйственных связей. Производителей интересовали не столько цена и рентабельность их продукции, сколько возможность получить в порядке прямого обмена определенные виды продукции и услуг. Предприятия, как и прежде, автоматически получали кредиты Госбанка под восполнение оборотных средств и на выплату зарплаты. Деньги в этих условиях выполняли просто расчетные функции, но отнюдь не формировали рынок товаров.

Советская финансово-кредитная система не могла поставить заслона затратному хозяйствованию. Росли товарные запасы на складах, увеличивались неплатежи. Обычной стала практика проведения взаимозачетов долгов по окончании года. К 1990 г. начались распад хозяйственных связей и кризис денежного обращения. Все это вело к росту материально-финансовой несбалансированности в народном хозяйстве и в конце концов привело советскую экономику на грань коллапса.

Правительство, как всегда, шло по пути кампаний и администрирования.

В целях повышения качества продукции на большинстве предприятий наряду с внутренним контролем была введена “госприемка” по образу и подобию контроля оборонной продукции: работники госприемки имели право не принимать некачественную продукцию и наказывать материально лиц, ответственных за брак. Введение госприемки вызвало сильнейшее противодействие, так как она не повлияла на улучшение качества, но привела к сокращению заработков, лишению премий.

В конце 80-х в условиях отсутствия государственной системы обеспечения, главным образом в результате сокращения органов хозяйственного управления и научно-исследовательских организаций в стране появилась безработица. Реорганизация министерств и сокращение служащих дезорганизовало связи между предприятиями, поскольку в советской системе именно министерства и организации Госснаба обеспечивали снабжение и сбыт всей продукции.

Стремление преодолеть узкие рамки заданных моделей хозрасчета толкало некоторые предприятия к переходу на аренду. В роли арендодателя выступали министерства. В конце 1989 г. вышел Закон “Об аренде и арендных отношениях”, появилась форма аренды с последующим выкупом; это уже вело к постепенной смене собственности государственной на коллективную. Началось разгосударствление сначала только небольших и средних предприятий. С 1988 г. аренда (до 50 лет) была разрешена и в сельском хозяйстве.

Летом 1990 г. были приняты “Основы гражданского законодательства СССР”, вводившие в оборот понятие ценных бумаг, и Закон “О собственности в СССР”, впервые после нэпа установивший равенство трех видов собственности — государственной, коллективной и отдельных граждан.

Тогда же были приняты новый Закон “О предприятиях” и на его основе — Положение СМ СССР “Об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью”, которые позволяли реорганизовать предприятие на основе договоренности трудовых коллективов с вышестоящими органами отраслевого управления. Еще с 1987 г. развивалась система управления предприятиями со стороны министерств “на праве полного хозяйственного ведения”. После выхода нового закона акционерная форма использовалась рядом предприятий, но наиболее активно — министерствами и ведомствами для их реорганизации в “рыночные структуры” (концерны, холдинги). В тех экономических условиях акционирование стало формой перераспределения собственности бюрократией, создав предпосылки для спонтанной номенклатурной приватизации.

Наконец, в 1991 г. был принят Закон “Об общих началах предпринимательства граждан в СССР”. Он фактически впервые допустил возможность применения наемного труда на негосударственных предприятиях.

В итоге можно констатировать, что за период после 1985 и до 1990 г. включительно произошла “революция умов”, но за эти 5-6 лет не была решена ни одна из насущных задач — ни проблема политического плюрализма, ни проблема создания рыночной экономики. А кризис тем временем нарастал, начался фиксируемый даже советской статистикой спад промышленного производства.

В целом реформа была ориентирована на ограниченный круг целей и осуществлялась некомплексно. Единственным результатом стало изменение хозяйственного механизма предприятия. Но наряду с этим сохранились отраслевые структуры, система централизованного планирования и материального снабжения. Главное — не изменились реально структура, функции и практика деятельности банков, кредитно-денежных учреждений и бюджетно-финансовой системы. Собственный отрицательный опыт реформирования привел к осознанию того факта, что нужны не просто иные методы экономического управления, а принципиально иной механизм функционирования экономики — рынок и соответственно иная социально-экономическая модель развития общества. На повестку дня встал вопрос о приватизации государственной собственности и полной либерализации экономических отношений.

Одновременно выявились вся глубина кризиса и невозможность быстрых изменений в хозяйстве. Ощущалась необходимость широкомасштабных программ. И они разрабатывались в этот период и предлагались правительству.

