Сергей Хрущев. Глава из книги "Реформатор"
От цен единого уровня к Новочеркасской трагедии

В мае 1962 года торжественно отметили 40-летие детской пионерской организации, советского аналога западных скаутов, а 1 июня 1962 года отца пригласили на приуроченное к торжественной дате открытие нового шикарного Дома пионеров в Москве на Ленинских горах. Праздник удался на славу. Выступали танцоры, певцы, спортсмены, все пионерского возраста, ну а взрослые говорили речи. Выступил и отец. Очень коротко. В это же время в далеком Новочеркасске забастовали рабочие электровозостроительного завода. Отец о происходящем еще ничего не знал. Собственно, в тот момент там еще и не произошло ничего такого, о чем следовало докладывать главе правительства.

Так что же случилось в Новочеркасске 1 июня?

Начну с предыстории. Напомню, что летом 1960 года Пленум ЦК постановил разработать и внедрить в практику «цены единого уровня», то есть такие, когда произведенная продукция оплачивается потребителем напрямую, а не за счет перекрестной системы доплат, дотаций и других финансовых ухищрений.

При Сталине индустриализация проводилась за счет ограбления крестьян, принуждаемых работать за трудодни-палочки, когда на приемных пунктах за килограмм зерна платили меньше, чем стоила одна лишь его доставка. С другой стороны, промышленные товары, от тракторов до трусов, продавались втридорога. Установленная государством система цен, так называемые «ножницы» «выстригали» из труда крестьян сверхприбыли, которые и вкладывались туда, куда Сталин в то время считал их нужным вложить. Неповиновение, один лишь намек на неповиновение, карался жестоко, чтобы другим неповадно было. Так крестьяне и работали из-под палки, но рабский труд непроизводителен, хлеба, не говоря уже о чем-либо ином, в стране хронически не хватало.

Отец считал, что без материальной заинтересованности производителя в своем труде воз советской экономики с места не сдвинуть. Только прозрачная система цен позволяла установить такие отношения между продавцом и покупателем, которые базируются на заинтересованности производителя в результатах своего труда, заинтересованности сделать производство эффективным и менее затратным, а значит, и более прибыльным. Одновременно покупателю предоставляется возможность выбрать товар по своему вкусу, и оплата товара сполна должна стимулировать производителя.

В 1953 году отец отменил наиболее одиозные налоги и одновременно увеличил закупочные цены. Все с той же целью, ибо эффективен только мотивированный труд. Отец называл эти естественные взаимоотношения производителя и потребителя — материальным стимулированием. В народе выражались проще: «как потопаешь, так и полопаешь». Выражения разные, но суть неизменна.

Собственно, к восстановлению мотивации труда на селе (в промышленности дела обстояли получше) и направлял отец в последние годы все свои усилия: снижал налоги, повышал закупочные цены, пытался установить фиксированный, на несколько лет вперед, оброк со ста гектаров пашни. За труд следует платить столько, чтобы человеку хотелось работать и удавалось заработать. «Какой дурак, извините меня за грубость, — повторял отец из совещания в совещание, — станет увеличивать производство мяса, если чем больше он его производит, тем больше хозяйство — совхоз или колхоз — терпит убыток».

Однако сделать отношения производителя-крестьянина и потребителя-горожанина естественными, когда потребитель платит производителю цену, способную всерьез заинтересовать его, никак не получалось. Все упиралось в крайне низкие розничные, магазинные цены на продукты питания. Их еще называли политическими или социально-ориентированными.

Государство увеличивало закупочные цены, оставляя розничные неизменно низкими. Отец понимал, если товар: зерно, мясо, молоко закупаются по более высокой цене, то и продаваться они должны не задешево, но поделать ничего не мог. Повысь он цену на хлеб… Вот и приходилось вводить до крайности раздражавшие людей запреты.

Но государственный карман — из него доплачивалась разница между растущими закупочными и неизменными розничными ценами на хлеб, на мясо, на молоко — не бездонный. Собственно, в стратегии цен мало что изменилось. Если при Сталине грабили крестьян в интересах металлургов и машиностроителей, то теперь пытались отдать долги за счет ограбления кого-то еще и в другом месте, например, завышая цены на одежду или мебель. Деньги из ниоткуда не берутся. Что в одном месте прибавится, то в другом — убудет. Получался тришкин кафтан. Страна погружалась в экономический сюрреализм, ведущий ее к банкротству. Вырваться из него, сделать труд крестьян мотивированным, прибыльным, этот «капиталистический» термин отец употреблял все чаще, можно только нарушив догму «неповышения цен при социализме». Эту очевидную истину провозглашали и собранные Засядько в Госэкономсовете ученые-экономисты. Их выводы подтверждались реалиями жизни, сельскохозяйственное производство последние два года отказывалось расти, хоть плачь.

В марте на Пленуме ЦК отец говорил, что из продуктов питания у нас нет перебоев только с хлебом. Мясо и молоко можно купить далеко не всегда и не везде. Всё, как и прежде, упиралось в недостаток кормов, кукуруза приживалась плохо, она требовала труда, а без соответствующей оплаты, без заинтересованности никто не хотел заниматься тщательной обработкой полей, рыхлением, прополкой. Вот она и хирела, едва проклюнувшись из земли.

С зерном, пшеницей, рожью, ячменем, овсом дело обстояло лучше, но зерна едва хватало на обеспечение людей, скармливать его коровам и свиньям рука не поднималась. Чтобы избавиться от извечно российского страха перед недородом, голодом, нужно, считал отец, увеличить сбор зерна втрое. И правильно считал. Но как?

На Пленуме отец признал, так как возврат к старому, к принуждению невозможен и неэффективен, остается только одно: открытое, не дотационное сбалансирование закупочных и розничных цен. Иначе страна очень скоро вылетит в «черную дыру» бюджетных доплат и переплат.

Сейчас такое решение называют «непопулярным», тогда оно отдавало «самоубийством», хорошо если только политическим. Но отец все же решился. Иначе пришлось бы отказаться от реформирования не только сельского хозяйства, но всей экономики.

Сразу после Пленума, в марте, отец распорядился готовить соответствующие документы. 17 мая 1962 года Совет Министров принимает решение повысить закупочные (сдаточные) цены на крупный рогатый скот, свиней, птицу, масло животное и сливки, и весьма существенно, по некоторым категориям чуть ли не вдвое. Одновременно увеличивали розничные цены на мясо и мясопродукты на тридцать процентов, а на масло животное — на двадцать пять процентов.

1 июня 1962 года газеты опубликовали оба Постановления: «О повышении закупочных цен» и «О повышении розничных цен». На первое никто внимания не обратил, рядовых горожан, стоящих в очереди к прилавку магазина, оно не касалось, а вот второе вызвало бурю негодования. Винили, естественно, отца, и тут же поминали «благодетеля» Сталина — при нем цены шли не вверх, а вниз.

Отец решил выступить по телевидению с разъяснениями. Его помощник по международным делам, осторожный и дипломатичный Олег Трояновский попытался было отговорить отца, посоветовал поберечь репутацию, поручить неприятную миссию Микояну или Косыгину.

— Я первое лицо в государстве, и негоже мне прятаться за чьи-то спины. Я отвечаю за все и к людям обязан обратиться только я, — резко возразил отец.

Трояновский промолчал, но остался при своем мнении.

Доводы отца понимания в народе не встретили. Люди глухо роптали. Когда вечером 1 июня я попытался пересказать отцу, о чем судачат в Москве, он только грустно отмахнулся: «Я все знаю. Да и не могло быть иначе». Вот только он мне не сказал, что на юге России, в Новочеркасске и еще кое-где, где конкретно я, за давностью лет, уже не припомню, дело в тот день не ограничилось роптанием. В ранних публикациях я упоминал в этой связи Муром и Темиртау. После проверки выяснилось, что меня подвела память, беспорядки там происходили, но в другое время и по другому поводу.

В большинстве мест все закончилось миром. В Новочеркасске же ситуация сложилась иначе. Там на электровозном заводе в феврале повысили нормы выработки, что привело к падению зарплаты рабочих. У некоторых — до тридцати процентов, а тут 1 июня навалилось еще и повышение цен. Совпадение оказалось трагическим. Люди возмутились не на шутку. Утром 1 июня рабочие литейного цеха, по началу человек двадцать-двадцать пять, забастовали, потребовали директора. Директор завода Борис Курочкин повел себя в высшей степени по-хамски. В ответ на жалобу, что теперь рабочим мяса купить не на что, он нагло бросил: «Нет денег на мясо, покупайте пирожки с ливером». Возбужденные его словами люди двинулись к заводоуправлению. По пути к ним присоединились рабочие других цехов. Количество бастующих быстро выросло до трех тысяч человек. Появились плакаты: «Мяса, масла, повысьте зарплату!». Рядом водрузили большой портрет Ленина. Толпа запрудила заводскую площадь, перегородила железнодорожные пути, остановила поезд… Перепуганное городское и областное начальство вместо того чтобы попытаться самим уладить дело, обратилось за помощью к военным.

2 июня отец вернулся домой хмурый. На мой вопрос: «Что случилось?» — ответил: «В Новочеркасске рабочие устроили бузу, дошло дело до стрельбы». «Буза» в терминологии отца означала отказ рабочих от работы. Он не раз вспоминал, как сам перед революцией «бузил» на заводе Боссе в Донбассе. Буза, при умелом обращении с людьми, не сулила серьезных неприятностей. В том, как все обернулось в Новочеркасске, отец винил не рабочих, а местное партийное начальство, потерявшее, как он говорил, всякую связь с народом.