“Программа решительных мер” Ю.Д. Маслюкова (тогда — председателя Госплана СССР) — типично бюрократическая программа резкого увеличения поставок товаров народного потребления (уже в 1990 г. — на 12%) в рамках стандартной плановой системы и оптовой торговли, которая должна была бы заменить централизованное материально-техническое снабжение.

“Программа построения рыночного хозяйства” Л.И. Абалкина (умеренно-радикальная) предусматривала создание рыночной экономики в течение 5 лет — 1990—1995 гг. Ее основные элементы:

—   реформа ценообразования и социальных компенсаций;

—  закрытие всех убыточных предприятий или их преобразование в арендные, кооперативные, акционерные общества;

—  создание нового экономического механизма, ликвидация неприбыльных колхозов и совхозов;

—   оздоровление финансов и антимонопольная политика.

“Программа 400 дней” Г.А Явлинского и более известная, подготовленная при его участии “Программа 500 дней” С.С. Шаталина, обязательными условиями которых провозглашались наличие федеративного договора между республиками, широкомасштабная приватизация государственной собственности и освобождение цен.

Однако правительство не проявило склонности к радикализму — была принята программа Н.И. Рыжкова, ориентированная на “планово-рыночную экономику”. Это и понятно (хотя непонятно — как можно совместить план и рынок). Правительство представляло себе масштаб потрясений, которые вызвали бы радикальные реформы. Другими причинами были идеологические шоры, сопротивление аппарата — 18 млн. ч., каждый из которых имел фактические или потенциальные выгоды от обладания властью и дополнительные доходы, обусловленные существованием дефицита в экономике. Но, возможно, самой главной причиной была апатия населения, которое в течение 70 лет учили презирать все, что движет рыночной экономикой.

Распад политической и экономической системы Союза. К началу 90-х годов экономика Советского Союза находилась в глубочайшем кризисе, накапливавшемся еще с начала 70-х. Материально-финансовая несбалансированность углублялась с каждым днем, на всех товарных рынках ощущался тотальный дефицит, усиливалась натурализация хозяйственных связей. В декабре 1990 г. месячная инфляция перешла 10%-ю отметку. Дезинтеграция промышленности подталкивалась ослаблением союзной системы отраслевого управления, шла регионализация экономических отношений.

Серьезнейшая причина кризиса, помимо естественных трудностей перехода к рыночной экономике, заключалась и в просчетах финансовой и ценовой политики 1988—1990 гг. Разбухание денежной массы, рост доходов населения при сохранении административного контроля над ценами привели к подрыву денежной системы, бегству от рубля, натурализации обмена и развитию бартера. К 1988 г. на сберегательных книжках населения скопилось почти 300 млрд. руб., а товарные запасы составляли 81 млрд. руб. Село, как и в 1929 г., оказалось наиболее переполненным деньгами в результате постоянных дотаций (только за 1990 г. аграрно-промышленный комплекс получил дотаций на сумму около 100 млрд. руб.); в этих условиях сельхозпредприятия просто не были заинтересованы в наращивании объемов производства.

Все процессы реформирования происходили на союзном уровне, оставляя республиканским органам роль исполнителей. Такая организация работы, безусловно, повлияла как на выработку, так и на содержание мероприятий реформы, привела к затягиванию сроков их осуществления, а на определенном этапе способствовала усилению центробежных сил в союзной экономике.

Первые со времени начала перестройки выборы в Верховный Совет СССР состоялись еще в 1989 г. в условиях сохранения реальной власти у прежней номенклатуры, непонимания населением степени грядущего преобразования страны и общества, всей глубины политического и экономического кризиса и перспектив выхода из него. В период работы этого состава Верховного Совета СССР развернулась борьба за выяснение истинного положения дел и выработку общих направлений развития страны. Результативность работы Верховного Совета СССР была крайне низкой.

Заметно иначе работал избранный годом позже Верховный Совет РСФСР, провозгласивший независимость России. Он обсуждал и принимал более радикальные законы, необходимые для формирования рыночных отношений. В период параллельного существования Верховных Советов СССР и РСФСР (1990-й и первая половина 1991 гг.) сложилось противостояние двух Советов (союзного и российского) и принимаемых ими законов, причем ведущую роль в этих процессах играл Верховный Совет РСФСР.