Теперь же, когда пламя разгорелось, пришлось вмешаться центру. Отец сказал, что на место вылетели Андрей Павлович Кириленко и Александр Николаевич Шелепин, но с поручением они не справились, струсили. Побоялись даже выйти к людям, отсиживаются в обкоме, в Ростове. Следом отец отправил другой десант: Фрола Романовича Козлова, Анастаса Ивановича Микояна и партийного пропагандиста Леонида Федоровича Ильичева. Особую надежду отец возлагал на Микояна, на его умение договариваться, как шутил отец, даже с чертом. Договориться не удалось, конфликт «разрешили» с применением военной силы, погибли люди. Наиболее активных демонстрантов арестовали, как докладывал, выехавший на место, первый заместитель председателя КГБ генерал-полковник Петр Иванович Ивашутин, «за попытку вооруженного мятежа и хулиганские действия, приведшие к серьезным разрушениям в городе». В подтверждение своих слов он прислал отцу толстый альбом фотографий: здания с выбитыми окнами, комнаты с переломанной мебелью, толпы людей на улицах…

Отец принес фотографии домой, сунул их мне: «Если хочешь, посмотри, что там творится». Отвечать на вопросы не стал, только отмахнулся: «Не приставай».

О том, что случилось в те дни, я узнал из разрозненных обмолвок причастных к трагедии лиц. Постепенно, как из мозаики, складывалась некая картина, естественно, далеко не полная. Председатель КГБ Владимир Семичастный в моем присутствии рассказывал, что зачинщиков беспорядков судили, наиболее злостных расстреляли. От его слов повеяло могильным холодом 1930-х годов.

Потом сын Микояна Серго объяснил мне, почему Анастасу Ивановичу не удалась его миссия. По его словам, Козлов полностью отстранил Микояна от дел. Жесткий Козлов рвался применить силу, напрочь отвергал предложения Микояна вступить с толпой митингующих в переговоры. Козлов без обиняков напомнил Микояну, что тот уже напереговаривался до крови в 1956 году в Венгрии, допереговаривается и здесь. Беспорядки следует пресечь в зародыше, пока они не расползлись за пределы города, пока их еще можно пресечь и, по возможности, избежав худшего.

В исторической ретроспективе прав оказался Козлов, переговоры ни к чему бы не привели. Стихийный протест не дает такой возможности, а в Новочеркасске властям противостояла неорганизованная, возбужденная толпа. Разговаривать было не с кем, толпу никто не вел. А какие переговоры со стихией?! Так и получилось, пока москвичи совещались, спорили, не могли договориться, что предпринять, время безвозвратно ушло, обстановка раскалилась докрасна, и все окончилось кровопролитием, которого, действуй они изначально решительно, по Козлову, можно было бы избежать. Так что за пролитие крови основную ответственность несет, как это ни парадоксально, умиротворитель Микоян.

Когда все закончилось, Козлов не только потребовал строго наказать участников демонстрации, но распорядился депортировать в Сибирь тех, кого не за что было арестовывать. Микоян возражал, пригрозил, что пожалуется Хрущеву. В ответ Козлов запретил соединять Микояна с Москвой и одновременно приказал подогнать к Новочеркасску вагоны, в которые предстояло погрузить депортируемых. Только после скандала, устроенного Микояном, ему позволили дозвониться до отца. Отец возмутился самоуправством Козлова, депортация не состоялась. С тех пор Козлов и Микоян еще более возненавидели друг друга. Вот, собственно, и все, что мне удалось узнать по горячим следам.

Долгое время я не подвергал сомнению версию о намерении Козлова сослать все население Новочеркасска. Вернее, просто о ней не задумывался. А потом задумался, и «вагонная» история стала казаться мне подозрительной. Мы знаем о ней со слов Микояна, и рассказал он ее уже после инсульта Козлова, когда последний чисто физически не мог ничего возразить.

Козлов подобными полномочиями не обладал и не мог обладать. Да и никто бы без согласия отца и формального решения Президиума ЦК и слушать его не стал. Подогнал вагоны! Депортировать целый город! Куда депортировать? Где этих людей размещать? В 1962 году такое самоуправство наверняка стоило бы Козлову карьеры, да и слухи о нем разошлись бы по Москве широкими кругами. Однако дыма без огня не бывает, что произошло тогда на самом деле, я расскажу чуть ниже.

Более или менее достоверная картина происходившего в те дни в Новочеркасске раскрылась лишь в конце 1980-х годов, когда по решению I съезда народных депутатов СССР военная прокуратура провела подробное расследование. Конечно, и эти результаты не до конца объективны. Военные пытались обелить себя, свалить вину за кровопролитие на КГБ, но факты были собраны исчерпывающие.

Материалы дела свидетельствуют о следующем. Партийное начальство во главе с первым секретарем Ростовского обкома Басовым приехало в Новочеркасск только во второй половине дня 1 июня, когда митинг уже набрал силу. Это тот самый Басов, который в 1961 году произвел слабое впечатление на отца. Он его тогда охарактеризовал «фразером», собрался заменить, но не успел. Басов вышел на балкон заводоуправления. Толпа притихла. Люди ждали, что он заговорит о наболевшем, о тарифах, о заводских проблемах. Басов же, не найдя нужных слов, стал зачитывать опубликованное в газетах «Обращение ЦК КПСС и Совета Министров СССР о повышении цен». Толпа враждебно загудела, кто-то бросил в Басова бутылкой. Обкомовцы ретировались в здание и приказали милиции очистить площадь. Но милиции, даже при поддержке вызванных к тому времени внутренних войск, выполнить приказ не удалось. Более того, балконом завладели забастовщики, сорвали висевший на фасаде дома портрет Хрущева, виновника, по их мнению, всех несчастий в стране, и под одобрительные выкрики толпы сбросили его вниз. Кто-то снизу выкрикнул: «Долой правительство Хрущева! На мясо его! Давай сюда Маленкова и Шепилова!» Уже потому «хороших», что их изгнал ставший «плохим» Хрущев, что типично для стихийного протеста.

Затем забастовщики попытались выступать сами, воспользовались оставшимся от Басова мегафоном. Но он не действовал. Находившиеся на балконе люди, рассерженные неудачей, выбили ближайшие окна, залезли внутрь, чуть пограбили, но вглубь здания не пошли, пыл их быстро охладел. Митинг тем временем переместился к соседнему переходу над железной дорогой, теперь его, а не балкон заводоуправления, использовали как трибуну. Кто-то забирался наверх, что-то кричал, галдящая сама по себе толпа его не слушала и не слышала.

Все еще остававшийся в помещении заводоуправления Басов обратился за помощью к армии. Министр обороны маршал Малиновский телефонограммой, ссылаясь на распоряжение Хрущева, приказал командующему округом генералу армии Иссе Плиеву поднять по тревоге воинские подразделения и сосредоточить их в районе Новочеркасска. Однако Плиева в штабе не оказалось, он уехал в войска и вообще еще ничего не знал о происходящем. Его разыскивали, но не разыскали, пока он не вернулся в свой кабинет в Ростове, а Басов все сидел, забаррикадировавшись в заводоуправлении. Митингующие, не зная, что дальше предпринять, столпились на железнодорожных путях. Только в четыре часа дня начальник штаба округа доложил Плиеву о поступившей команде. Генерал решил не спешить, сначала самому разобраться в обстановке и, не отдав никаких распоряжений, уехал в Новочеркасск.

Тем временем в Ростов приехали «москвичи»: член Президиума ЦК, заместитель отца по Бюро ЦК по РСФСР Андрей Павлович Кириленко и секретарь ЦК Александр Николаевич Шелепин в сопровождении двух заместителей председателя КГБ Ивашутина и Захарова.

Как позже свидетельствовал перед работниками прокуратуры Шелепин, Хрущев, напутствуя его и Кириленко, приказал действовать только мирными средствами.

Когда в 5 часов вечера генерал Плиев прибыл на место, он получил от Кириленко, взявшего в свои руки власть, распоряжение вызволить Басова, заблокированного в здании заводоуправления. Инструктируя подчиненных, Плиев особо подчеркнул: «Во время операции силу и оружие не применять». Более того, солдатам вообще не выдали патронов к автоматам. Разведывательно-десантная рота 18-й дивизии черным ходом вывела областное начальство из здания заводоуправления и доставила к Кириленко. Надо сказать, что военные входили в здание открыто, хотя толпа и была настроена нервозно. Люди перевернули два грузовика, хватали офицеров за рукава, спрашивали: «Вы за кого?» Но вслед за военными в здание бастующие не пошли.

К этому времени к площади подошли вызванные Кириленко танки. Митинговавшие встретили их куда более враждебно, чем десантников, в гусеницу головной машины пытались засунуть металлические прутья, разбили фары и перископ, а в довершение всего накрыли танк брезентом. Заметив танки, заместитель Плиева генерал Шапошников приказал немедленно их с площади убрать. Он не знал, что они здесь по распоряжению Кириленко.

Спустя десятилетия после событий в прессе сообщалось о генерале, отказавшемся, вопреки приказу, ввести танки в город. В материалах следствия о подобных действиях не говорится ничего. На самом деле, когда, еще до приезда Кириленко в Новочеркасск и до приказа Малиновского, Басов позвонил командиру 18-й танковой дивизии полковнику Шаргородскому и попросил навести на заводе порядок, тот ответил отказом. Обкому он не подчиняется. Так же отреагировали на звонок Басова и в штабе округа. Без приказа командующего округом Плиева они решили ничего не предпринимать. Генерал Плиев одобрил действия, вернее, бездействие своих офицеров. Войска вмешались, только получив распоряжение министра обороны маршала Малиновского. Случаев неисполнения приказов по команде не наблюдалось. Но нет дыма без огня. Генерал-лейтенанта танковых войск Матвея Кузьмича Шапошникова, в 1962 году первого заместителя Плиева, в 1966 году отправили в отставку из-за постоянных разногласий с командующим. В 1967 году, при Брежневе, его судили «за изготовление и хранение анонимного письма-воззвания антисоветского содержания». К написанию письма его подтолкнули «репрессии и издевательства со стороны Плиева». Так генерал свидетельствовал на собственном судебном процессе в октябре 1967 года. О суде над ним, как и о процессе над участниками волнений в Новочеркасске, в прессе, естественно, не сообщалось. Вот людская молва и свела 1962 и 1967 годы воедино.

В семь вечера в штаб военного округа позвонил из Москвы Малиновский и лично распорядился: «Передайте Плиеву. Дивизию поднять. Танки не выводить. Навести порядок. Доложить». Ближе к вечеру из Москвы прилетели Козлов с Микояном и взяли командование в свои руки. Новоприбывшие разместились в расположении танковой дивизии. Настроен Козлов был решительно. На первом же совещании он заявил: «Надо применять оружие, а тысячу человек посадить в железнодорожные теплушки и вывезти из города». Об этом разговоре, наверное, и вспоминал Микоян. Тысячу человек, но не все население города, и как далеко их везти Козлов тоже не уточнил, но люди склонны к преувеличениям. Имели ли Козлов с Микояном соответствующие полномочия от Хрущева, комиссия не выяснила, но отметила, что за заявлением Козлова никаких действий не последовало.

С наступлением темноты бастующие разошлись по домам.

Утром 2 июня рабочие вновь собрались на площади перед заводоуправлением. Решали, что делать дальше. Наконец построились колонной и двинулись по мосту через реку Тузлов к зданию горкома партии. Колонна получилась внушительная, над толпой колыхались красные флаги, портреты Ленина, Маркса, Энгельса. На мосту через реку Тузлов демонстрантов встретили посланные Козловым танки и шеренга курсантов Ростовского военного училища. Все без оружия. Люди не полезли на рожон, переправились через реку вброд. Их никто не задерживал. К 10.30 утра колонна вышла на площадь Ленина, к зданию, где находились Новочеркасский горком и горисполком. К бастующим никто не вышел, местные руководители в панике разбежались. Вход в здание преграждала шеренга народных дружинников и солдат. Рассерженные люди легко смели оцепление, взломали двери и растеклись по этажам. На балконе появились первые ораторы из демонстрантов. Они уже прослышали, что из Москвы прилетели Микоян и Козлов, и стали требовать, я бы сказал, просить Микояна выступить, разъяснить действия властей и покарать местных самодуров-начальников. Вскоре тема Микояна стала навязчивой, к ней возвращался каждый второй выступавший, толпа скандировала: «Микояна, Микояна…». Но Микоян на балконе так и не появился.

Настроение толпы постепенно накалялось, кто-то призвал идти к милиции освобождать демонстрантов, задержанных накануне. У помещения милиции и КГБ (оба ведомства размещались в одном здании в соседних комнатах) собралось человек триста. Несколько человек попытались перебраться через кирпичный забор во внутренний двор. В ответ раздались выстрелы солдат 505-го полка внутренних войск. Стреляли вверх, над головами, по забору, но не по людям. Демонстранты прекратили попытки проникнуть во двор, спрыгнули с забора назад на улицу. Однако выстрелы не испугали атакующих. Они выломали выходившие на улицу двери, проникли внутрь отделения милиции, но арестованных там не нашли. Их ночью увезли из города. В углу дежурной комнаты обнаружили кучку солдат. Стали их бить. У рядового Репкина отняли автомат. Кроме автомата, иного оружия, ни до, ни после, в руках у демонстрантов не было. Другой рядовой, Азизов закричал: «Наших бьют!» — и стал стрелять в воздух. К нему присоединились его товарищи, толпа рванулась к ближайшей двери. Она вела во двор, где сгрудились солдаты, перепуганные предыдущим нападением. Они открыли огонь. Подоспевший на выстрелы командир полка Петр Малютин с трудом прекратил стрельбу. Результат — пятеро убитых, еще двое умерли от ран позже. Раненых не считали.

Пока толпа штурмовала отделение милиции в Новочеркасске, Микоян и Козлов переместились из Ростова в военный городок танковой дивизии. Там уже находились и Кириленко с Шелепиным.

Тем временем митингующие у горкома, убедившись, что Микоян к ним не идет, решили послать к нему делегацию. Вызвались девять добровольцев, среди них две или три девушки, остальные мужчины, один изрядно пьяный. Так запомнилось свидетелю, которого отыскали уже в конце 1980-х.

Инициативу переговоров с ходоками взял на себя Козлов. Микоян сидел тут же, но не проронил ни слова. Разговора не получилось. «Представители» по сути никого не представляли и власти над толпой никакой не имели. Они требовали, чтобы «не прижимали рабочий класс», один из них повторял: «Мы — рабочий класс, нас много», ударяя при этом кулаком о кулак и матерясь через слово. Другой пожаловался, что «у нас хорошо живется лишь Гагарину Юрке да буфетчице Нюрке». В общем, говорили каждый свое и выговорились от души.

Когда посланцы «выдохлись», Козлов попрощался с ними словами: «Идите к людям, успокойте их, призовите прекратить беспорядки».

Еще до окончания переговоров Козлов, поняв, что его собеседники никого не представляют, кроме самих себя, отослал Кириленко с Шелепиным в Новочеркасск с приказом начальнику гарнизона генералу Олешко: «Очистить здание горкома от ворвавшихся туда погромщиков. В случае необходимости произвести предупредительную стрельбу в воздух». К 12 часам к площади Ленина подошли танки и бронетранспортеры 18-й дивизии, курсанты Школы артиллерийских мастеров, другие воинские части. Они охватили митингующих на площади полукольцом. Здание горкома очистили без труда. Там и было-то всего человек тридцать-сорок, которые и не думали сопротивляться. Генерал Олешко вышел на балкон и через мегафон потребовал разойтись, иначе войска применят оружие. «Пугают, стрелять не будут», — раздалось в ответ из толпы.

— Военнослужащие, выйти из толпы, отойти к стене, — приказал Олешко и чуть позже: — Залпом, вверх, огонь!

Застрекотали автоматы, но толпа не двинулась с места.[71]

— Не бойтесь, стреляют холостыми! — раздался чей-то голос.

По толпе пробежал смешок. И тут солдаты произвели второй залп. Как утверждают военные следователи, без команды. Охнув, толпа качнулась и стала рассыпаться. Давя друг друга, люди заметались по площади, бросились на соседние улицы. И тут солдаты прекратили огонь. Площадь бугрилась телами лежащих людей. Убитых оказалось немного, стреляли не прицельно.

Кто стрелял по толпе, осталось невыясненным. Одни свидетели утверждают, что стреляли солдаты, которые «постепенно опускали автоматы вниз». Сами военнослужащие клянутся, что стреляли только в воздух. Другие «очевидцы» свидетельствуют, что стреляли с крыш какие-то штатские, в том числе и из пулеметов. В подтверждение своих слов приводят факты ранения на улицах, удаленных от площади Ленина. Стреляя с земли, туда попасть невозможно, а с крыши легче легкого. Однако виновных прокуроры не нашли. Кто отдавал приказ на открытие огня на поражение, и отдавал ли вообще, тоже осталось неизвестным. Документов того времени, связанных с кровопролитием на площади Ленина, следствие не обнаружило. Установили, однако, что Хрущев разрешения стрелять не давал. Вот что написано в документе: «Материалы следствия позволяют сделать вывод о том, что принятое на месте членами Президиума ЦК КПСС решение применить оружие с Хрущевым предварительно не согласовывалось. Вначале, как уже отмечалось, тот был противником крайних мер. Потом, по мере обострения обстановки, стал требовать наведения порядка любыми средствами, вплоть до применения оружия. Последнее, впрочем, с оговоркой: в случае захвата госучреждений». Мне, конечно, утешительно, что отец в кровопролитии непосредственно не замешан, но это слабое утешение. Пролилась кровь, и человек, стоящий во главе страны, ответственен за все независимо от того, какую позицию он занимал. Сам отец никогда не снимал с себя ответственности.

Так что же на самом деле произошло 2 августа 1962 года на площади Ленина в Новочеркасске? Раз нет документов, то и предполагать можно все, что угодно. Я позволю высказать мое собственное, основанное на логике и психологии, объяснение происшедшего. Я не допускаю, что офицеры могли отдать приказ об открытии огня на поражение без четкого, я считаю, письменного, так принято во всех армиях мира, предписания свыше. Люди они дисциплинированные, понимающие, что за пролитую в мирное время кровь придется отвечать. Следствие же установило: приказа применить оружие не отдавали: ни Москва, ни Микоян с Козловым, ни генерал Плиев. Версия о таинственных «в штатском», стрелявших с крыш прилегающих к площади зданий, еще менее убедительна. Сотрудники КГБ — тоже офицеры, и они тоже без приказа стрелять не начнут. А приказ Семичастному могли дать Хрущев или его заместители, Козлов с Микояном. И копия такого приказа сохранилась бы. Никто из них, кроме Семичастного, до допроса в кабинете военного следователя не дожил. Имей хоть малейшее основание свалить все на покойников, особенно на отца, Семичастный бы это сделал. Он же промолчал, понимая, что подобные обвинения следователь потребует обосновать документально. Стрельба с крыш не укладывается ни в какую логику, кроме стремления военных переложить вину с себя на другое ведомство.

Итак, все факты и свидетели говорят одно: приказа стрелять не было. И агенты КГБ, наверное, на крышах не отсиживались. Нечего им там было делать. Скорее всего, они сновали в толпе, фотографировали, фиксировали имена участников беспорядков.

Дело, по-видимому, обстояло так: разгоряченная, уверенная, что патроны у солдат холостые, толпа все более агрессивно напирала на цепочку солдат. В них летели камни и палки. Возможно, самые «смелые» хватались за стволы автоматов, тянули на себя. Вот тут у кого-то нервы не выдержали и этот «кто-то» полоснул из автомата перед собой в никуда. Соседи по цепочке, взвинченные до крайности, услышав выстрелы, тоже нажали на спусковые крючки. Теперь уже начали стрелять все. К счастью, командиры, не растерялись, быстро навели порядок, иначе людей положили бы сотни, а то и тысячи, ведь стреляли в упор.

В 1962 году дело замяли, командование, как армейское, так и КГБ, на жестком расследовании, наверное, не настаивало. Дашь ход делу и в два счета сам окажешься виноватым. Верха тоже удовлетворились полученными разъяснениями. Вот и спустили все на тормозах.