На уровне Союза экономическая деятельность правительства была сосредоточена в основном на денежном обращении (конфискационная политика была направлена на изъятие денег) при неизменности экономических отношений по существу. В январе 1991 г. были неожиданно изъяты из оборота и заменены новыми 50- и 100-рублевые купюры старого образца. 1 апреля 1991 г. под руководством В.С. Павлова была проведена денежная реформа, в ходе которой были пересмотрены все цены. В результате цены на все товары выросли в 2-5 раз; зарплата же увеличилась лишь на 20—30%. Правда, при этом впервые после 20-х годов были официально введены в оборот понятия различных видов цен — наряду с государственными допускались также договорные, кооперативные, цены черного рынка.

Все это, конечно, не способствовало ни развитию хозяйства и повышению уровня жизни, ни установлению объективных отношений как между предприятиями, так и между регионами и союзными республиками. В результате в апреле 1991 г. после Ново-Огаревского совещания Советский Союз перестал существовать де-факто. Хотя формально продолжали существовать Верховный Совет СССР и его президент. Роль организатора рыночных отношений взяла на себя Россия, одновременно приняв на себя все международные обязательства и долги Союза.

Летом 1991 г. была выдвинута подготовленная под руководством Г. Явлинского и профессора Гарварда Г. Аллисона программа “Согласие на шанс”, предлагавшая проведение политической и экономической реформ в 1991—1997 гг. Политическая часть программы предполагала подписание республиками союзного договора и новой конституции, создание экономического союза с едиными правовым режимом, таможенным пространством, денежным хозяйством, условиями функционирования предприятий. Экономическая программа включала создание единых органов управления, приватизацию, структурную перестройку промышленности и конверсию оборонных производств с помощью западных кредитов. Однако все закончилось лишь обсуждением этой программы в прессе. Вместо нее 18 октября 1991 г. был денонсирован Союзный договор 1922 г. и подписан руководителями восьми союзных республик Договор об экономическом сообществе, положивший начало Союзу Независимых Государств (СНГ).

Все, что изложено далее, относится к экономической истории уже другого государства — Российской Федерации.

Рекомендуемая литература

1.     Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко Б.П.История России. XX век. М., 1996.

2.     Берт Н. История советского государства 1900—1991 гг. М., 1992.

3.     Гайдар Е.Т. Сочинения. Т. 1, 2. М., 1997.

4.     Геллер М, Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза от 1917 г. до наших дней. Кн. 2. М., 1995.

5.     Мау Б.А. Экономика и власть. 1985-1994. М., 1995.

6.     Ослунд А. Россия: рождение рыночной экономики. М., 1996.

7.     Сакс Дж. Рыночная экономика и Россия. М., 1994.

8.     Тимошина Т.М. Экономическая история России. Уч. пос. / Ред. Н. Чепурин. М., 1998.

9.     Шмелев Н.П., Попов Б.Б. На переломе. Экономическая перестройка в СССР. М., 1989.

10.    Экономика переходного периода. М., 1995.

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

Развитие капитализма в России

Глава 5

“Великие реформы”

Глава 6

Пореформенное развитие

Глава 7

Экономическое развитие России в начале XX в.

Глава 8

Экономика России в период Первой мировой войны и Февральской революции 1917 г.

ЭКОНОМИКА СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА

Хозяйство страны в условиях становления и “выживания” советской власти

Глава 9

Великая Октябрьская

социалистическая революция и возникновение социалистической системы хозяйства. Первые шаги “диктатуры пролетариата”

Глава 10

Хозяйство страны в период военной интервенции и Гражданской войны

Глава 11

Кризис военного коммунизма

Новая экономическая политика

Глава 12

Сущность нэпа как системы.

Периоды развития

Глава 13

Становление нэпа и создание условий функционирования рынка

Глава 14

Начало индустриализации и расцвет нэпа

Глава 15

Конец нэпа

Период индустриализации

Глава 16

“Великий перелом” в деревне

Глава 17

Индустриализация

Великая Отечественная война

Глава 18

Первый период войны

Глава 19

Второй и третий периоды войны

Глава 20

Итоги Великой Отечественной войны

Послевоенное развитие СССР. Замедление темпов роста советской экономики

Глава 21

Послевоенное восстановление хозяйства

Глава 22

Развитие экономики в хрущевские годы

Глава 23

Период торможения экономики

Глава 24

Разрушение централизованного планового хозяйства. Распад СССР