Повторю, это всего лишь моя реконструкция событий.

Активная фаза новочеркасских волнений завершилась стрельбой на площади Ленина. Поняв, что власти не шутят, большинство митингующих разошлись по домам, однако часть молодежи продолжала до самого вечера толпиться у зданий горкома и милиции. Прошел слух, что Микоян все-таки выступит, толпа притихла, кое-кто полез на расставленные по площади танки. Им хотелось получше разглядеть «вождя». Никто не препятствовал. Танки стояли с задраенными люками, милиция взирала на происходившее с тротуаров из-под деревьев. На сей раз ожидания оправдались, на площади зазвучал голос Микояна. Почему выступал Микоян, а не Козлов? По старшинству говорить с народом следовало ему. Наверное, потому, что в народе Микояна знали лучше Козлова, и толпа требовала Микояна. К тому же противостояние Микояна с Козловым достигло апогея, вот Козлов и предоставил ему возможность объясниться с народом и тем самым принять основную долю ответственности на себя.

Как рассказывал следователю один из участников событий И. В. Белин, инженер отдела технического контроля завода: «забравшись на танк, он Микояна не увидел, выступление передавали по радио. Репродукторы установили неудачно, и они заглушали друг друга. К тому же толпа, “аккомпанируя” речи Микояна, ругала военных и требовала снижения цен. Ничего не поняв из сказанного Микояном, Белин начал просить военных дозвониться до штаба, пусть повторят трансляцию, а еще лучше, если Микоян сам приедет сюда и все внятно объяснит народу». Микоян не приехал, а Белина за его инициативу потом допрашивали в прокуратуре, благодаря чему до нас и дошло его свидетельство.

Я думаю, Белин не прав, он не разобрал, что говорил Микоян не из-за плохих репродукторов и шума толпы, а попросту потому, неподготовленному, нетренированному человеку вообще трудно понять речь Микояна из-за его невнятной дикции и сильного армянского акцента; да еще если Анастас Иванович волновался…

На следующий день, 3 июня, в 15 часов по радио выступил Козлов. Его речь стала «переломным моментом в настроении людей», — отметил генерал Ивашутин в рапорте Хрущеву. Козлов успокоил горожан, власти не планируют массовых репрессий, беспорядки затеяли «хулиганы», с ними и будут разбираться, остальные могут спать спокойно. Не обошел он и главного, повышения цен, твердо заявил, что правительство своего решения не изменит. Собственно, этим выступлением Козлов подвел черту под беспорядками в Новочеркасске.

Всего по данным следствия во время Новочеркасских событий 1–2 июня 1962 года погибло двадцать пять человек. Свыше пятидесяти получили огнестрельные ранения. Более двадцати — ушибы и травмы. Девять из восьмидесяти шести пострадавших в столкновениях военнослужащих госпитализировали.

После новочеркасской трагедии работа над ценами единого уровня застопорилась. На приведение их в соответствие с реалиями экономики отец больше не «покушался». В магазинах за продукты продолжали платить столько, сколько было привычно для покупателя, а не столько, сколько они стоили на самом деле.

 

Кредит доверия
Могли ли власти обойтись в Новочеркасске без кровопролития?

Если бы не упустили момент в первый день, безусловно, да. Ведь удалось же в других районах относительно мирно разрядить обстановку. Если бы не дурак директор, не дурак и трус секретарь обкома, если бы в первый день они нашли нужные слова, толпа не разъярилась бы, не начала все крушить на своем пути, рабочие помитинговали бы и разошлись. Тем более, если бы им пообещали пересмотреть в их пользу столь по-глупому и не ко времени увеличенные нормы выработки. Если бы… Если бы. Ах, эти если бы… Все мы крепки задним умом.

На следующий день, когда неорганизованная толпа уверовала и отчасти убедилась в безнаказанности своих действий, в том, что власть оружия не применит, остановить ее уже могла только сила. Только она могла охладить горячие головы. С толпой, где нет главарей-организаторов, вести переговоры бессмысленно, просто не с кем, да никто бы из «своих» на стихию бы воздействовать и не мог, противостоять стихии практически невозможно.

Случаи, подобные новочеркасскому, в истории нередки. К примеру, в 1992 году в США в Лос-Анджелесе в ответ, на показанное по телевидению грубое обращение полиции с чернокожим водителем, толпа заполонила на улицы, почему-то обрушила свой гнев против ни в чем не замешанных лавочников-корейцев, разгромила и сожгла целые кварталы. Порядок навели только вовремя вошедшие в город и применившие силу национальные гвардейцы. Здесь ключевое слово — «вовремя». Запоздай они на пару дней, прояви нерешительность, и за порядок пришлось бы заплатить десятками, а то и сотнями жизней.

Так случилось в 1989 году в Китае на площади Тяньаньмынь. Пока власти несколько дней колебались, решали, что делать с захватившими площадь студентами, молодежью, требовавшими безграничной свободы во всем и немедленно, они потеряли контроль над ситуацией, а толпа лишилась страха и разума. Масла в огонь подлил и не ко времени появившийся в Пекине «непротивленец злу насилием» Горбачев. Митинговавшие считали, что в его присутствии власти силу не применят.

Правительство Китая оказалось перед драматическим выбором: или, бездействуя, поставить под удар будущее страны, ее единство, реформы, всё, или… Китайцы предпочли действовать в интересах большинства. Но время ушло, никакие увещевания на толпу, уверовавшую, что они «не посмеют», не действовали. На площадь пришли танки, пролилась кровь, погибли сотни людей. Весь мир содрогнулся и зашелся в протесте. К общему хору присоединил свой голос и тогдашний советский лидер Михаил Горбачев.

Что же получилось на деле?

Китайцы, проявив государственное мышление и твердость, удержали страну, уберегли народ от подступавшего хаоса. Уберегли, по китайским меркам — малой кровью, сотни погибших охладили горячие головы, и тем самым сохранили жизнь тысячам, если не больше. Горбачев за «непротивление злу насилием» расплатился доверенной ему страной, спасовав перед сотнями протестующих, принес в жертву многие десятки тысяч погибших во всевозможных конфликтах, разгоревшихся из-за его неспособности действовать решительно, вовремя применить силу.

Конечно, у каждого свое понятие о гуманизме…

— Другого выхода у нас не было, — на заседании Президиума ЦК подвел итог событиям в Новочеркасске отец.

Другого выхода действительно не было, но пролитой крови отцу не простили. Конечно, каждый народ в каждый исторический период сам выбирает свою судьбу и сам ответственен за свою судьбу. Здоровая нация, здоровый человек предпочтет «кровопускание» гибели, больная же выберет ничегонеделание, пусть даже ведущее к гибели.

Новочеркасская трагедия крайне негативно сказалась на реформаторском будущем отца, продемонстрировала, что люди, народ потеряли веру и больше ни на какие жертвы даже ради самого светлого будущего не пойдут. Но дело не только в Новочеркасске.

Отказав в 1955 году адмиралам в сотне миллиардов рублей на строительство престижного и одновременно абсолютно бесполезного для страны (геополитически и стратегически) океанского надводного флота, а затем летчикам, уже не в одной сотне миллиардов рублей на столь же бесполезную и еще более обременительную для бюджета армаду стратегических бомбардировщиков, сократив вооруженные силы сначала на 600 000 человек, потом на 1 200 000, потом еще раз на 1 200 000, снизив донельзя военные расходы (только в мае 1962 года оборонный бюджет сверхплана «усох» на 2,4 миллиарда рублей) и предупредив, что это не предел, Хрущев лишил себя благорасположения еще недавно дружески настроенных к нему военных от маршалов до майоров.

Запретив горожанам содержать откармливаемую на магазинном хлебе скотину, а теперь еще и подняв цены на мясо и масло, отец потерял и их симпатии. Крестьяне не жаловали отца за постоянно висевшую над ними угрозу сокращения приусадебных участков и «добровольного» обобществления их коров-кормилиц.

Без всеобщей поддержки производить серьезные изменения в стране не по силам никому. А отец эту поддержку ощущал все меньше. Благоприятный для реформирования период неотвратимо заканчивался.

Щекочихин в «Литературной газете» помогает «опальному» генералу Шапошникову свести счеты с бывшим своим начальником покойным генералом Плиевым и армией вообще. Попов в «Огоньке», извращая суть новочеркасских событий в июне 1962 года, «громит» всю систему. Кстати, о них, новочеркасских событиях, — одной из болевых и наиболее муссируемых «демократической» прессой тем — и пойдет наш документальный рассказ.

Подполковник юстиции А. В. ТРЕТЕЦКИЙ
НОВОЧЕРКАССК: ИЮНЬ 1962 ГОДА

В НАСТОЯЩЕЕ время Главная военная прокуратура, исходя из поручения I Съезда народных депутатов СССР, проводит прокурорскую проверку обстоятельств использования войск Северо-Кавказского военного округа и внутренних войск МВД РСФСР (с 1 по 8 июня 1962 г.) и применения ими оружия в г. Новочеркасске Ростовской области (2 июня 1962 г.) при защите здания горкома партии и горисполкома, горотделов милиции, КГБ и госбанка от бесчинствующих лиц из числа демонстрантов.

Материалами проверки установлено следующее. В связи с выполнением постановления Совета Министров СССР от 17 мая 1962 года № 456 «О повышении закупочных (сдаточных) цен на крупный рогатый скот, свиней, овец, птиц, масло животное и сливки и розничных цен на мясо, мясные продукты и масло животное» по Центральному радио было объявлено о повышении с 1 июня 1962 года розничных цен на мясомолочные продукты. Причем последние поступали в то время в магазины Новочеркасска в значительно ограниченном количестве. Одновременно администрацией Новочеркасского электровозостроительного завода имени Буденного (НЭВЗ) под руководством директора Курочкина вводилось снижение расценок на выпускаемую огромным предприятием промышленную продукцию. Все это послужило поводом к забастовке рабочих завода, вылившейся в многолюдный митинг, а впоследствии и в многотысячную демонстрацию.

Стихийный митинг возник утром 1 июня 1962 года во время пересменки рабочих сталеплавильных цехов. Прибывшего в тот же день на НЭВЗ первого секретаря Ростовского обкома КПСС Басова, вышедшего на балкон заводоуправления с целью успокоения митингующих, забросали бутылками, камнями, палками и другими предметами. Отдельные лица пытались выключить радиотрансляцию. Толпа выказывала непримиримость, а организаторы и подстрекатели происходивших беспорядков требовали увеличения продажи продуктов питания, повышения заработной платы, снижения норм выработки и т. д. Увлекая за собой многочисленную разъяренную массу людей, эти лица блокировали здание заводоуправления, громили оборудование завода, нападали на партийных и комсомольских активистов. Все попытки работников милиции, дружинников и рабочих, не принимавших участия в митинге, восстановить порядок на заводе и освободить вход в заводоуправление успеха не имели.

В то же время некоторая часть организаторов и участников беспорядков вышла в район главной железнодорожной артерии юга страны (станция Локомотивстрой, вблизи территории НЭВЗ), где произвела завалы путей, остановила движение всех поездов. Настроенные наиболее злобно хулиганствующие элементы громили вагоны.

В связи со сложившейся в районе электровозостроительного завода и поселка Буденновский тревожной обстановкой и возможными непредсказуемыми последствиями, а также для прекращения чинимых беспорядков, «разблокировки» и освобождения самого Басова и других партийных и административных работников по указанию (предположительно) Басова, являвшегося одновременно и членом военного совета Северо-Кавказского военного округа (СКВО), из города Новочеркасска (расположен от поселка Буденновский в 10 — 12 км) прибыл генерал-майор Олешко с личным составом в количестве примерно 500 человек.

Одновременно для оказания помощи местным органам власти в ликвидации начавшихся массовых беспорядков на основании распоряжения министра внутренних дел РСФСР было поднято по тревоге подразделение внутренних войск, дислоцировавшееся в то время в Ростове-на-Дону. Военнослужащие численностью 150 человек во главе с офицером Пожидаевым в 16 часов прибыли в район НЭВЗ, подошли к толпе и потребовали разойтись.

Первоначально военнослужащим и работникам милиции, прибывшим в поселок Буденновский, митингующие какого-либо сопротивления не оказывали. Но в дальнейшем, подогреваемые призывами организаторов и явных провокаторов, стали расчленять подразделения на мелкие группы. Военнослужащие таким образом были растворены в массе скопившихся людей. Отдельные офицеры и солдаты получали от хулиганов толчки, удары. Несколько человек впоследствии были госпитализированы. При этом погромщики опрокидывали служебные машины, приводили их в негодность. В то же время толпа продолжала препятствовать нормальному функционированию железной дороги и фактически заблокировала ее. Отдельными бесчинствующими лицами была захвачена газораспределительная станция, вывод из строя которой ставил под угрозу функционирование не только промышленных предприятий, сосредоточенных в поселке Буденновский, но и обеспечение газом всего города. Подразделениям одного из полков внутренних войск удалось выдворить погромщиков из газораспределительной станции и взять ее под охрану. Работниками милиции за совершенные бесчинства были задержаны и доставлены в Новочеркасское городское отделение милиции более 30 лиц, непосредственно участвовавших в бесчинствах и погромах. Предвидя, что подрывные действия могут перекинуться в город, воинам этого полка было дано указание взять под охрану и подготовить к обороне горком партии и горисполком, горотделы милиции и КГБ, госбанк, тюрьму, почту, телеграф и радиостанцию. Одновременно по приказу командующего войсками СКВО генерала армии Плиева в ночь на 2 июня 1962 года к электровозостроительному заводу были направлены несколько танков и личный состав на бронетранспортерах. Такое распоряжение командующий округом получил от членов Президиума ЦК КПСС Кириленко и Шелепина, прибывших в Новочеркасск 1 июня 1962 года. Это указание было одобрено Председателем Президиума Верховного Совета СССР Микояном и секретарем ЦК КПСС Козловым, прибывшими в город днем позже, а также по телефону министром обороны СССР Малиновским.

Дальнейшие события развивались следующим образом. Утром 2 июня 1962 года в Буденновском собралось несколько тысяч демонстрантов, в том числе женщины и дети, которые колонной направились в Новочеркасск. Целью этого шествия было добиться отмены условий, снижающих жизненный уровень рабочих, и освободить содержащихся в городском отделении милиции задержанных 1 июня в районе НЭВЗ нпи-более «активных» участников митинга.

Зная о готовящемся походе, находившиеся в 1-м военном городке Новочеркасска Кириленко, Шелепин, Плиев, Басов, а также Иващенко (начальник политуправления — член военного совета СКВО), Стрельченко (начальник УВД Ростовского облисполкома), Тупченко (начальник УКГБ по Ростовской области), Замула (председатель Новочеркасского горисполкома) и другие должностные лица приняли решение заблокировать танками и бронетранспортерами единственный путь в город — мост через реку Тузлов.

Руководствуясь этим решением, командующий округом генерал армии Плиев приказал командиру подразделения Михееву выставить на мосту 9 — 10 танков и несколько БТР. При этом военнослужащие были со штатным оружием, но без боеприпасов и никакой команды на применение оружия против демонстрантов не получали.

Прибывшая примерно в 10 часов 2 июня к мосту многотысячная колонна демонстрантов проигнорировала требование командования прекратить шествие. Часть демонстрантов беспрепятственно перелезла через установленную на мосту бронетехнику, а часть по мелководью преодолела реку Тузлов вброд. Сомкнувшись на противоположном берегу, колонна продолжила движение.

Упредив демонстрантов, в здание горкома партии и горисполкома прибыли Кириленко, Козлов, Микоян, Ильичев, Полянский, Шелепин, ответственные представители центральных органов КГБ генералы Ивашутин и Захаров, заведующий отделом ЦК КПСС Степанов, заместитель заведующего отделом ЦК Снастин. Когда демонстранты находились у площади Революции (примерно в 4 — 5 км от здания горкома партии и горисполкома), Козлов доложил в Москву Первому секретарю ЦК КПСС Хрущеву об обстановке и попросил разрешения отдать через министра обороны СССР и командующего войсками СКВО распоряжение на пресечение с помощью военнослужащих возможных эксцессов.

Как видно из докладной записки и. о. начальника внутренних войск МВД РСФСР генерал-майора Чугунова и начальника политотдела внутренних войск полковника Болдина, адресованной министру внутренних дел РСФСР Тикунову, к рассвету 2 июня 1962 года из Ростова-на-Дону были подвезены и выданы всему личному составу внутренних войск оружие и боеприпасы. В связи со скоплением на центральных улицах города Новочеркасска многотысячной толпы людей и провокационными действиями накалявших обстановку отдельных хулиганствующих групп в 10 часов 2 июня все подразделения названных войск были приведены в боевую готовность.

Для руководства частями и подразделениями войск МВД, привлекаемыми к защите зданий государственных и партийных органов, а также обеспечению безопасности жителей, была создана оперативная группа из офицеров Управления войск, штаба и политотдела дивизии внутренних войск. Она размещалась вместе со штабом руководства и первоначально получала непосредственные распоряжения от членов Президиума, секретарей ЦК КПСС и руководства КГБ, но с прибытием в Новочеркасск заместителя министра МВД Ромашова действовала по его указанию.

Вследствие того, что все силы имеющихся подразделений внутренних войск были задействованы, а обстановка все осложнялась, было принято решение сосредоточить в Новочеркасске дополнительные силы внутренних войск МВД РСФСР, дислоцировавшиеся в Каменске-Шахтинском, Грозном и Ростове-на-Дону.

Между тем многотысячная наэлектризованная толпа приблизилась к зданию горкома и горисполкома на расстояние 100 — 60 метров. Находившиеся здесь председатель горисполкома Замула, заведующий отделом ЦК КПСС Степанов и некоторые сотрудники КГБ предприняли попытку успокоить народ и призвать его к порядку. Но их, вышедших на балкон с мегафоном, забросали палками, камнями. Наиболее агрессивно настроенная группа лиц, прорвав неплотную цепь военнослужащих, охранявших вход, ворвалась внутрь здания и учинила там погром: разбила стекла окон и двери, разломала мебель, повредила телефонную проводку, сбросила на пол люстры и портреты. Оставшиеся в помещении представители партийных, советских и правоохранительных органов были вынуждены поспешно покинуть его. При этом один из работников КГБ сильно повредил ногу, что впоследствии обернулось ампутацией стопы.

Захватив здание, экстремистские «лидеры» стали оглашать с балкона всевозможные «воззвания» и призывы: «...надо послать делегацию к Ворошилову», «...жить не на что», «наконец-то дождались». Прибывшее в это место на БТР подразделение во главе с его командиром офицером Деминым в пешем порядке численностью 45— 50 человек попыталось, вклинившись в толпу, оттеснить ее. Однако растворилось в ней и ввиду своей малочисленности прекратить митинг не смогло. Получив затем команду покинуть место событий, Демин вывел своих людей к оставленной за зданием военной технике. В соприкосновение с демонстрантами он и его подчиненные больше не вступали. Их место у входа в здание горкома партии и горисполкома заняло другое подразделение (с ним прибыл генерал Олешко). В отличие от одетых в полевую форму военнослужащих СА личный состав этого подразделения (около 50 человек) имел погоны малинового цвета и относился к внутренним войскам. Оттеснив от здания митингующих, новое оцепление выстроилось в две шеренги лицом к толпе демонстрантов. А генерал-майор Олешко сумел пройти в здание и пробраться на балкон. Он призвал собравшихся прекратить демонстрацию и погромы и разойтись. Его речь потонула в гуле, выкриках, угрозах расправой. Выставленными вдоль фасада здания военнослужащими из автоматов был произведен предупредительный залп вверх. Толпа шумевших и напиравших на солдат людей отхлынула назад от здания. Однако тут же из толпы раздались возгласы: «Не бойтесь! Стреляют холостыми!» Демонстранты вновь ринулись вперед, намереваясь *то ли обезоружить, то ли смять оцепление. Последовали повторный залп вверх и сразу же после него единичные автоматные очереди по толпе наседавших. 10—15 человек из числа демонстрантов упало. Впоследствии выяснилось, что кто-то из особо буйствующих лиц из толпы попытался вырвать оружие из рук солдат, которые, отбиваясь, произвели выстрелы. И только после этого демонстранты стали разбегаться, возникла давка. Прибывшие санитарные машины увезли убитых и раненых.

В материалах настоящей проверки имеются данные о том, что выступавший с балкона здания горкома партии и горисполкома генерал-майор Олешко никаких команд на применение оружия военнослужащими против демонстрантов не давал, а, наоборот, будучи возмущенным этими действиями стрелявших (или стрелявшего), пытался криками остановить их. Также из материалов проверки видно, что одновременно были слышны выстрелы из автоматов и пистолетов у горотделов милиции и КГБ, расположенных примерно в 500—700 метрах от здания горкома партии и горисполкома. Имеются данные и о том, что во время движения колонны демонстрантов в сторону горкома партии и горисполкома из одного или двух танков, стоявших в районе площади Революции, были произведены одиночные холостые выстрелы с целью напугать шествовавших граждан. Других случаев применения военной техники в ходе имевших место событий 1 — 3 июня 1962 года в Новочеркасске не было. В городе в тот день были еще «горячие» точки. Так, на улице Московской (у горотделов милиции и КГБ) скопились, пожалуй, наиболее агрессивные «демонстранты». Они вынудили охранявших этот объект военнослужащих подразделения внутренних войск отступить в здание, а затем преследовали их через выбитые окна и разбитые двери. Делалось это с целью освобождения содержащихся там ранее задержанных дебоширов. Одновременно из толпы раздавались призывы захватить оружие.

На предупредительную стрельбу военнослужащих и работников милиции вверх погромщики не реагировали и продолжали бесчинствовать. Под их натиском оборонявшиеся поднялись на второй этаж. Используя узкие лестницы и крепкие стены, делали все, чтобы не допустить нападавших к оружию, документам и не позволить им освободить задержанных зачинщиков массовых беспорядков. И все же отдельным из нападавших удавалось проникать в служебные кабинеты. Они набрасывались на солдат и офицеров, пытаясь овладеть их оружием. Одному из погромщиков удалось вырвать из рук рядового Репкина автомат. Он попытался открыть огонь, но поскольку заряженный автомат находился на предохранителе, а завладевший им не умел пользоваться оружием, то у него произошла заминка. В тот же момент рядовой Азизов, заметивший, что оружием завладел экстремист, открыл по нему огонь и сразил его. При этом было убито еще четверо и ранено несколько нападавших. Это позволило справиться с остальными погромщиками, проникшими в здание. Около 30 из них были задержаны и водворены в камеры предварительного заключения. Кроме того, в результате решительных действий солдат и офицеров внутренних войск от нападавших удалось очистить захваченное ими находившееся неподалеку здание госбанка.

В ходе обороны и защиты вышеназванных учреждений (горотдела милиции, КГБ и госбанка) в течение 2 июня 1962 года среди личного состава внутренних войск получили ранения и травмы 35 военнослужащих, трое из которых (подполковник Пелевин, младший сержант Новиков и ефрейтор Абдурахимов) были госпитализированы.

Как видно из шифротелеграммы командующего войсками СКВО Плиева и начальника политуправления — члена военного совета округа Иващенко, отправленной 5 июня 1962 года в Москву (министру обороны СССР, начальнику Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, главнокомандующему Сухопутными войсками, при восстановлении порядка в городе и окрестностях было ранено 6 офицеров и 9 солдат и сержантов, около 40 военнослужащих получили побои и ушибы различной тяжести. Имелись повреждения танков, БТР, автомобилей и средств связи. Среди участников беспорядков было убито 22 и ранено 39 человек.

В докладной записке министру внутренних дел МВД РСФСР также отмечается, что 5 июня 1962 года состоялась встреча личного состава Новочеркасского гарнизона и подразделений внутренних войск с членом Президиума ЦК, секретарем ЦК КПСС Козловым. От имени ЦК КПСС, Советского правительства и лично Хрущева он дал высокую оценку действиям личного состава, принимавшего участие в ликвидации беспорядков в Новочеркасске, передал им благодарность за проявленные выдержку, стойкость и мужество.

Чтобы более полно и правдиво осветить описываемые события, сошлемся на показания участвовавших в них лиц.

Бывший начальник политуправления — член военного совета СКВО генерал-лейтенант в отставке Д. А. Иващенко дал следующие объяснения. На момент забастовки рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода имени Буденного 1 июня 1962 года командование округа во главе с командующим войсками СКВО генералом армии И. А. Плиевым находилось на учебных сборах командиров соединений в районе Краснодара и никаких мероприятий по пресечению волнений не организовывало и не предпринимало, войска округа согласно плану занимались учебно-боевой подготовкой. В тот же день он, Иващенко, вместе с Плиевым был вызван в Ростов-на-Дону, где встретил прибывшего из Москвы члена Президиума ЦК КПСС Кириленко, который сразу же «набросился» на них обоих с претензиями: почему они бездействуют и не вводят войска округа в Новочеркасск для пресечения демонстрации? После телефонного разговора Кириленко с Первым секретарем ЦК КПСС Хрущевым командующий войсками округа Плиев распорядился ввести в Новочеркасск подразделения частей округа.

В тот же день 1 июня он, Иващенко, вместе с Плиевым и Кириленко прибыли в Новочеркасск и расположились в 1-м военном городке, где разместился временный командный пункт и куда затем приехали прибывшие из Москвы Микоян и Козлов, а также другие ответственные работники. При этом никто из партийного и советского руководства, а также командования округа и внутренних войск указаний на применение оружия против демонстрантов не давал.

Кроме этого, Иващенко пояснил, что какой-либо роли первого заместителя командующего войсками СКВО генерал-лейтенанта Шапошникова в имевших место событиях не просматривалось, никаких требований о недопущении участия войск в пресечении демонстрации он не выдвигал, ничей приказ о применении оружия не отменял, поскольку тот никем не отдавался. Более того, подобный вопрос вообще ни в одной инстанции не ставился и не обсуждался.

Бывший секретарь Ростовского обкома КПСС М. К. Фоменко пояснил, что еще 31 мая 1962 года из местных партийных и советских органов в обком партии начали поступать тревожные сведения, что рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода имени Буденного прекратили работу, что они собираются многочисленными группами и митингуют, а руководство этого предприятия своими безответственными заявлениями еще более озлобляет рабочих, создает неуправляемую обстановку на НЭВЗ.

Об этих сигналах первый секретарь Ростовского обкома партии Басов доложил в Президиум ЦК КПСС. Сам же убыл в Новочеркасск, чтобы на месте разобраться в происходящем и стабилизировать обстановку на заводе. Ему же, Фоменко, было поручено оставаться в обкоме партии и поддерживать телефонную связь с руководством ЦК КПСС.

Далее Фоменко пояснил, что возвратившийся из учебного центра и прибывший 1 июня 1962 года в Ростов-на-Дону командующий войсками СКВО генерал армии Плиев, узнав о происходящих событиях в Новочеркасске, высказался о нецелесообразности введения войск в этот город. При этом заявил, что войска округа предназначены не для «усмирения» народа и какие-либо действия военнослужащих будут предприняты только после поступившей ему команды от министра обороны СССР.

В течение 1 — 2 июня 1962 года он, Фоменко, встречал прибывавших в Ростов-на-Дону членов Президиума ЦК КПСС Кириленко, Микояна, Козлова и других партийных и советских руководящих лиц, представителей правоохранительных органов, которые сразу же направлялись в Новочеркасск. 1 июня оттуда позвонил Басов и сообщил о создавшейся сложной и неуправляемой обстановке как на электровозостроительном заводе, так и вокруг него, где собрались многотысячные толпы людей, а на пролегающей рядом железной дороге союзного значения остановлены и заблокированы все поезда. Басов, по словам Фоменко, также проинформировал, что все предпринятые им попытки выступить перед рабочими завода были встречены агрессивно: его забросали камнями и бутылками, а затем заблокировали в заводоуправлении НЭВЗ.

Фоменко также считает, что именно Басов, который являлся одновременно и членом военного совета Северо-Кавказского военного округа, предложил находившемуся в то время в гарнизоне генерал-майору Олешко принять необходимые меры к освобождению его и администрации электровозостроительного завода от разбушевавшихся митинговавших рабочих.

По поводу высказываний бывшего первого заместителя командующего войсками СКВО генерал-лейтенанта Шапошникова на страницах «Литературной газеты» о якобы даче указаний командующим войсками округа генералом армии Плиевым на применение оружия против демонстрантов Фоменко заявил, что это «личные безосновательные выдумки» Шапошникова. Таковым, по мнению Фоменко, является и освещение специальным корреспондентом «ЛГ» Щекочихиным событий в Новочеркасске. Подобные публикации, как и заявления Шапошникова, считает Фоменко, являются «провокационными, направленными на нагнетание обстановки вокруг событий двадцативосьмилетней давности». Основными же виновниками в гибели людей он называет хулиганствовавших лиц, среди которых находились и ранее судимые. Именно они спровоцировали столкновение демонстрантов с милицией и военнослужащими, вынудили последних эпизодически применять огнестрельное оружие, что в конечном счете повлекло за собой жертвы как среди хулиганов, так и других участников демонстрации.

Из объяснения бывшего председателя Новочеркасского горисполкома В. М. Замулы усматривается, что он, Замула, находясь 1 июня на территории электровозостроительного завода, явился непосредственным очевидцем происходивших там митингов, видел, как отдельные лица «подогревали» себя спиртным на территории завода, а затем, осмелев от выпивки и подстрекательств экстремистов, блокировали поезда на пролегающей рядом с НЭВЗ железной дороге союзного значения, устраивали другие бесчинства. К примеру, они опрокинули автомобиль, на котором к месту митинга прибыли работники милиции.

Ему, Замуле, известно, что наутро 2 июня несколько танков было выставлено на мосту через реку Тузлов только с одной целью — преградить путь двигавшейся в Новочеркасск многотысячной колонне демонстрантов. Каких-либо других намерений применения бронетехники против демонстрантов не предусматривалось. Правда, один из танков (это уже было в черте города) произвел холостой выстрел для того, чтобы как-то «отпугнуть» двигавшуюся к центру Новочеркасска взбудораженную толпу.

Замула также заявил, что он являлся непосредственным очевидцем и событий, происшедших у здания горкома партии и горисполкома. Оставшись в этом здании, они вместе с заведующим отделом ЦК КПСС Степановым вышли на балкон и предприняли попытку призвать подошедшую к горкому партии и горисполкому многочисленную толпу к прекращению демонстрации. В ответ на это раздались агрессивные выкрики «Долой», «Давай Хрущева», полетели палки. Возглавляемая мужчиной-«знаменосцем» (в его руках был флаг с древком) толпа ринулась к входу, у которого солдат с оружием преградил путь, предупредив, что входить запрещено. Мужчина-«знаменосец» схватил автомат за ствол и стал его тянуть к себе, пытаясь отобрать оружие. Военнослужащий нажал на спусковой крючок и автоматической очередью убил нападавшего.

Бывший начальник Управления КГБ по Ростовской области генерал-майор в отставке Ю. П. Тупченко пояснил, что никто из руководящих лиц страны команд на применение против демонстрантов оружия не давал. Военнослужащие применяли оружие против отдельных бесчинствовавших лиц в ответ на явное нападение и попытки завладеть оружием. Из числа работников КГБ случаев применения оружия против кого-либо из демонстрантов не было.

Из объяснения генерал-лейтенанта запаса В. А. Демина видно, что в связи с поступившими сведениями о движении колонны демонстрантов от поселка Буденновский в Новочеркасск рано утром 2 июня 1962 года он с личным составом в количестве 45 — 50 человек на БТР прибыл на мост через реку Тузлов. Здесь в качестве препятствия демонстрантам установили 10 танков и бронетранспортеры. Следовавшая из поселка в сторону города тысячная колонна людей, среди которых находились женщины и дети, «перевалила» через стоявшую на мосту военную технику и устремилась в город. Другая часть колонны пересекла мелководную реку вброд.

Из объяснения одного из офицеров внутренних войск МВД РСФСР (Ростов-на-Дону) полковника запаса В. И. Пелевина усматривается, что утром 1 июня 1962 года подчиненные офицера Малютина по указанию командования части и комиссара УВД Ростовского облисполкома полковника милиции Стрельченко прибыли из Ростова в Новочеркасск в район электровозостроительного завода. Когда колонна военнослужащих подошла к заводоуправлению, то там уже находилась многочисленная толпа рабочих (не менее тысячи человек), которые выкрикивали различные угрозы в адрес солдат, а их командира Малютина забросали камнями. На предложение военнослужащих успокоиться и прекратить беспорядки толпа не реагировала.

Далее Пелевин пояснил, что он лично был направлен на охрану горотделов милиции и КГБ с целью недопущения проникновения туда хулиганствующих элементов, захвата оружия и освобождения задержанных зачинщиков беспорядков. Только тогда солдатам были выданы автоматы с боеприпасами.

2 июня 1962 года многочисленная толпа, отделившись от общей массы демонстрантов, следовавших к горкому партии и горисполкому, начала штурмовать горотдел милиции с криками «Давай оружие». Солдаты и офицеры, забаррикадировав двери, пытались сдержать этот натиск, однако ввиду многочисленности нападавших последним удалось прорваться в помещение горотдела милиции. Но своей конечной цели они не достигли. В ходе обороны зданий горотдела милиции и КГБ военнослужащими внутренних войск было убито 5 погромщиков, другие нападавшие получили ранения. В свою очередь от действий экстремистов, применявших камни, палки, рамы от окон, пострадали многие солдаты, сержанты и офицеры. Получил тяжелое увечье и Пелевин. Будучи в безвыходном положении под угрозой убийства со стороны нападавших, он выпрыгнул из чердачного окна горотдела милиции и получил перелом обеих ног. После этого в течение 5 месяцев находился на стационарном лечении в госпитале.

Ему, Пелевину, известно, что одновременно с нападением на горотделы милиции и КГБ, бесчинствующие лица разгромили здание горкома партии и горисполкома и что огонь в сторону толпы был применен только двумя солдатами в ответ на провокационное нападение. В результате этих не только несанкционированных, но и непредвиденных выстрелов было убито и ранено примерно 15 человек.

Кроме того, Пелевин утверждает, что нигде (ни возле горотделов милиции и КГБ, ни горкома партии и горисполкома) не производилось массированного огня по нападавшим, что могло бы повлечь гибель сотен людей.

Факт нападения погромщиков на здание горотделов милиции и КГБ подтверждает и бывший сотрудник Новочеркасского горотдела милиции капитан милиции в отставке К. И. Глухов. 1 июня вместе со своим начальником полковником милиции Николаевым (ныне покойным) в связи с начавшимися волнениями рабочих электровозостроительного завода он прибыл туда, чтобы предотвратить шествие митингующих из поселка Буденновский, где находится НЭВЗ, в черту города. По прибытии к заводу они увидели многотысячную толпу шумевших людей, часть из которых, вооружившись камнями и палками, с угрозой набросилась на них, в результате чего пришлось покинуть поселок бегством.

Кроме этого, Глухов пояснил, что к вечеру 1 июня и в ночь на 2 июня в камеры предварительного заключения (КПЗ), которые находились в его ведении, стали поступать задержанные лица, наиболее злостно проявлявшие себя возле завода. Всего их доставлено было примерно 40 человек. Поскольку стали поступать сведения о предпринимаемом на 2 июня шествии огромных масс людей из поселка Буденновский в город с требованием освободить задержанных, были приняты меры к охране горотдела милиции с получением штатного оружия и боеприпасов. В помощь милиции были выделены подразделения внутренних войск.

2 июня 1962 года примерно в 12 — 13 часов в город вошла многотысячная колонна людей, запрудивших улицу Московскую, где находится Новочеркасский горотдел милиции. Основная масса шествовавших, среди которых были дети и женщины, продолжила движение к зданию горкома партии и горисполкома, а часть «демонстрантов» с шумом и криками стала ломиться в здание милиции: разбивала окна, двери, требовала освобождения из КПЗ задержанных. На неоднократные требования прекратить погром и уйти нападавшие не реагировали. Взломав входную дверь и выбив окна, они проникли на служебные этажи и во двор. Только тогда против нападавших было применено оружие. Убитых и раненых оказалось около 10 человек.

А вот какие объяснения представил Главному военному прокурору старший преподаватель Военной академии Генерального штаба генерал-майор П. П. Фалынсков:

«По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. На период мая — июня 1962 года я проходил службу в должности заместителя командира танкового полка по политической части в звании подполковника. Командиром этого полка тогда был полковник Михеев Михаил Павлович. Наш полк в тот период времени дислоцировался в Ростовской области.

1 июня 1962 года от командира полка полковника Михеева во второй половине дня поступила команда в группе военнослужащих (во главе с ним) прибыть в район Новочеркасского электровозостроительного завода имени Буденного, расположенного от нашего военного городка примерно в 10 километрах.

К заводу мы прибыли на радийной машине ГАЗ-69 (с радиостанцией) и БТР-152 примерно в 17 часов, заехали туда через тыльные ворота. На территории завода никто не работал, хотя и был рабочий день (рабочее время). Какого-либо митинга на заводе к этому времени не было. Рабочие ходили группами, отдельные из них были в состоянии алкогольного опьянения; в общем, были хаос и беспорядок, брожение рабочих. К нам сразу же подошли подвыпившие люди, которые опрокинули радийную машину, поломали антенны. Люди были возбуждены, недовольны и поэтому наше прибытие восприняли агрессивно.

Как мне стало известно, причина прекращения работы на этом заводе заключалась в том, что в конце мая 1962 года администрацией завода были снижены расценки на выпускаемую продукцию, что о 1 июня того же года централизованно повысились розничные цены на продукты первой необходимости (мясо и масло). Учитывать надо, что на данном заводе работали и лица, недавно освобожденные из мест лишения свободы, а определенная часть людей не имела прописки, постоянного места жительства. И вот с учетом таких ущемлений жизненного уровня рабочих последние 1 июня 1962 года прекратили работу, начали митинговать, а отдельные из них, употребив спиртное, начали и хулиганить. Уже впоследствии мне стало известно, что такими хулиганствующими лицами были остановлены поезда на железнодорожной магистрали Центр — Юг, следовавшие из Москвы в Ростов-на-Дону и далее и в обратном направлении...

Во время нахождения нас в районе завода я видел там первого заместителя командующего войсками СКВО генерал-лейтенанта Шапошникова и генерал-майора Олешко, осуществлявших руководство прибывшими войсками. Увидел я их примерно в 18—19 часов 1 июня 1962 года. При этом я, как не имевший в тот момент при себе личного состава, был послан Шапошниковым в город Новочеркасск для доклада находившемуся в 1-м военном городке генералу армии Плиеву. При этом лично Шапошников мне сказал, чтобы со склада в военном городке я взял дымовые шашки для применения их против собравшейся толпы на заводе. Это он мне давал такую команду в присутствии Олешко, возможно, об этом слышал и Михеев (утверждать не могу), но знаю, что там стояли и другие офицеры. Сразу же считаю нужным сообщить, что весь личный состав военнослужащих, находившихся 1 июня 1962 года у НЭВЗ (электровозостроительного завода), был без боеприпасов. Имелись только караульные боевые патроны, что положено по штату, но они находились в опечатанных металлических ящиках в бронетранспортерах. При этом находившийся в районе НЭВЗ генерал-лейтенант Шапошников никаких команд на то, чтобы разряжать автоматы, сдать боеприпасы (как об этом извращенно описывается в печати, а именно в газетах «Литературная газета», «Комсомольская правда»), не давал и не мог давать, поскольку никаких боевых припасов у личного состава не было. Одна команда с его стороны в мой адрес была та, о которой я уже пояснил. Мне был предоставлен автомобиль ГАЗ-69, на котором я благополучно прибыл в военный городок и доложил генералу армии Плиеву, что обстановка на НЭВЗ сложная, никто там не работает, люди собираются группами, бродят по заводу, отдельные из них в пьяном виде. Одновременно я Плиеву доложил, что воинские подразделения расположились вокруг завода, одна радийная машина (о которой я сообщил выше) повреждена. Когда я прибыл в военный городок, то встретил начальника политуправления — члена военного совета СКВО генерал-лейтенанта Иващенко, которому доложил об обстановке на заводе (НЭВЗ). Одновременно я ему доложил и указание Шапошникова на получение со склада двух ящиков с дымовыми гранатами, на что Иващенко возмущенно ответил: «Вы что там, на заводе, с Шапошниковым с ума посходили, против рабочих применять дымы?> Он запретил мне получать дымовые гранаты и посоветовал об этом Плиеву не говорить. На мой доклад генерал армии Плиев приказал во что бы то ни стало освободить заблокированного в заводоуправлении Басова, при этом сообщил, что у того повторяются приступы астмы, что чревато для его здоровья. Он также приказал, чтобы затем после освобождения Басова отправить в Ростов-на-Дону. С этим приказом я и возвратился к заводу, где передал указания Плиева лично Шапошникову. Вопрос к этому времени — моему прибытию к заводу — о применении дымовых гранат не поднимался. После моего доклада Шапошников подозвал (в моем присутствии) к себе командира подразделения роты спецназа и что-то тайком с ним обсуждал. Немного позднее мне стало известно, что личный состав спецназа, переодевшись в рабочую одежду, проник в заводоуправление и увел оттуда Басова без каких-либо эксцессов. В общем, можно сказать, что освобождение Басова — это заслуга генерал-лейтенанта Шапошникова. После моего доклада Шапошникову я больше от него никаких команд не получал и о дальнейшей его роли я не знаю...>

Дальше Фалынсков сообщает, что после прочтения в «Литературной газете:» за 21 июня 1989 года статьи Щекочихина о событиях в Новочеркасске он написал опровержение, экземпляр которого передал в Главную военную прокуратуру. В этом опровержении доказывается фальсификация фактов, допущенная Щекочихиным. По мнению Фалынскова, неточности и измышления в статье появились в результате измышлений Шапошникова. Последний, как утверждает Фалынсков, проявил себя во время службы в Северо-Кавказском военном округе как волевой и умный начальник, но его также знали как «до без предела самолюбивого командирам Это явилось одной из причин ненормальных служебных, деловых и просто «по-человечески порядочных взаимоотношений:», которые сложились (возможно, не только по вине Шапошникова, уточняет Фалынсков) между ним и командующим войсками округа генералом армии Плиевым.

Автору тоже хотелось бы сделать одно уточнение. 2 июня 1962 года подполковник Фалынсков, оттесненный в гущу людей, скопившихся у здания горкома партии и горисполкома, и сам мог стать жертвой случайных выстрелов, спровоцированных хулиганствовавшими элементами. Точно так же, как и многие другие, в том числе жены военнослужащих и их дети.

Все изложенные здесь факты уточняются и дополняются другими сведениями в ходе продолжающейся прокурорской проверки.

В опровержении генерала Фалынскова есть довольно убедительные строки, которые могут служить и заключением данной статьи. Приведу их: «Со все нарастающим интересом общественность страны хочет знать правду о новочеркасских событиях. Первые публикации в «Литературной газете:» и «Комсомольской правде:» говорят о том, что корреспонденты этих газет не без участия редакторов, подстраиваясь под лозунги перестройки, не утруждая себя нелегким трудом поиска истины и величайшей ответственностью за публикации, не только дезориентируют общественность, но и наносят серьезный вред, надеюсь без умысла, сегодняшним дням перестройки, способствуют дестабилизации обстановки в отдельных районах страны...:»

Подполковник юстиции А. В. ТРЕТЕЦКИЙ

Александр Третецкий.
Интервью 2010 года

– Когда ещё жил в Донбассе, слышал об этих событиях. Повышение цен на молоко и мясо "по массовому пожеланию трудящихся" привело к трагедии Новочеркасска, хотя ситуация там мало отличалась от других городов страны. 15 августа 1989 года я попал в Управление по надзору за следствием КГБ и реабилитации. Как раз шёл первый Съезд Народных Депутатов, на трибуну выходили Сахаров, Старовойтова, Ландсбергис, Афанасьев и другие. Вся страна неотрывно смотрела телевизор. Явно шло обновление страны. Во время разбора событий в Тбилиси, когда там применили войска против мирных демонстрантов, на трибуну вышел Собчак и сказал: а у нас ведь ещё были такие же события в Новочеркасске!

Это вошло в стенограмму, в протокол, и Съезд поручил Генеральной Прокуратуре разобраться.

Так, спустя 28 лет, пришло время этого дела. Генеральная Прокуратура начала разбираться кто должен это вести, кому поручить. Хотя, может, думали сначала так: поработаем, получится – не получится, а оно получилось. Из Генеральной Прокуратуры послали материалы в Главную Военную Прокуратуру, в Управление по реабилитации. Почему? Потому что были применены войска.

В 1990 году мне поручили заниматься этим делом. Стали поднимать архивы, разбираться. Вначале вынесли постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Потом решили всё же возбудить. Надо было эксгумировать тела, народ просил и требовал. Хотя много времени прошло. Всех эксгумировали и перезахоронили возле Новочеркасского электростроительного завода. Там, где произошла трагедия, начавшаяся 1 июня 1962 года.

Новочеркасск был казачий город, там были разные, судимые, репрессированные люди. Многие работали в кузнечном цехе. Утром по радио сообщили о повышении цен. Люди стали волноваться, возмущаться. Ночная смена не ушла с завода, а утренняя к работе не приступила. Началось брожение. Надо было это брожение урегулировать, не сумели это сделать ни высокие, ни низко поставленные руководители. Не мудро они поступили, глупо. В ста метрах от проходной завода главная железнодорожная артерия, по которой ехали люди, сезон отпусков, одни на юг, другие с юга. Все поезда битком. Всё встало и началось противостояние.

Командующий Северокавказским Военным округом находился под Краснодаром, проводил плановое учение. Там были его заместитель Шапошников и член Военного совета Геращенко. Вначале всё происходило даже не в самом Новочеркасске, а в заводском поселке Будёновском. Потом перекинулось в город. Горисполком, милиция – все были там. Народ ведь жил очень бедно. В документах всё это зафиксировано. Военным давали пайки, у некоторых были приусадебные участки, но у большинства не было ничего, а тут такое объявление. Нужно было быстро принимать мудрое решение, вместо этого директор завода Курочкин сказал людям: "Ничего, будете есть колбасу ливерную". Нельзя так было народу говорить. Момент истины, а он такое.

А до Ростова 36 километров. Приехал первый секретарь обкома партии Басов. Но он астматик, и от волнения даже выступить не мог. Чего, спрашивается, приехал? Он же член Военного совета Северокавказского Военного округа, секретарь обкома партии, и ничего не предпринял, только поднял трубку и сказал: "Войска мне сюда".

Это ж вдуматься надо, если сам не мог с народом поговорить, зачем он тогда вообще был нужен? Ведь народ и партия тогда едины были как-то, к чему войска? Всё первое число ничего страшного не происходило, машину милиции только перевернули. Примерно 17 человек задержали и на сутки в милицию отправили. Если бы мудро поступили, ничего бы не произошло.

2 июня народ, видя, что арестованных не освобождают, собрался вместе и пошёл в сторону горкома партии и горисполкома, (они были в одном здании), освобождать своих задержанных сограждан.

На второй день уже прибыло руководство страны: Козлов, Микоян, Кириленко. Однако к народу они тоже не пошли, расположились в военной части и толком не знали, что делать. Пригнали войска, чтобы поставить заслон из военнослужащих, но они оказались без патронов.

Но там были ещё и конвойные войска МВД. У них психология другая, и вот они-то были уже с полными боекомплектами.

Как таковой команды "расстрелять" ни Малиновский, ни Хрущёв не давали. Всё решалось на месте.

Но что такое с юридической точки зрения расстрел? Расстрел – это одной очередью по толпе, колонне – посеять такое, что не дай Бог. Когда пытались освободить людей из милиции, у одного конвойника выхватили автомат, второй чиркнул автоматом и 5 человек сразу полегло. Я подчёркиваю количество – 5. Вот эта глупость и привела к бунту. Появились палки. Объяснения позже брались у всех, кто был в толпе. Есть документ, постановление об отказе, там всё детально расписано. Начали стрелять конвойники. 17 человек было убито. Кто убегал, кто на дереве спасался. 17 и 5 застрелено на площади. Итого – 22 человека. Плюс во время комендантского часа застрелили ещё двоих людей.

Похоронили 23 человека, одного отдали родственникам, у него что-то с ногой было, и он умер от сепсиса. А остальных 23 никак не могли решить, где хоронить. Были предложения бросить в заливе, в Среднюю Азию отвезти. Но начальник ОВД предложил: давай их расхороним по области, и так и сделали. Мы все эти захоронения нашли. Это то количество людей, которые были убиты. Ещё некоторые были расстреляны по суду, но потом реабилитированы. Так что убито было 24 человека, все известны пофамильно, кто и где захоронен.

А в народе считали, что 200-300 человек погибло. Нет. Вот эта скрытость, глупость и немудрость и привела к слухам и домыслам. Это величайшее недоумие, глупость руководящих лиц. Член ЦК, Военного совета округа, а не понимает, что такое войска дать. Могло бы этого не произойти? Думаю, могло. "А как бы я действовал?" Не знаю, но если бы я был в той ситуации, старался бы найти адекватный выход.